Людмила Третьякова - Театр для крепостной актрисы

В бумагах управителям постоянно встречаются строжайшие предписания иметь «за девками неусыпное смотрение и из мущин отнюдь бы к ним не впущали никого». Возможные «амуры» среди молодежи пугали графа. Он предупреждал, что в случае обнаружения оных «все девки будут наказаны, а надзирательницы за слабое смотрение лишатся своих окладов и сосланы будут в дальние вотчины».

Телесные наказания — розги по особому распоряжению графа если и применялись, то в отношении мужчин за «провинности и продерзости». Таковых, несмотря на все предупреждения, хватало. Кто-то напивался и буянил, кто-то из тайных отлучек в город притаскивал в храм муз «посрамительную, или французскую» болезнь — сифилис.

С женщинами обходились мягче. Девочек-учениц, «которые окажут нерадение», ставили на колени, сажали на хлеб и воду. Актрис в качестве взыскания лишали чая и сахара.

В сущности, и согрешить-то им было очень затруднительно. Общежития актеров и музыкантов находились в полной изоляции от обиталища прелестных нимф. У молодых людей не было возможности общаться и в театре — гримировочные комнаты располагались по двум противоположным сторонам сцены.

Конечно, красота шереметевских актрис не могла оставить равнодушными и зрителей. Но видимо, Шереметев и с этой стороны предпринимал изощренные меры защиты: проникнуть на сцену, познакомиться и завести шашни с какой-нибудь пастушкой было невозможно.

А ведь посягательства такого рода считались истинным бедствием и для крепостного, и для императорского театра.

Граф Бутурлин, например, вспоминал, как с одним из товарищей «попытался было завести интрижку с крепостными актрисами-сестрами». Они решили действовать через служителей театра. Те «брали деньги, — писал Бутурлин, — и нас надували, и ничего из этого не вышло», кроме неприятностей. Хозяин театра прознал про усатых воздыхателей. Артисток приказал высечь, а на соблазнителен нажаловался полковому начальству, и те получили взыскание: посягали-то они на «частную собственность».

Крепостные актеры, «театральные люди», как они именовались в домовой конторе, находились на особом обеспечении Шереметева. В этом отношении они отличались от прочих дворовых. Особенно это касалось женской части труппы.

У каждой из крепостных актрис где-то в деревне жила- поживала матушка-крестьянка, руки которой походили на коренья от тяжелой работы. Сами же актрисы выглядели как молоденькие светские дамы: щебетанье на французском, нарядная одежда, изящная обувь, помада и парфюм. Судя по оставшимся счетам, весь этот внешний антураж являлся немалой статьей расхода.

Вот, например, восьми танцовщицам покупаются хорошие шубы. Каждая стоимостью двадцать рублей. Для сравнения: дворовым мастерам раз в три года выдавали по два рубля на покупку тулупа. Мужчин-актеров одевали добротно, но на их одежду тратили денег меньше, чем на женскую.

В литературе о шереметевских театрах приводится любопытный документ, называемый в стиле века длинно и витиевато: «Реестр служительницам в разных должностях находящихся, которым следует по положению Его Сиятельства выдать на платье деньгами...»

Актрисам:

1. Прасковье Жемчуговой — 80

2. Анне Изумрудовой — 60

3. Арине Яхонтовой — 50

4. Матрене Жемчуговой — 30

5. Авдотье Беляевой — 20

6. Ульяне Алексинской — 20

7. Фекле Бирюзовой — 20

8. Домне Березниковой — 10

9. Устинье Кучерявинковой — 10

10. Афимье Шлыковой — 10

11. Марье Белой — 10

12. Дарье Коршуновой — 10

Итого: 355 р.

Сразу видно, кого барин любит. Само собой, гардеробы у актрис были разные. Одной из первых фавориток графа, Анне Изумрудовой, однажды заказали платье за 225 рублей. Эта сумма в России конца восемнадцатого века очень значительна: годовой оброк крестьянина при Шереметеве-сыне составлял десять рублей. На покупку кафтана дворовому человеку выдавали один рубль пятьдесят копеек. И тот обязан был носить его три года.

Головные уборы тоже обходились модницам в копеечку, но дамский гардероб без них невозможен. Потому в приказах Шереметева читаем: «Купить шляпы актрисам и танцовщицам каждой по пять руб.».

Ведущие актрисы имели настолько роскошные туалеты, что иногда выступали в них на сцене. Так, про Анну Изумрудову, игравшую в опере «Черевички», говорили, что она-де появляется в «платье из комнаты».

Похоже, эта «экс-метресса» была первая щеголиха и в память о былом донимала графа просьбами. И он распоряжался: «Сделать Анне Изумрудовой черевички кожаные белые, на переди бантики заячьи». Кроме «бантиков заячьих», та любила и украшения. Остался счет за «пожалованный деушке Анне Изумрудовой жемчуг 150 р.».

Но и те, что были пониже рангом, не могли жаловаться. Никому из них не было заказано выглядеть парижанками. Одна из шереметевских актрис, состарившись, «много рассказывала о тогдашних модах, о пудре, о прическах, как одна сменялась другою, о кошельках, о фижмах, о мушках». Туалеты шились отнюдь не собственными умельцами, а у столичных, с хорошей репутацией портных. Причесывали девушек одиннадцать парикмахеров, состоявших в штате театра.

Хоть Шереметев и давал указания, чтобы траты «на счет театральных» были без излишеств, трудно, имея в труппе столько молоденьких красавиц, без них обойтись. И потому «разноцветные душистые пудры и помады выписывались из Парижа пудами. Выписывались всевозможные ленты, диадемы и шелковые чулки для балерин».

В обеспечении питанием, как и одеждой, принцип был такой: от кого театру больше отдачи, кто более на виду и кого по личным мотивам отличает барин, тот и получает больше.

Рацион, или, как именовалось у Шереметевых, «хлебная дача», имел шесть категорий. Одни получали «низовую дачу», то есть наравне с низшими категориями дворовых, другие питались так же, как и лакеи, третьи — соответственно рациону младших танцовщиц, четвертые получали «верховую дачу», для пятой категории накрывался «стол в скатертной», и, наконец, у ведущих актрис было такое же меню, как и у Шереметева. Дети, набираемые к театру, сразу приравнивались к «младшим танцовщицам».

Вот, к примеру, что представляла собой «верховая дача», то есть довольствие среднего состава труппы — кордебалета, фигуранток.

«Деушкам комедианткам в обеде: 1 суп, 1 соус, 1 жаркое, 1 каша молочная: в ужине: суп, соус, жаркое и каша молочная, 1 калач, 1 ситный в день...» Актрисам Фекле и Мавре Бирюзовым, очевидно по их просьбе, отпускают «чаю черного по 1 /гзолотника, сахару по 12 золотников в день». Один золотник, напомним, равен 4,26 грамма.

Тем, кто несет большую нагрузку в театре, «девкам- танцовщицам», Шереметев приказывает давать к столу «масло коровье, постное и снетки невзачет по окладу».