Элли Мидвуд - Австриец

Доллфусс продолжал упорно молчать, либо потому, что ему было нечего мне возразить, либо потому, что он решил не снисходить до споров с каким-то «нацистским бандитом». Как бы то ни было, его высокомерие и отказ сотрудничать начали потихоньку действовать мне на нервы. Не опуская пистолет, я подобрал документ со стола, положил его канцлеру на колени и сунул ручку ему в руку.

— Подписывайте, — потребовал я, почти упираясь стволом ему в лоб.

— И не думайте даже. — Он выронил ручку, и кисти его теперь лежали неподвижно поверх бумаги. — Я ничего подписывать не стану.

— Ещё как станете. — Я снял оружие с предохранителя и поднял его подбородок дулом пистолета, заставляя канцлера посмотреть мне в глаза. — Вы сейчас же это подпишите, или я прострелю вашу маленькую жалкую шейку!

— Моя смерть ничего не изменит.

— Изменит, для вас. Вы будете мертвы. — Меня жутко раздражало то, как этот крохотный диктатор, ослеплённый собственной самоуверенностью, отказывался верить в то, что я мог его застрелить. Да я и не собирался поначалу этого делать, только вот сейчас приходилось признать, что ситуация быстро выходила из-под контроля.

— Вы меня не убьёте, — криво усмехнулся Доллфусс. — Если бы вы могли, вы бы давно уже это сделали. Но все, на что вы, знаменитые СС, годитесь, так это одеваться в ваши красивые униформы, задирать ноги на плацу и целовать своих лидеров в зад. Только вот когда дело доходит до серьёзных вещей, вы ни на что без ваших лидеров не способны, и я прекрасно вижу это сейчас на вашем жалком примере, штурмхауптфюрер Кальтенбруннер. Если бы вы были настоящим солдатом, вы бы уже спустили курок. Только вот вы не солдат, как бы вы не пытались убедить себя в обратном. Вы не солдат, вы не лидер, вы — ничтожество. Видите? Я говорю вам это прямо в лицо, в присутствии ваших подчинённых, а вы даже сделать ничего не мож…

Он подавился последним словом, схватившись за горло и глядя на меня в удивлении. Я и сам не понял, как так вышло, что я спустил курок и прострелил ему шею, как и обещал.

— Эрнст! — воскликнул Бруно за моей спиной, пока я стоял неподвижно, не в силах отвести глаз от истекающего кровью человека. — Ты в него выстрелил!

— Да…

Я проглотил внезапно появившийся в пересохшем горле комок, осмотрел пистолет, что держал в руках, пока мой разум тщетно пытался понять, как это оружие вообще выстрелило, как мой палец надавил на курок, и как я был причиной тому, что австрийский канцлер лежал теперь на софе, истекая кровью, но тем не менее живой.

— Что предлагаешь делать? — осторожно спросил Бруно, глядя на нашу окровавленную жертву, и затем на меня.

— Прошу вас, позовите доктора, — сумел прошептать Доллфусс, держась обеими руками за горло, чтобы остановить кровь.

То, что он был все ещё жив, было само по себе чудом, подумал я с огромным облегчением, вот только что мне теперь было делать, пока мои люди стояли вокруг меня и выжидательно смотрели. Я сжал челюсть и переступил с ноги на ногу. «Ну и что теперь? К черту весь этот переворот? Приказать отвезти его в госпиталь и спасти его жизнь? А потом что? Ну поправится он, а затем первым делом прикажет нас всех перевешать? А что до моих товарищей, если я дам сейчас такой приказ? Получается, что Доллфусс был прав, и я и в самом деле никакой не солдат и не лидер для них? И что скажет рейхсфюрер, когда узнает об этом? А Дитрих? Господи, и что фюрер скажет, наконец?»

Холодный пот уже начал пробиваться у меня на висках, и я быстро снял свою фуражку и вытер лоб рукавом.

— Прошу вас… — снова подал голос Доллфусс. Несколько пар глаз неотрывно следили за каждым моим движением. Я продолжал смотреть на Доллфусса, потому что даже это было не так страшно, чем взглянуть в глаза людям, молча ожидавшим моих приказов. Я с трудом сглотнул и постарался собраться с мыслями. У меня все ещё была возможность повернуть ситуацию в мою пользу и не выйти из этой комнаты убийцей, если только удастся уговорить этого упрямца.

— Подпишите отставку, и мы немедленно окажем вам помощь, — пообещал я, убирая пистолет и подбирая документ с пола.

Доллфусс бросил на бумагу беспомощный взгляд и только крепче сжал руками рану на горле.

— Я сожалею, но ответ все ещё «нет».

«Ну зачем ты со мной это делаешь?! — чуть не заорал я на него. — Ты что, не понимаешь, что я пытаюсь спасти твою жизнь? Да я же так же сильно не хочу, чтобы ты умер, как и ты этого не хочешь! Мне совершенно не нужна чужая кровь на руках! Я не убийца, я не хотел, чтобы все так обернулось, и я и вправду хочу тебе помочь, но не могу я тебе проиграть сейчас, в присутствии моих подчинённых, как же ты не понимаешь? Моё будущее, единственное возможное будущее в СС, которое у меня осталось, потому как ты отнял у меня другое, нормальное будущее, зависит от исхода сегодняшнего дня. Сейчас не время упрямиться! Помоги мне помочь тебе, ради всего святого!»

— У вас не осталось много времени, прежде чем вы потеряете слишком много крови, что уже никакой доктор вас не спасёт. — Я снова попытался привести ему хоть какие-то рациональные доводы. — Подпишите отставку, и мы доставим вас в ближайший госпиталь. Это не стоит вашей жизни. Это же просто политика. Что вы пытаетесь отстоять? Власть? Но если вы умрете, никакая власть вам будет уже не нужна. Подпишите документ, мы отвезём вас к доктору, и будете как новенький всего через пару недель, попивая красное вино вместе с вашим Дуче где-нибудь в Италии. Он даст вам какой-нибудь почетный пост, я более чем уверен. Канцлер, подпишите отставку! Прошу вас!

Я видел, как крупные бусины пота собирались у него на лбу, и как цвет медленно покидал его лицо. Но он все же бросил на меня последний презрительный взгляд и прошептал:

— Никогда.

Бруно глубоко вздохнул и легонько толкнул меня локтем.

— И какой теперь план?

Я раздражённо пожал плечами.

— Я не знаю. Может, у тебя есть какие-то предложения?

— Думается мне, он ничего подписывать не собирается, — заключил Бруно.

Идею помочь австрийскому канцлеру никто не озвучил, а я слишком боялся сам это предложить, пусть это и означало его неминуемую смерть.

— Пошли отсюда. Группа прикрытия останется и позаботится обо всем, — Бруно сказал после затянувшейся паузы.

— Он все ещё жив, — прошептал я, отчаянно пытаясь найти выход из этой безвыходной ситуации.

— Пока ещё жив. Ты что, собираешься остаться, чтобы принять его последний вздох, или что? — Бруно, судя по его словам, ни капли не беспокоил тот факт, что это мы были причиной чьей-то близящейся смерти. — Идём, пока вся австрийская армия не ворвалась сюда и не перестреляла нас всех за государственную измену.

Я бросил последний умоляющий взгляд на Доллфусса, но его строгое лицо, с едва заметной морщинкой страдания меж бровей, говорило само за себя. Он готов был умереть, но никогда бы не подписал наши требования.