Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

По прошествии трех лет на него обратили внимание монголы и пригласили к ним на службу. Елюй Чуцай всегда поражал универсальностью способностей и познаний: он играл на лютне, был превосходным лингвистом, хорошо знал математику и священные тексты Конфуция, разбирался в изящных искусствах, коллекционировал книги и музыкальные инструменты, сочинял увлекательные описания путешествий [2065] Rachewiltz, 'The Hsi-Yu-lu by Yeh-Lu Ch'u Ts'ai,' Monumenta Serica 21 (1962) pp. 1–128 (esp. pp. 17–37). . С ним лично беседовал Чингис: великий хан посочувствовал его психологическим переживаниям, но сказал, что мстил цзиньцам за династию Ляо, и Елюй, как кидань, должен это понимать [2066] Wittfogel & Feng, Liao pp. 749–751. . Елюй ответил: «И мой отец, и мой дед служили Цзинь. Как можно мне, подданному и сыну, быть столь неискренним в сердце, чтобы считать врагами моего сюзерена и моего отца?» [2067] Bretschneider, Mediaeval Researches I pp. 9–10. Именно такая чистосердечность всегда впечатляла Чингисхана, и он всегда и высоко ценил самоотверженную преданность. Кроме того, он, вероятно, разглядел себя в юности в этом высоком бородатом молодом человеке со звучным голосом. Елюй сразу же был принят в ближайшее окружение хана.

Он сопровождал армию Джагатая при вторжении в Туркестан, участвовал в осаде Самарканда и почти постоянно находился при Чингисхане вплоть до 1226 года. Все эти годы он исполнял обязанности писца-секретаря и придворного астролога. Суеверный Чингисхан всегда консультировался с ним, и Елюй совершенно верно предсказал падение Хорезма, смерть шаха Мухаммеда, а позже и цзиньского императора. Он же истолковал встречу с носорогами в Индии как плохое предзнаменование и убедил Чингисхана в необходимости покинуть субконтинент [2068] Rachewiltz, 'Yeh-lu… Buddhist Idealist,' loc. cit. pp. 194–195. . Самой малоприятной миссией для него было изображать доброжелательное отношение к Чан Чуню, китайскому мудрецу и ханскому фавориту, которого Елюй втайне считал обыкновенным шарлатаном.

В 1229 году Угэдэй назначил Елюя старшим администратором в Китае с заданием провести обследование налогообложения. Это назначение, как правило, трактуется ошибочно. Один русский историк, гиперболизируя, заметил, что отсутствие упоминаний Елюя в двух главных монгольских источниках представляется такой же странностью, как если бы биограф Людовика XIII «забыл упомянуть Ришелье» [2069] Gumilev, Imaginary Kingdom p. 238. Some scholars have gone the other way and claim that Yelu has been vastly overrated (Buell, Dictionary pp. 287–289). . Но Елюй никогда не был ни Ришелье, ни даже Мазарини. Поскольку Угэдэй не назначал главных министров, зона ответственности Елюя ограничивалась Китаем, и все меморандумы, которые он готовил для Угэдэя, апробировались Чинкаем, его начальником, переводившим депеши на уйгурский язык.

Конечно, при желании вместе с водой можно выплеснуть и ребенка. Но нет никаких сомнений в том, что Чингисхан ценил мнения Елюя о событиях в Китае. Елюй предложил хану выпускать бумажные деньги, обеспеченные серебром. Эта акция имела успех, вызвав особый восторг у более поздних европейских путешественников [2070] Allsen, Culture and Conquest pp. 177–179; Buell, Dictionary pp. 133–134. . Под влиянием кровожадного Бельгутая, представителя «старого поколения монголов», Угэдэй вначале склонялся к тому, что цзиньцы заслужили участи геноцида, но Елюй процитировал древнюю поговорку — «народом, покоренным на коне, нельзя править с коня» — и обрисовал ему, какие доходы могут принести подати трудолюбивого оседлого населения. Как не бывает карманов в саване, так и не бывает доходов от мертвых людей [2071] Grousset, Empire p. 321. The 'horseback' quote is notoriously migratory, having been attributed to a number of sages during Chinese history. . Угэдэй взял на заметку аргументы Елюя, но потребовал доказательств. Елюй сразу же представил финансовые расчеты, подтверждавшие, что они смогут получить в виде налогов 500 000 унций серебра, 80 000 кусков шелка и 400 000 мешков зерна. Пользуясь моментом, он попросил дать ему особые финансовые полномочия, что и было сделано.

