Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Чингис на самой ранней стадии отметил одну из наиболее острых трудностей империи: на завоеванных территориях монголам приходится полагаться на местных администраторов, но насколько им можно доверять? Вместе с Чинкаем он придумал систему дарухачи — политических комиссаров, назначавшихся в ключевых городах, судах и военных командованиях; первое такое назначение фиксируется источниками в Пекине после его падения в 1215 году, хотя некоторые авторы позднее обнаружили косвенные свидетельства аналогичных назначений, относящиеся к 1211 году [2055] Franke & Twitchett, Cambridge History p. 373; Waley, Travels of an Alchemist p. 92; Bretschneider, Mediaeval Researches I p. 70. . Подобно системе «син-шэн» у цзиньцев в Китае, эти комиссары, почти все — монголы, были личными посланниками хана, его полномочными представителями в завоеванных землях. Они собирали налоги, набирали войска из местных жителей, проводили переписи населения, отправляли подати ко двору хана. Они также осуществляли надзор за местными феодалами, знатью и национальным чиновничеством [2056] Francis Woodman Cleaves, 'A Chancellery Practice of the Mongols in the Thirteenth and Fourteenth Centuries,' Harvard Journal of Asiatic Studies 14 (1951) pp. 493–526; Istvan Vasary, 'The Origins of the Institution of Basqaqs,' Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae 32 (1978) pp. 201–206; Vasary, 'The Golden Horde Term Daruga and its Survival in Russia,' Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae 30 (1976) pp. 187–196; Barthold, Turkestan pp. 468–469. . Существовала также категория служителей, именовавшихся баскаками; у них ранг был пониже, потому что они не были монголами. Ими были главным образом военные люди, посланные охранять дарухачей при исполнении обязанностей по сбору налогов. Со временем различие между баскаками и дарухачи истончилось до такой степени, что вошло в привычку использовать эти наименования как ярлыки для обозначения военного или гражданского начальника. На практике же, как обычно, торжествовала путаница, поскольку одни баскаки обладали полномочиями наместников, другие — таких полномочий не имели; ситуация усложнялась еще и тем, что ханы иногда направляли отдельных чрезвычайных и полномочных представителей [2057] Introductory remarks are found at Ratchnevsky, Genghis Khan, p. 138 and d'Ohsson, Histoire iv pp. 381–405. Deeper analysis is provided in Vasary, 'The Origin of the Institution of Basqaqs,' loc. cit. p. 323; Spuler, Mongolen in Iran pp. 40–42; Spuler, Goldene Horde p. 338; Doerfer, Turkische und mongolische Elemente iv p. 242. The institution of daruqachi was one of Genghis's innovations that survived into the Yuan empire of China. For a detailed study see Endicott-West, Mongolian Rule. .

Чинкай должен был решать проблемы, никогда прежде не возникавшие. Во-первых, монголы ничего не знали об особенностях жизни оседлого населения. Они были кочевниками, воинами, всю жизнь проводили в седле и никогда не сталкивались с чиновниками, канцеляриями, администрациями. Не знали они каких-либо иностранных языков и, ведя примитивный образ жизни, понятия не имели о таких неведомых стихиях, как монетарная экономика. Волей-неволей им приходилось призывать на помощь образованных и многоязычных специалистов в странах, которые они завоевали. Подобно британцам в XIX веке, они должны были научиться управлять огромными народными массами, имея в своем распоряжении горстку подготовленных администраторов, и полагаться на услуги коллаборационистов и новообращенных в монгольскую веру в мировое господство. Чингис и Угэдэй всегда пускали в ход козырную карту религиозной терпимости, чтобы привлечь на свою сторону местное духовенство [2058] For Chinqai's huge importance into the reign of Guyuk in the mid-i24os see Dawson, Mongol Mission pp. 63–67. . Далее. Чинкай должен был принять все меры для того, чтобы сберечь богатства империи и не позволить местным монгольским аристократам исподтишка растащить их. Угэдэй реорганизовал систему администраций по всей империи с тем, чтобы она позволяла местной могущественной знати иметь в органах управления своих представителей [2059] Paul D. Buell, 'Sino-Khitan administration in Mongol Bukhara,' Journal of Asian History 13 (1979) pp. 121–151. . В 1229 году он создал региональные секретариаты в Восточном и Западном Туркестане, в Северном Китае, а впоследствии появился и четвертый секретариат — в Северном Иране. Этим органам власти надлежало разрешать разногласия между ханом и региональными правителями, а при его царствовании такие споры чаще всего возникали между Угэдэем и Джагатаем.

