Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Несмотря на расточительство, неуемные затраты на ловчих птиц, охоту и щедрые подаяния, Угэдэй всегда располагал избыточными финансовыми ресурсами, которые пополнялись за счет доходов от инвестиций. Часть средств он использовал для строительства монгольской столицы, в которой, как он полагал, империя нуждалась, хотя сам, как и отец, предпочитал жить в юрте. Чингисхан, вернувшись из Хорезма, обустроил ставку на берегах реки Орхон, состоявшую из множества юрт и кибиток, наказав брату Тэмуге запланировать создание надлежащего столичного города. Верховья Орхона считались исключительно важным регионом по целому ряду причин — коммерческих, стратегических и идеологических. Местность Каракорума служила летним пастбищем для кереитов, а буддийский храм стоял здесь со времен династии Ляо [2112] Michael Weiers, Geschichte der Mongolen p. 76. .

Чингисхан умер раньше, и ему не довелось увидеть город; его завет исполнил Угэдэй, основав и построив в 1235 году Каракорум. Здесь многочисленные ремесленники и мастера, захваченные в плен в различных военных кампаниях, наконец могли заняться своим делом; прежде монголы использовали их в своих традиционных примитивных занятиях. Чужеземные умельцы делали стремена и прицелы для арбалетов, кузнецы подковывали лошадей, дубильщики выделывали меха и кожи, изготавливали седла и сбрую, плотники-столяры фасонировали луки и стрелы, ленчики для седел, кибитки и юрты, каркасы для войлочных жилищ кочевников [2113] Gregory G. Guzman, 'European Captives and Craftsmen among the Mongols, 1231–1255,' The Historian 72 (2010) pp. 122–150. .

Среди мастеров-умельцев были и женщины. Одна дама из Меца (теперь это французский город) случайно оказалась в Венгрии во время монгольского нашествия. Она обладала уникальным даром создавать роскошные шатры, и ее увезли в Монголию, где окружили вниманием и заботой (наверняка, ее зарубили бы немилосердно, не будь у нее этого дара) [2114] Jackson & Morgan, Rubruck pp. 182–183; Pelliot, Recherches pp. 161–164; J. Schneider, Metz pp. 191–192. . Для пленных мастеров и ремесленников строительство Каракорума с его изумительными дворцами предоставило свободу, физическую и духовную. На «стройку века» завозились лучшие мастера со всех концов империи, в том числе из Бешбалыка, резиденции Джагатая, и «города умельцев» Кемкемжек на северо-западе Монгольского плато, где патронессой была жена Толуя. Здесь поселились несколько тысяч плененных семей, в основном китайцев и туркестанских мусульман, поднаторевших на обработке металлов, изготовлении оружия и сельскохозяйственных приспособлений [2115] For Beshbaliq see JB I pp. 271–272; Barthold, Four Studies I pp. 114–115. For Kemkemjek see Asimov & Bosworth, History of Civilizations iv part 2 p. 584. . Царевич Бури (сын Мутугэна, внук Джагатая) привез из Европы германских рудокопов-золотоискателей, поселив их при своем дворе возле Таласа (Тараза) в 170 милях к северо-востоку от современного Ташкента [2116] Jackson & Morgan, Rubruck pp. 144–145. .

Чрезвычайно важное значение имело местоположение Каракорума на кратчайшем пути из Монголии в Трансоксиану и Персию — на транспортной линии восток — запад, проходящей вдоль северных склонов Тянь-Шаня [2117] Bretschneider, Mediaeval Researches II p. 331. . Город четко разделялся на две части — мусульманское гетто и Чайна-таун, где жили купцы и мастера. Угэдэй хотел, чтобы город символизировал «инклюзивность», подчеркивал, что монголы впитывают все лучшее из обеих культур — китайской и исламской. Все, кто пишет о монголах, считают своей обязанностью сказать что-нибудь о столичном граде Каракоруме, хотя, по мнению большинства историков, это и была всего лишь деревня, удостоившаяся необычайного восхваления и прославления; Рубрук честно отметил, что гораздо больше впечатляет парижское предместье Сен-Дени [2118] JB I pp. 236–239; JR II pp. 1140–1141; Boyle, Successors pp. 61–62; Bretschneider, Mediaeval Researches I p. 123; Pelliot, Notes sur Marco Polo I pp. 166–167; Jackson & Morgan, Rubruck pp. 209–213, 221; Dawson, Mongol Mission pp. 156, 183–184. See also Phillips, Mongols pp. 96–103. .