Первейшей своей целью Елюй обозначил искоренение коррупции среди «монахов» в религиозных общинах. После того как Чингисхан неразумно предоставил Чан Чуню освобождение от налогов, невероятно выросла численность религиозных заведений и деятелей. Елюй отменил поблажки и издал указ, обязывавший всех священников моложе 50 лет сдавать теологические экзамены для подтверждения bona fides [2072] Честных намерений ( лат .). . Мало того, всем монастырям, пользовавшимся льготами по закону Чан Чуня при приобретении земли и занятии коммерческой деятельностью, впредь делать это запрещалось, а имевшиеся владения и активы облагалась большими налогами [2073] H. F. Schurmann, 'Mongolian tributary practices of the thirteenth century,' Harvard Journal of Asiatic Studies 19 (1956) pp. 304–389. .

Елюй подготовил манифест, предназначенный для утверждения Удэгэем и содержавший восемнадцать пунктов, касавшихся наведения законности и порядка, учреждения сильного централизованного правительства, подавления коррупции и разделения военной и гражданской юрисдикции. Он предлагал разделить страну на десять административных округов, в каждом из которых должен быть собственный налоговый центр, обслуживающийся двумя мандаринами, набранными из числа бывших цзиньских чиновников. Эти двадцать налоговых коллекторов подчинялись непосредственно Угэдэю с тем, чтобы их не могли застращать или обвести вокруг пальца алчные военные бюрократы. Елюй установил налоги на землю, определявшиеся размерами домашнего хозяйства, а также пошлины на коммерческие сделки, спиртные напитки, соль, уксус, плавку железа, металлоизделия. На каждого взрослого человека накладывалась фиксированная подать в виде шелковых тканей; причем, для сельского населения размеры подати были больше, чем для городских жителей. Каждый двор облагался определенным количеством зерна вне зависимости от качества земли; городские жители платили дополнительный налог шелковыми тканями; налоги шелком обычно замещались серебром при внесении платежей правительству.

К сентябрю 1231 года Елюй мог сообщить обрадованному Угэдэю о том, что он набрал обещанную сумму налогов (10 000 слитков серебра). В награду хан пожаловал ему титул главы китайского секретариата, уполномоченного готовить проекты предписаний, указов и других официальных документов, а также вести учет документации и архив. Секретариат должен был, кроме того, предоставлять переводчиков, посланников, астрономов-астрологов, экономистов и смотрителей военных колоний. Елюй набрал штат сотрудников, способных писать на шести языках: монгольском, китайском, уйгурском, чжурчжэньском, персидском и тангутском [2074] Rachewiltz, 'Yeh-lu… Buddhist Idealist,' loc. cit. p. 202; Rachewiltz, In the Service pp. 151–152. .

Китайцы превозносили Елюя как своего спасителя. Однако первоначальная «чудодейственность» его акций в Китае скоро начала вырождаться. Этому было немало причин. До 1234 года, то есть до окончательного разгрома цзиньцев, военная необходимость требовала, чтобы налогообложение превышало обычный, «официальный» уровень. Однако война вызывала массовый голод, эпидемии, исход населения именно тогда, когда монголам требовались более высокие налоговые поступления. Нечто вроде финансового «расползания задачи» приводило к тому, что первоначально «разумные» налоги Елюя выросли в «неразумной» степени. К 1234 году земельный налог увеличился с двух бушелей до четырех бушелей зерна, а ежегодная квота серебра удвоилась [2075] Allsen, Imperialism pp. 144–148. . И словно в подтверждение справедливости древней максимы на предмет того, что ни одно благое дело ни остается безнаказанным, Елюя обвиняли в том, что ни одна из его хваленых реформ не коснулась выходцев из Центральной Азии, живущих в Китае.