Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Чингисхан пожаловал сыновьям с правом наследования потомками всего лишь по 4000 семей в качестве некой феодальной собственности, что, по его расчетам, не могло позволить ни одному из них обрести независимость. Хотя никто не предполагал, что четыре выделенные территории должны стать независимыми ханствами, такая возможность теоретически существовала с самого начала. С административной точки зрения, Чингисхан принял правильное решение: империя была слишком обширная и громоздкая для централизованного управления одним самодержцем. Но в психологическом и политическом отношении это была величайшая ошибка, и вовсе не удивительно, что именно по схематичным разделительным линиям улусов империя со временем развалилась; проблема усугублялась и тем, что монголы интегрировались в другие культуры, теряя постепенно традиционные племенные обычаи [1862] P. Jackson, 'The Dissolution of the Mongol Empire,' Central Asiatic Journal 22 (1978) pp. 186–244 (esp. p. 193); Fletcher, 'The Mongols,' loc. cit. p. 50. .

Затем Чингисхан официально подтвердил, а курултай ратифицировал назначение Угэдэя преемником. В действительности, по его мнению, ни один из сыновей не был достойным наследником и не обладал для этого всеми необходимыми великому хану качествами: военной искушенностью, стойкостью, силой воли, энергией, пониманием человеческой натуры, политической интуицией. По отдельности у каждого сына имелись те или иные способности: Джучи был человеком великодушным, либеральным и творческим; Джагатай отличался жесткостью, несгибаемостью воли, беспощадностью и даже определенной кровожадностью; Толуй обладал несомненным даром полководца, а Угэдэй был проницательным, доброжелательным и тонким политиком, знатоком человеческой психологии. Никто из них не был идеальным кандидатом; наилучшим оказался Угэдэй [1863] JR II pp. 1086–1087. .

На курултае Угэдэй сказал, что исполнит волю отца, но сомневается в том, что его собственные сыновья обладают способностями управлять империей. Чингисхан ответил, что не должно быть наследственных правителей, их должен избирать курултай на основе реальных достоинств. Если так и было на самом деле, то Чингисхан явно выбивался из традиций своего времени. В Монголии той эпохи можно было насчитать четыре варианта наследования. Один из них можно было бы назвать побочной линией наследования, когда младший брат наследовал старшему брату, и в таком случае претендентом мог стать Тэмуге. Другой известный вариант — право первородства, отдававший пальму первенства Джучи и его потомкам. Прямо противоположный подход — давняя монгольская традиция наследования титула младшим сыном: тогда следующим ханом должен был стать Толуй. И наконец, Чингисхан в роли нового типа деспота мог сам выдвинуть кандидатуру преемника и создать иной династический прецедент [1864] Wittfogel & Feng, Liao pp. 398–400; Ratchnevsky & Aubin, Un code des Yuan III p. lxvi; Ayalon, 'The Great Yasa,' loc. cit. (1971) pp. 151–180; Peter Turchin, Jonathan M. Adams & Thomas D. Hall, 'East-West Orientation of Historical Empires,' Journal of World-Systems Research 12 (2006) pp. 219–229. . Надо заметить, что Чингисхан не избрал ни один из этих вариантов и не дал никаких указаний для будущих поколений. Он просто-напросто объявил Угэдэя как наиболее подходящую кандидатуру, не выдвинув сколько-нибудь удовлетворительных логических или «философских» обоснований и оставив разрешение этих проблем будущим курултаям, характер и состав которых даже не обсуждался, что, собственно, и послужило причиной неизбежной фракционности и формирования условий для гражданской войны. Если кто и заронил семя раздора, то это, похоже, сделал сам великий хан [1865] Barfield, Perilous Frontier pp. 210–212. .

