Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Тщетно Елюй предупреждал хана о том, что откупщики будут подрывать центральное правительство, кастрируют секретариат. К 1238 году общая сумма налогов в Китае составляла 22 000 слитков серебра, и Елюй говорил: если квота удвоится, чего добиваются купцы, то крестьяне прибегнут к насилию, начнут убивать государевых чиновников, займутся разбоем и бандитизмом [2100] Rachewiltz In the Service p. 160. . Угэдэй не придал никакого значения его словам. Деньги его совершенно не интересовали, он получал удовольствие азартного игрока от победы, придававшей уверенности в могуществе. Еще в начале тридцатых годов он пробовал свои силы на спекулятивном рынке: когда весь годовой налоговый сбор в Китае не превышал 10 000 слитков серебра, хан сам инвестировал 500 слитков. Как заметил один современный историк, «при таких темпах утечки денег из казны неудивительна потребность в повышении налоговых квот» [2101] Franke & Twitchett, Cambridge History p. 377. .

Наконец, в 1239 году Угэдэй полностью доверился спекулянтам, отдал им на откуп сбор налогов в Китае и удвоил годовую квоту с 22 000 до 44 000 слитков серебра. Одно это лишало сна Елюя, но неприятностей добавляла и оппозиция монгольских олигархов, чиновников, как назначенных Угэдэем, так и служивших в его секретариате. Шиги-Хутуху и Чинкай поначалу пытались сохранять нейтралитет, Чинкай отбивал поползновения купцов, Шиги защищал Елюя от ненависти когорты «старых монголов». Когда они поняли, что Елюй теряет благоволение Угэдэя, оба бывших соратника переметнулись в лагерь побеждающей стороны и даже начали вредительствовать [2102] Abel-Remusat, Nouveaux melanges II pp. 64–68. . Трио протеже Чинкая — Кадак, проводивший перепись населения под номинальным руководством Шиги, Махмуд Ялавач и откупщик Абд ад-Рахман — были главными исполнителями кампании дискредитации Елюя в 1239 году.

Могущественными противниками Елюя в самом Китае были его соплеменник кидань Шимо Сяньдэбу, перебежавший от цзиньцев еще в 1212 году и вошедший в доверие и к Угэдэю, и к Чинкаю (Шимо был вторым после Елюя самым главным сановником в секретариате), и Буйрук Кайя, уйгур, бывший телохранитель Чингисхана, в тридцатых годах исполнявший особо важные задания Угэдэя в Китае как его чрезвычайный и полномочный посол [2103] For Shih-mo Hsien-te-pu see Rachewiltz, In the Service pp. 147–148, 160; Waley, Travels of an Alchemist p. 53. For Buyruq Qaya (1197–1265) see In the Service pp. 480–481; Buell, Dictionary p. 128; Buell, A-Z of the Mongol Empire p. 40. .

Наконец, и сам Угэдэй разуверился в Елюе. Великий хан все еще испытывал некоторую привязанность к ученому человеку, но после 1235 года, когда алкоголизм стал доминировать в поведении самодержца, он постепенно утратил интерес к нему. Хотя, надо сказать, в ранний период они превосходно ладили друг с другом. Узнав, что Елюй (по удивительной аналогии с Плинием Старшим, о котором хан, естественно, и слыхом не слыхал) как-то сказал, что день надо посвящать государственной службе, а вечера — учению, Угэдэй стал требовать, чтобы советник, появляясь при дворе, обязательно принимал участие в попойках. Однажды Елюй перепил на дворцовом приеме и заполз в карету, чтобы выспаться. Угэдэй нашел его там и начал трясти за плечи. В полусонном и почти бессознательном состоянии Елюй не признал великого хана и осыпал его проклятиями. Увидев все-таки, кого он клянет, Елюй вскочил и принес тысячу извинений. Угэдэй от души рассмеялся и сказал: «Ага, вы предпочитаете потягивать в одиночестве и наклюкаться втихаря, а не с нами». Уходил хан, фыркая от удовольствия [2104] Rachewiltz, In the Service p. 165. .

