Борис Шелепов - Их было трое

Мистер Стрэнкл из своих сорока лет более десяти провел в беспрерывных путешествиях по арабскому Востоку. Но вид имел отличный, никогда не унывал, был человеком действия, ясно видящим перед собой ближайшую цель. После успешного вояжа в Россию, он рассчитывал получить две-три сотни тысяч фунтов стерлингов и жениться на мисс Мэтток, дочери богатого и влиятельного генерала Роджерса Бэттлера.

Стрэнкл не любил отдыхать. «После пятидесяти можно, пожалуй, и передохнуть пару лет, — размышлял он порой. — А потом занять место, как у Джона Уэйна. Власть министров покажется шаткой и призрачной, если знать дела профессора Уэйна. Их пустые речи — ничто в сравнении с двумя-тремя фразами шефа. Старый Джон может, выражаясь словами поэта, из горничных делать королев, а из президентов — продавцов табачных магазинов. Он способен совершить дворцовый переворот в одной из «подшефных» стран, потопить военный корабль, незримо присутствовать на тайных совещаниях правительств, через агентов — женщин редкой красоты — навязывать свою волю государственным деятелям…»

Таким же магом мечтал стать со временем мистер Стрэнкл. Ради этого, как полагал он, стоило поехать не только в Россию, но и к черту на кулички. Билл верил в свою звезду, и ничто не страшило его.

Стрэнкл не терял времени понапрасну. Накануне отъезда из Тегерана он решил нанести визит по адресу, полученному в Константинополе. Фамилия, указанная в адресе, кажется совпадала с названием башни, которую необходимо было разыскать в горах Кавказа. Об адресе ничего не знает старый хрыч Уэйн, пусть удивляется потом, как быстро и чертовски умело действует Билл Стрэнкл. Пусть столичные шефы поставят имя Билла рядом с именем восходящей звезды — полковника Лоуренса!

Стрэнкл шагал по закоулкам Старого города. Около приземистого каменного здания шашлычной остановился, прочитал странную вывеску: «Невидимая нить».

— Чертовщина! — пожал плечами Стрэнкл. Но священный стих, должно быть, из корана, написанный на стене древней арабской вязью, пояснял смысл: «Ешь дотоле, пока перестанешь черную нить отличать от красной».

— Кажется, здесь, — буркнул Стрэнкл и спустился по старым каменным ступенькам вниз.

— Милости просим, — с поклоном встретил его хозяин-грузин. Говорил он по-русски, очевидно, приняв вошедшего за русского белоэмигранта. Несмотря на жару, хозяин был в высокой смушковой папахе.

— Здравствуйте, — ответил Билл тоже по-русски. — Могу ли я видеть сотника Кубатаева?

— Как прикажешь доложить, ваш высокоблагородие?

— Так и доложи: «Спрашивает их высокоблагородие».

— Один секунд. — Хозяин скрылся за большим выцветшим ковром, висевшим на стене около буфета.

Стрэнкл осмотрелся. Только в дальнем углу сидел пожилой угрюмый господин, видимо, русский эмигрант, и пил польскую старку.

— Прошу, ваше высокоблагородие, по коридору прямо, последний кабинэт. Сотник ждет вас.

Открыв дверь «кабинета», Стрэнкл почувствовал приторный до тошноты запах анаши. На широкой оттоманке полулежал бледный человек в серой черкеске без погон. Рука его пряталась под ковровой подушкой. «Револьвер», — отметил про себя Стрэнкл.

— Если не ошибаюсь, сотник Кубатаев?

— Кубатиев, — уточнил человек в черкеске. — Чем могу служить? С кем имею честь?..

— Вам письмо из Константинополя, — подавая, сказал Стрэнкл.

Кубатиев нервно распечатал маленький синий конверт, впился темными, болезненно-влажными глазами в строки письма.

— От Бибо? Любопытно… Виноват, прошу садиться.

Прочтя письмо, растерянно посмотрел на гостя.

— Бибо пишет о каком-то вознаграждении. Ничего не понимаю…

— Прежде всего, господин Кубатиев, прошу вас набросать схему местонахождения вашей родовой башни в западной Осетии, где-то рядом с домом лесника…

— Любопытно, для чего же это?..

— Гм… Там водится индийский корень «тха» для лечения астмы. Я собираю полезные травы, еду на вашу родину с миссией Красного Креста. Корень не имеет цены…

Кубатиев поморщился, достал из висевшего на ковре планшета лист бумаги, трясущейся рукой начал чертить какую-то схему.

— Обозначьте север, укажите названия гор, рек, а расстояния — количеством верст.

— Знаю…

Стрэнкл закурил сигару.

— Не знаете ли вы, господин сотник, лесника, живущего в этом домике?

Кубатиев изменился в лице, словно вспомнив что-то очень важное, но сказал бесстрастно:

— Лесник, кажется, умер. Там обитает его дочь, одноглазая лекарка…

— Вы не знакомы с ней?

— Что вы? Как вас, позвольте?

— Стэнли Грей.

— Мистер Грей, разве может офицер его величества общаться с нищенкой? И вообще, должен вам сказать…

— Слушаю вас.

— Будете на моей родине, прошу ни слова не говорить обо мне. На днях я уезжаю в Константинополь, затем в Крым, в армию, возрожденную гением железного барона. Быть может, мы встретимся с вами, мистер Грей, при более счастливых обстоятельствах. Не будем подводить друг друга…

Несколько фамильярный тон последней фразы покоробил мистера Стрэнкла, но он ответил мягко.

— Слово джентльмена: я никогда не встречался в Тегеране с сотником Кубатиевым. Вот ваши деньги, — гость положил на стол небольшой кожаный мешочек. — В золотой турецкой валюте.

Сотник резким движением отодвинул деньги. Достал из стола вдвое больший сафьяновый мешочек, вышитый бисером.

— Прошу вас, мистер Грей… Век буду благодарен… Не сможете ли вы доставить деньги моему двоюродному брату Саладдину Кубатиеву в селение Фидар? Запишите, пожалуйста, адрес. Впрочем, его каждый там знает. Если Саладдина не пустили в расход большевики…

— Считаю долгом цивилизованного человека… — перебил Стрэнкл.

— …Передайте: «Деньги на воспитание мальчика Знаура». Мальчик как приемный сын живет у Саладдина. Он… мой родственник. Сейчас ему четырнадцатый год.

— Позвольте, — возразил Стрэнкл. — А если вашего брата нет в живых, где же я найду мальчика? В ауле, надо полагать, есть мальчики с таким именем.

— Он носит нашу фамилию. Если Саладдин в тюрьме или на том свете, то Знаура Кубатиева можно разыскать через одноглазую дочь лесника. Дело в том, что она покровительствует сиротам и незаконнорожденным. Несчастный кавдасард…

— Что значит — «кавдасард»? — полюбопытствовал Стрэнкл.

— Так, к слову, не обращайте внимания, — уклончиво ответил Кубатиев. — Скажите просто: «От Сафара». Если спросят, где я, ответьте, что вернется с победой в Осетию, а пока, мол, ничего неизвестно.

Кубатиев наполнил бокал вином.

— Прошу вас.

— Благодарю. Не пью. Что вы еще хотите передать на родину, господин сотник?

— Запишите, пожалуйста, имена и фамилии людей. Вот нужная вам схема.

— Записывать? О нет! — Стрэнкл гордо улыбнулся. — Я все прекрасно запомнил, мистер Кубатиев. У меня превосходная память. За схему благодарю. Желаю счастья. Олл райт!