Именно в таком политическом контексте и вышел впервые на историческую сцену Махмуд Ялавач, протеже Чинкая (известна лишь дата смерти — 1254 год). Он был сыном тюркского мусульманина-купца из Хорезма. Ялавач Старший поступил на службу к монголам в роли дипломата в 1218 году, и первым его назначением была крайне опасная миссия к шаху Мухаммеду, любившему убивать монгольских посланников. Затем он на какое-то время исчез из поля зрения историков и вновь появился в 1229 году, когда Угэдэй назначил его генерал-губернатором Северного Китая. В это же самое время его еще более известный сын стал генерал-губернатором Центральной Азии [2060] Rachewiltz, In the Service pp. 122–128 (esp. p. 123). .

Ялавач Младший поставил перед собой непростую задачу возродить разрушенную экономику и инфраструктуру Хорезма, реформировать налогообложение. Он решил упростить всю систему и оставить только два налога — подушный («хубчир») и земельный («халан»), без взимания каких-либо иных поборов. Его система оказалась настолько эффективной, что ее позднее внедрил в масштабах всей империи Мункэ [2061] SHO p. 254; SHR p. 195; Spuler, Mongolen in Iran pp. 40–42; Lane, Daily Life p. 62; Christian, History of Russia I p. 415. . Но Ялавач, верой и правдой исполняя желания Угэдэя, повздорил с Джагатаем (см. главу 14). Джагатаю всегда был не по душе неусыпный надзор Ялавача, и скандал 1239 года, когда он своевольно пожаловал земельный надел фавориту, мог привести к гражданской войне, если бы его вовремя не урегулировал Угэдэй.

Едва забылся один конфликт, как разразился очередной кризис. Самая ранняя пролетарская революция, произошедшая в Бухаре в 1238–1239 годах, приняла столь серьезный характер, что монголам пришлось на какое-то время уйти из города. Угэдэй отправил большую армию, которая подавила восстание, но Джагатай настаивал на массовой расправе для наказания за неподчинение монголам. Ялавач обратился к Угэдэю, и, к великому неудовольствию Джагатая, Бухара была спасена от полного уничтожения. Зная, что мстительный Джагатай теперь всеми силами будет добиваться краха Ялавача, Угэдэй перевел своего фаворита в 1241 году на север Китая [2062] Rachewiltz, In the Service pp. 124–125. .

Теперь о другом блистательном управленце эпохи Угэдэя — Елюе Чуцае (1190–1243), хотя он изумляет интеллектуалов и историков в большей мере как эрудит, обладавший многими талантами, а не способный госслужащий. Безусловно, перед нами сложная и противоречивая личность, значительная часть жизнедеятельности которой до сих пор вызывает споры, тем более что об этом человеке даже не упоминается ни в «Тайной истории», ни в историческом описании Рашида ад-Дина. Неизвестно даже — был ли он конфуцианцем или буддистом? Возможно, это объясняется его эклектическим отношением к религии [2063] Two studies of Yelu by Rachewiltz are fundamental: 'Yeh-lii Ch'u-ts'ai (1189–1243): Buddhist Idealist and Confueian Statesman,' in Wright & Twitchett, Confueian Personalities pp. 189–216 and the entry in In the Service, op. cit. pp. 136–175. . Он родился в Пекине, в семье главного министра цзиньцев и по браку приходился родственником основателю династии Ляо. Хорошо известно также то, что он получил высшую оценку на китайских экзаменах по готовности к государственной службе, состоявшихся почти одновременно с монгольским вторжением. Он находился в Пекине во время страшной осады 1214–1215 годов и почти месячного разграбления города. Массовое смертоубийство нанесло ему неизлечимую душевную рану. В поисках выхода из духовного тупика он начал изучать буддизм у прославленного мудреца Вань-суна (также Син-сю, 1166–1246), синкретиста, искавшего золотую середину между конфуцианством и буддизмом [2064] Rachewiltz, 'Yeh-lu… Buddhist Idealist,' loc. cit. pp. 192–193; Rachewiltz, In the Service pp. 139–140. .