Минуло десятилетие, и Угэдэй начал менять свое отношение к Елюю. Нам остается лишь гадать о возможных мотивах. Возможно, Угэдэй запрезирал своего министра после того инцидента, когда Елюй отказался мстить заговорщикам, собиравшимся его убить, а возмездие в таких случаях было священной обязанностью монгола. Может быть, Угэдэй постепенно отходил от политики и государственных дел, замыкаясь в Каракоруме, как Тиберий на Капри, и Елюй ему стал досаждать. А, возможно, Угэдэй решил, что Елюй — неудачник, наживший слишком много врагов? Нет. Напрашивается самое простое и правдоподобное объяснение: Елюй стал мешать Угэдэю предаваться азартным финансовым играм вместе с мусульманскими купцами и, когда надо, сорвать куш [2105] For the latter phase of Yelu's relationship with Ogodei see Bretschneider, Mediaeval Researches I pp. 12–24; Tanner, China: A History I pp. 239–280. . Соблазнившись проектом Абд ад-Рашида удвоить налоговую квоту, Угэдэй в 1239 году пожаловал ему контракт на откуп налогов и уволил Елюя, сохранив ему титулы и положение придворного астролога, но больше не обращаясь к нему за советами и консультациями. Тогда же Угэдэй перевел Махмуда Ялавача из Туркестана в Китай на роль старшего администратора.

1239–1241 годы были самым смутным временем для китайского крестьянства: Абд ад-Рахман и его подельники неистовствовали. Наиболее эффективной была афера с займами, дававшимися Угэдэем: на эти деньги закупались товары, которые затем объявлялись украденными, а местность, на которой якобы совершилась «кража», обязывалась возместить потери (иногда это давало повод для четырехкратного увеличения налогов, как это случалось в 1238 и 1239 годах [2106] Franke & Twitchett, Cambridge History p. 378. . К 1241 году даже Угэдэй утомился от безудержной и наглой коррупции, прогнал Абд ад-Рахмана, ликвидировал систему откупа и вернулся к порядкам Елюя, правда, не вернув его на прежнее место [2107] Franke & Twitchett, Cambridge History p. 380. .

Тем временем Чинкай выдвинул обвинения против Елюя, приписав ему растраты на основе косвенных свидетельств о коррупции в среде налоговых коллекторов [2108] Rachewiltz, 'Yeh-lu… Buddhist Idealist,' loc. cit. p. 208. . Это, безусловно, в определенной мере имело прямое отношение к борьбе за власть, вспыхнувшей после смерти Угэдэя в декабре 1241 года. Снова Елюй промахнулся, поставив не на ту лошадку при дворе, попал в немилость и умер в 1244 году, измученный неудачами и опечаленный смертью жены, случившейся ранее в том же году. Некоторые историки полагают, что он ушел из жизни вовремя, лишив врагов возможности его убить [2109] Rachewiltz, 'Yeh-lu… Buddhist Idealist,' loc. cit. p. 208. .

Регентша Дорегене вернула Абд ад-Рахмана, пожаловав ему еще несколько лет для занятий вымогательствами и поборами в 1243–1246 годах. В общем, можно сказать, что если бы кому-то и довелось смеяться последним, то этим человеком мог быть только Елюй. Чинкаю пришлось горько сожалеть о своем альянсе с мусульманскими купцами. А Махмуду Ялавачу и Чинкаю пришлось бежать и искать защиты у Годана [2110] В российской историографии второй сын Угэдэя — Годан, Кодан, Кудэн. — Прим. пер . , второго сына Угэдэя, от гнева регентши. И по иронии судьбы большая часть программы Елюя для Китая была реализована при царствовании Хубилай-хана [2111] Rachewiltz, 'Yeh-lu… Buddhist Idealist,' loc. cit. p. 215; Rachewiltz, In the Service pp. 105–106, 125. . Человек необычайно талантливый, способный преодолевать ограниченность обыденного сознания, обладавший соломоновым видением проблем империи, потерпел фиаско только из-за того, что не был политиком.