В конце июля 1227 года, когда переговоры о капитуляции Чжунсина практически завершились, а массовая резня в городе вот-вот должна была состояться, Чингисхан почувствовал себя совсем плохо: он вызвал к себе сыновей и самых доверенных советников и полководцев. Есуй и Толуй объявили монголам, что у хана лихорадка, но элита знала, что хан при смерти. Верховное военное командование хотело временно вывести войска из Си Ся, но Чингисхан даже приподнялся в постели, чтобы отменить приказ, пригрозив, что это лишь даст тангутам повод для надежд. Сыновьям он еще раз объяснил порядок наследования и характер построения империи, сказав с грустью: «Жизнь коротка. Я не смог завоевать весь мир. Вам предстоит сделать это» [1866] RT II p. 262; SHO p. 15. .

Чингисхан повелел обустроить новую столицу Каракорум не возле Бурхан-Халдун, что напоминало бы об ограниченном, местечковом характере монгольского менталитета, а у сакральной горы Отюкен-Йыш в долине реки Орхон, чтобы акцентировать внимание на богоданности его статуса как властелина мира и, как следствие, неизбежном осуждении на смерть любого, кто посмеет не повиноваться монголам [1867] Rachewiltz, 'Some Remarks on the Ideological Foundations of Chingis Khan's Empire,' Papers on Far Eastern History 7 (1993) pp. 21–36; Eric Voegelin, 'The Mongol Orders of Submission to the European Powers, 1245–1255,' Byzantion 15 (1941) pp. 378–413. . В отношении тангутов великий хан выразил пожелание, чтобы исполнение его прежнего наказа «убить их всех» было ограничено рамками царской семьи, тангутской знати и военного персонала: массовое убийство могло дать миру неверный сигнал, будто Чингисхан испытывал особую ненависть к буддизму (тангуты были буддистами), а он стремился насаждать образ религиозной толерантности монголов [1868] SHC p. 209; SHO p. 261; SHR pp. 199–200. .

Толуй и его полководцы получили последние наставления по поводу завершающей стадии завоевания империи Цзинь. Нет никаких сомнений в том, что западные подходы к провинции Хэнань труднодоступны: в укрепленных городах-крепостях размещены превосходные войска; кроме того, они защищены рекой Хуанхэ с севера и горами Циньлинь с юга. Тем не менее наступать надо с юга, из верховий реки Тан в провинции Хэнань. Конечно, это территория принадлежит династии Сун, что означает и неизбежность войны с сунцами, но если строго придерживаться данной стратегии, то Кайфын уже падет к тому времени, когда сунцы успеют провести мобилизацию. А поскольку их главный враг — Цзинь — будет уничтожен, то и сунцы, возможно, проигнорируют вызывающее поведение монголов [1869] Krause, Cingis Han p. 40; Vladimirtsov, Genghis p. 115. .

Самые подробные наставления касались предания смерти Моди и тангутской царской семьи. Тангутского правителя вначале надлежало удостоить почетного титула, прежде чем казнить, и не только для того, чтобы поубавить враждебность буддистов. Согласно верованиям монгола, «добродетели», почести и лавры повергнутых врагов добавляют ему могущества в загробной жизни; более того, душа казненного и удостоенного особых почестей человека превращается из злого духа в доброго заступника и покровителя. Полагают, что в числе причин, побудивших Чингисхана дать приказание массового убийства, неумеренного даже по ханским стандартам, было и желание застраховаться на случай кончины: чем больше будет убито тангутов, тем многочисленнее будет почетный эскорт в жизни после смерти [1870] Rachewiltz, Commentary pp. 975–977. . Когда Мо-ди и его семью доставили в лагерь Чингисхана, великий хан уже был мертв, но они не знали об этом. С ними поступили особенно немилосердно: их не допустили к императору, заставив стоять у входа в юрту и разговаривать через некую занавешенную решетку [1871] Mostaert, Sur quelques passages pp. 220–225. . Их приговорили к смерти и казнили, как сообщают хронисты, разрубив мечами на куски.