Борис Шелепов - Их было трое

Богатое убранство, уютная обстановка в доме, прекрасный тенистый парк с прозрачным прудом — все располагало к покою и наслаждению. По праздникам в парке играл оркестр, выступали лучшие танцовщицы Ирана.

В густых аллеях, на спортивных площадках, в лодках, скользящих по водоему, и в блестящих залах особняка можно было увидеть путешественников со всех частей света, слышалась английская, французская, русская, итальянская, арабская и даже японская речь. В комнатах бесконечного лабиринта находились люди, занимающиеся этнографией, фольклором, нумизматикой, археологией, лингвистикой, собиранием полезных трав, коллекционированием изделий златокузнецов и резчиков по слоновой кости, поисками оружия и доспехов властителей древнего Ирана.

В оазис, как называли особняк Джона Уэйна, попадали люди избранные по рекомендации весьма влиятельных особ. Были тут и просто знатные приезжие из Европы, для которых поместье являлось чем-то вроде международной гостиницы или клуба европейских туристов.

Но кроме видимой стороны жизни в особняке шла другая.

По черному ходу в кабинет главного ассистента шефа неслышно входили один за другим фанатики из партии «Зольфгар» [17] «Зольфгар» — так называлась «партия», имевшая тайный договор с английскими монополиями, сборище предателей иранского народа. .

В резном кресле черного дерева сидел маленький сгорбившийся человек неопределенных лет в белом тюрбане. Землистое лицо, бесформенный нос, черные недобрые глаза, большое родимое пятно на щеке. Никто не знал имени этого человека, и когда о нем спрашивали шефа, тот уклончиво отвечал, что «ассистент» — лицо частное, не имеющее никакого отношения к правительству, финансирующему экспедицию.

Человек в тюрбане одним взглядом указывал на секретный фирман [18] Фирман (иранск.) — письмо «свыше», чаще всего послание или указ шаха. , лежащий на столе. Посетители молча читали послание о перемещении в потусторонний мир нежелательных министров, пришедших к власти после падения англофильского правительства Восуг-эд-Доуле.

В списке предполагаемых жертв заговора на первом месте стояло имя вождя революционного восстания в Тавризе, шейха Мохаммеда Хиабани, за ним — имена дженгелийцев во главе с Кучек-ханом, которые захватили Решт и послали приветствие в Москву В. И. Ленину. После Кучек-хана — несколько фамилий неугодных министров.

Заговорщики получали золото, расписывались и так же неслышно исчезали за дверью. Ассистент не жалел денег. Не ранее как вчера глава финансовой миссии Эрмитаж Стив сказал, что все расходы оплатит будущее правительство Ирана…

На площадке, посыпанной крупным рыжеватым песком, молодая стройная мисс Мэтток и мистер Стрэнкл, джентльмен средних лет, играли в теннис. Несколько тяжеловесный Билл Стрэнкл уступал в игре Мэтток. Он скрывал одышку, причиной которой не без основания считал лишний бокал виски. В Кембридже Стрэнкл был отличным спортсменом, и сейчас он недурно играл в теннис, но Мэтток, «рыжая сатана», как мысленно окрестил ее Стрэнкл, совсем не давала вздохнуть.

— Почему бы вам, мисс Мэтт, не поехать со мной в Россию? — спросил мистер Стрэнкл. — Вы же превосходная переводчица!

— В России война, — ответила Мэтток, — а это дело мужчин.

— Гм… А я-то считал вас романтической натурой.

— Не вижу в войне романтики, — ответила девушка.

Стрэнкл с любопытством посмотрел на затененное широкополой шляпой тонковычерченное лицо Мэтт.

— Военный министр сказал: «Красных в России нужно истребить сейчас, потом будет поздно», — произнес он поучительно.

— «Истребить»… Да, кстати, говорят, ваш министр истребляет по нескольку бутылок коньяка ежедневно. Правда это?

— Однако… Вы забываетесь, Мэтт. Вас могут услышать, а потом передадут министру, у которого, как мне известно, служит ваш отец. Давайте лучше продолжим игру.

Из-за кустов показалась белая чалма слуги-персианина. Слуга почтительно обратился к Стрэнклу на английском языке:

— Мистера Стрэнкла просит профессор.

Билл извиняюще кивнул собеседнице и заспешил к дому.

Через минуту он сидел перед Джоном Уэйном.

Внимательный глаз нашел бы некоторое сходство в чертах лица шефа и его ассистента. Но Джон не был горбат, имел хороший цвет лица и не носил тюрбана.

— Курите, Билл, — шеф указал на темную полированную шкатулку с сигарами.

Беря сигару, гость заметил, что шкатулка соответствовала убранству комнаты: массивный стол, тяжелые кресла, два книжных шкафа, буфет — все сделано из черного дерева, без особых украшений. Сам профессор был одет в светлый летний костюм крученого шелка.

— Повторите урок, Билл.

— Слушаюсь, сэр, — Стрэнкл встал.

— Сидите.

— Итак, сэр. Я приезжаю с дипломатической «оказией» на русскую границу под охраной персидских пограничников. Дальше нас будут охранять…

— Об этом не надо. Начинайте с первого дня пребывания во Владикавказе.

— Итак, сэр, я вхожу в состав миссии Красного Креста и Полумесяца как специалист по сбору лекарственных трав на Северном Кавказе…

— И Крымском полуострове, — добавил Уэйн.

— Да, да, сэр. При содействии бывшего коммерсанта Керакеза, имеющего вложения в лондонском и французском банках, разыскать в Дигорском ущелье развалины родовой башни…

Далее он перешел на полушепот, но шеф отлично понимал Стрэнкла, повторявшего хорошо заученный урок.

— Миссия восемнадцатого года… Провал… В горах зарыта дипломатическая посылка… Ценности, равные несметным сокровищам… Плоский железный ящик из-под ручных гранат Миллса…

— Там может оказаться не одна такая башня, — возразил Уэйн.

— Использую связи с туземцами, они помогут найти, — уже громко сказал Стрэнкл.

Джон Уэйн одобрительно кивнул.

— Коротко о попутной задаче.

Профессор опустил свою тяжелую голову на грудь, как будто засыпая.

— Собрать для королевского музея документы о жестокости русской революции, — отчеканил Стрэнкл. — Это все, сэр. Я возвращаюсь в Тегеран и лично вам вручаю найденное в горах.

Уэйн поднял нависшие серые брови, чтобы посмотреть на часы.

— А теперь поиграйте в теннис. На обед прошу ровно в четыре. Завтра утром можете выезжать к границе.

— Простите, сэр, — замялся Билл. — Говорят, в миссии Красного Креста во Владикавказе нет хорошей переводчицы. Между тем, она у вас есть… Ваша гостья…

— Я позабочусь. До обеда, друг мой!

Когда Стрэнкл вышел, профессор достал из стола коробку с парижским гримом. Нужно было спешить: через десять минут начнется прием у «ассистента», в той половине дома, куда не ступала нога иностранных туристов.

И Уэйн превратился в горбатого персианина, увенчанного белым тюрбаном.