Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Цзинь также подверглась нападению Си Ся в 1214 и 1215 годах, и тангуты захватили западный город Линьтао. Цзиньцы теперь оказались почти в безвыходном положении, им перекрыли все пути пополнения конницы — в Маньчжурии, по онгутской границе, а теперь — и на западе [1113] Vernadsky, Mongols and Russia pp. 33–34. . Снова Сюань-цзун, проявив недюжинную силу воли и энергию, собрал огромную армию и нанес сокрушительное поражение тангутам у стен Линьтао. Но тангуты не успокоились, вновь напали летом 1216 года, а цзиньцы опять нанесли им поражение. Возможно, цзиньцам было приятно думать о том, что, несмотря на побои от монголов, они все-таки способны побеждать тангутов, «красные куртки» и сунцев. Тем временем Ши Тяньни, один из лучших полководцев, прекратил бессмысленную борьбу против монголов в провинции Хэбэй и перешел к Чингисхану. Объединенное монголо-китайское войско захватило город Дамин-фу и выдвинулось к городу Дунпин, оказавшему неожиданно стойкое сопротивление. Располагавшаяся на восточном берегу озера и хорошо защищенная, крепость отбивала все атаки. Монголы отступились от нее: у них не было опыта ведения боевых действий на воде, они не могли штурмовать крепость по озеру или реке, им надо было идти в атаку по узкой береговой полосе на виду у защитников форта [1114] Martin, Rise p. 182. . Как бы то ни было, монгольская кампания в Хэбэе конца 1215 года в основном перекрыла для цзиньцев все подходы в Шаньдун с севера и распространилась на Шаньси, где монголам удалось захватить несколько небольших городов. Для цзиньцев в 1215–1216 годах самым неприятным было ощущение непреходящего ежедневного кризиса. Как написал один историк: «Для людей, обитавших севернее Желтой реки и оказавшихся между монголами с одной стороны и "красными куртками" — с другой, жизнь была сплошным кошмаром» [1115] Martin, Rise p. 187. .

Столкнувшись с необходимостью противостоять одновременно четырем враждебным силам (монголам, сунцам, тангутам и «красным курткам»), цзиньцы объявили всеобщую воинскую повинность и стали применять принцип меритократии в назначениях и продвижениях по службе. Они усилили гарнизоны вокруг Кайфына, чтобы создать «стальное кольцо», и начали сооружать бункеры и блокгаузы севернее Желтой реки. Появились новые правила присвоения званий и наград. Любой человек, отвоевавший Пекин, мог стать фельдмаршалом; победитель монгольской армии в любой реальной стычке мог получить назначение губернатором города; предусматривались и финансовые вознаграждения за разгром монгольского войска численностью три тысячи, две тысячи и даже в одну тысячу человек [1116] Martin, Rise p. 184. . Во всех этих новшествах имелся определенный здравый смысл, хотя многие другие решения были малопонятные или просто дурацкие. Самым верным решением было бы добиваться альянса с сунцами любой ценой, чтобы нанести поражение монголам, но Сюань-цзун настаивал на продолжении войны против сунцев, несмотря на силовое давление с севера. Но если он действительно надеялся набрать пропагандистские дивиденды похвальбой победами над сунцами, чтобы нейтрализовать плохие вести с монгольского фронта, реальность вскоре развеяла его иллюзии. Цзиньцы понесли тяжелейшие потери в 1219 году, пытаясь форсировать реку Янцзы [1117] This was an almost exact repeat of the rout they had suffered here under the Prince of Hailing in 1161 (Ruth Mostern, 'From Battlefields to Counties: War, Border and State Power in Southern Song Huainan,' in Wyatt, Battlefields pp. 227–252 (at p. 241); Needham, Science and Civilization I p. 134; Tilman & West, China under Jurchen Rule p. 29). . Война на юге с сунцами все еще не прекращалась и в 1224 году, когда умирал Сюань-цзун.

В марте — июле 1216 года цзиньцы все-таки смогли предпринять небольшое контрнаступление севернее Желтой реки и отвоевать несколько городов. Но вскоре монголы отбросили их обратно, когда Чингисхан начал наступление по четырем направлениям: в Шаньси, на западе Хэбэя, на востоке Хэбэя и на юге Шэньси. Это была последняя и самая значительная кампания, которую он возложил на Самуху, и Чингисхан даже пошел на то, чтобы попросить у тангутов разрешения пройти по их территории на Ордосе. В Си Ся не только удовлетворили его просьбу, но и выделили для содействия Самухе большую армию [1118] Martin, Rise p. 185. .