Каракорум все же был процветающим городом с четырьмя въездными воротами, строительство которого завершилось при царствовании Мункэ. Городские стены имели протяженность четыре мили, главные улицы располагались по схеме решетки и ориентировались в направлениях север — юг и восток — запад; в нем полностью отсутствовало разделение на богатые и бедные кварталы, поскольку резиденции сановников соседствовали с жилищами бедноты, а храмы стояли рядом с мастерскими. Наличие четырех ворот объяснялось тем, что в городе поддерживались четыре вида торговли: у восточных ворот продавались просо и пшеница; к западным воротам вели на продажу овец и коз; возле северных ворот торговали лошадьми, а возле южных ворот продавались волы и телеги [2119] Asimov & Bosworth, History of Civilizations iv part 2 pp. 582–583. .

Однако самой удивительной особенностью города и его окрестностей было наличие двенадцати храмов, представлявших различные вероисповедания, и дворцов, построенных для Угэдэя и его ближайшей родни. На восточном берегу Орхона под надзором китайского чиновника Лю Мина, назначенного Угэдэем, возводился дворец великого хана, названный Ваньаньгун («Десяти тысяч умиротворений») [2120] Другой вариант названия — «Дворец десяти тысяч лет благоденствия». — Прим. пер . [2121] Jackson & Morgan, Rubruck pp. 209–210. . Его построили за год — со стенами высотой девять футов, обрамлявшими пространство длиной 240 и шириной 150 футов. Дворец украшали девять рядов колонн, располагавшихся по направлению север — юг, и восемь рядов колонн, ориентированных с востока на запад, всего семьдесят две колонны. Согласно описанию Рубрука, на южной стороне дворца находилось трое ворот. На северной стороне дворца располагался трон великого хана, к которому вели две лестницы. По правую сторону императора сидели царевичи, по левую сторону — царицы и императорские наложницы. Снаружи, перед средними воротами стояло огромное серебряное «питейное дерево» (будто бы построено специально для Угэдэя золотых дел мастером с Запада), под которым сидели четыре серебряных льва, разливавшие выпивку [2122] See the essays by Hans-Georg Huttel in Hirmer Verlag, Dschingis Khan pp. 133–137, 140–146. . В стволе дерева были скрыты четыре трубы, соединенные с чанами, содержавшими четыре вида крепких напитков; они поднимались вверх, затем перегибались вниз подобно золотистым змиям с хвостами, извивающимися вокруг ствола. Через трубы обычно подавались рисовая водка, айрак, перебродившее кобылье молоко, и красное вино, которое приезжие визитеры сравнивали с популярным французским «ла-рошелем» [2123] Morgan & Jackson, Rubruck pp. 178–179; Pelliot, Recherches pp. 161–164; Durand-Guedy, Turko-Mongol Rulers p. 232; Shiraishi Noriyuki, 'Avraga Sita: the "Great Ordu" of Genghis Khan,' in Komaroff, Beyond the Legacy pp. 83–93 (at pp. 89–90). . Во дворце Угэдэй часто устраивал музыкальные представления с фокусниками, шутами, актерами, танцорами и состязания по вольной борьбе, своему излюбленному виду спорта [2124] Thomas T. Allsen, 'Command Performances: Entertainers in the Mongolian Empire," Russian History 28 (2001) pp. 37–46. . Гости, бывавшие на этих забавах, всегда отмечали атмосферу гедонизма, веселья и кутежа и непременное лидерство во всем великого хана, если он находился дома.