Но прежде чем отправить в путь свои орды, Чингисхан предпринял еще одну попытку договориться о мире. Условия он выдвинул простые и ясные: ему незамедлительно должны подчиниться все города в Хэбэе, Шаньдуне, Шаньси и Шэньси, а император должен отказаться от этого титула и стать царем Хэнаня. Сюань-цзун вновь наотрез отказался принять монгольские требования [1119] Martin, Rise p. 185. . Какое-то время Чингисхан не трогал Шаньдун, надеясь, что цзиньцы и «красные куртки» слопают друг друга, как кошки в сказке о Килкенни. Он проявил здравомыслие, ибо в 1217 году Желтая река вновь вышла из берегов, воспрепятствовав любым попыткам вести какие-либо военные действия. Людские потери в Китае тогда были ужасные, но самый страшный удар пришелся на провинцию Шаньдун [1120] Lary, Chinese Migration p. 49. .

Тем временем монголы тоже столкнулись с определенными осложнениями в Маньчжурии. Их союзник Елюй Люгэ почувствовал в себе достаточно уверенности для того, чтобы сформировать гражданскую администрацию, а Чингисхан отправил к нему Анчара в роли посла или политкомиссара. После провальной попытки сманить Елюя подкупом и дипломатией цзиньцы прибегли к силе, но их полководец сразу же потерпел поражение не без помощи монголов. Цзиньцы отступили в Ляоян, подлечились, напали еще раз, их снова разгромили, но теперь поверженный генерал Пусянь Ваньну сам поднял мятеж и объявил себя правителем нового государства, названного им Дачжэнь. Потерпев третье поражение от монголов, уступавших ему в численности, Ваньну бежал в Корё (Корею), а Елюй провозгласил себя и правителем Ляояна [1121] Henthorn, Korea p. 5. .

На этот раз приспешники побуждали его к тому, чтобы он отверг Чингисхана и объявил себя императором Маньчжурии. Но дальновидный Елюй прекрасно знал, чем чревато предательство монголов, и принял прямо противоположное решение: в декабре 1215 года отправился с визитом к Чингисхану в его ставку на реке Керулен [1122] Gaubil, Gentchiscan p. 26. . Чингисхан принял гостя радушно: агенты уже сообщили ему о хвалебных речах Елюя в его адрес. Однако Чингисхан был больше польщен роскошными дарами, привезенными Елюем: девяносто повозок с золотом, серебром и тюками шелковых тканей. Сияющий Чингисхан наградил его титулом старшего союзника в Китае и поручил провести перепись населения в Маньчжурии. Это была неимоверно трудная миссия, особенно в военное время, но Елюй справился с заданием и сообщил, что население Маньчжурии тогда составляло три миллиона человек.

Надо отдать должное Елюю: он удачно разрешал и другие проблемы, смог удержаться во власти во время восстания, поднятого против него под предлогом, будто он — марионетка монголов [1123] Martin, Rise p. 202. . Поводом послужило тривиальное обстоятельство. В ставке на Керулене Елюй пожаловался, что один из старших монгольских представителей в Маньчжурии по имени Кэтэкэ не исполняет его приказания и взял в наложницы покинутую жену сбежавшего Ваньну. Как объяснил Елюй, из-за этого Ваньну может вернуться из Кореи и нарушить мир в государстве. Чингисхан осерчал и приказал арестовать Кэтэкэ, связать по рукам и ногам и привести к нему лично. Перепуганный Кэтэкэ обратился за помощью к Есыбу, главе гражданской администрации, зная, что тот втайне зол на Елюя из-за того, что он не объявил независимое царство киданей [1124] Martin, Rise p. 202. . Они замыслили поднять мятеж, к ним присоединился и начальник штаба Дун-гуюй (Tung Kuyu). Заговорщики умышленно распространяли слухи, будто Елюй умер в Монголии, предательски убили триста монголов и устроили облаву на выдающихся киданей, симпатизировавших монголам, наметив арестовать около трех тысяч человек. Трем жертвам удалось бежать, они прибыли в ставку на Керулен и сообщили обо всем Чингисхану. Последовали и другие плохие вести. Есыбу отправился на юг, похитил жену Елюя и объявил себя императором Ляо-ваном. Кража жены особенно покоробила Чингисхана. Видя, как поник Елюй, Чингис сказал ему: «Не расстраивайся. У нас хорошие пастбища и кони в теле, и я дам тебе армию» [1125] Martin, Rise p. 203. .