Янко Веселинович - Гайдук Станко

У Алексы кровь бросилась в голову. Он не понимал, что сделал, но, увидев распростертого на земле Маринко, встал коленом ему на грудь и выхватил нож.

Подбежали люди и отняли у него нож.

— Злодей! Гайдук!

Алекса не мог вымолвить ни слова. К горлу подкатил комок.

— Вот, братья… — запел Маринко. — Я чуть не умер за божье дело!

— Злодей! Злодей! — неслось со всех сторон.

Алекса пришел в себя… Точно разъяренный лев, ринулся он сквозь пытавшуюся удержать его толпу. У галереи он остановился.

— Распните меня! — крикнул он и раскинул руки. — Распните меня!

И сверкнул очами. Страшный взгляд метнулся из-под седых ресниц.

Народ остановился.

— Распните меня! — гремел Алекса. — Постыдитесь своих седин! Торопитесь осудить человека, не выслушав его. Стыдись, седовласый отче! Кто же так сплеча выносит приговор? Хотите убить меня? Вот! Двести лет прошло с тех пор, как мои предки вбили здесь первый кол. И за все двести лет ни тени позора не падало на этот дом! А теперь вы прокляли его. Чего вам надо? Убейте меня!

Никто не шелохнулся.

Алекса пошел прочь.

Старики еще больше помрачнели и глубоко задумались. Дом Алексы и вправду был самым старым в Черном Омуте.

Придя домой, Алекса сел на скамью у очага. Долго сидел он так, безмолвный и неподвижный, а когда спустился мрак, кликнул сноху Мару.

— Зачем звал меня, отец?

— Расплети мне косу!

Все замерли. Петра подошла к нему:

— Что с тобой, старче?

Алекса поднял на нее налившиеся кровью глаза, но голос его был тих и ровен.

— Поди, старуха, принеси мне с крюка трубку…

В тот вечер старик расплел волосы и закурил табак.

На улице протяжно стонет ветер, пробегая по голым веткам, и моросит дождь. Кромешная тьма. В такую ночь даже гайдук сидит на месте; пес и тот рад-радешенек любому пристанищу и ведет себя тихо и смирно.

Лишь один человек бредет в темноте. Ноги его вязнут в размякшей земле, он спотыкается и падает, но все же выполняет приказ своего господина.

Человек этот — Маринко. И спешит он в хан, к Груше, который уже заждался его.

— Ты что так долго? — крикнул он, едва Маринко переступил порог. — Где пропадал? Я жду тебя целых два часа.

— Немножко припоздал, дорогой ага, — ответствовал Маринко, улыбаясь и палкой счищая с опанок грязь.

— Продрог?

— Наоборот, вспотел.

— Садись.

Маринко, согласно обычаю, присел на краешек стула.

— На улице скверно? — спросил турок.

— Скверно. Дождь льет даже из деревьев и камней. А тьма — хоть глаз выколи. Если б мне залепили пощечину, я б не смог дать сдачи.

— Курить хочешь?

Груша спросил скорее для порядка: он отлично знал, что Маринко никогда не отказывается от курева.

Маринко просиял и вытащил из-за пояса трубку.

— Слушай, Маша, — начал турок, когда они закурили, — говорят, этот пес чуть не убил тебя сегодня!

Маринко махнул рукой.

— Да что там! Как стал он меня душить, так мне небо с овчинку показалось. Силен, как сама земля! Сегодня сорвалось. Так прочувствованно говорил бедняга перед народом, что я сам чуть слезу не пустил.

— А как старики?

— Растрогались! Жалко им стало Алексу — как-никак один из самых уважаемых людей на селе. Сам видел, как поп и кмет отвернулись, чтоб скрыть слезы. А Шокчанич, он стоял рядом со мной, шепнул Поповичу: «Ей-богу, взяли мы грех на душу, возвели напраслину на честного человека».

— Ха-ха-ха-ха! — смеялся турок. — А Иван?

— Как заряженное ружье. Делает, что ему прикажут.

Груша задумался.

— Я вот о чем думаю, — сказал он после короткого молчания. — Что, если нам обласкать Алексу? У человека горе, а мы пойдем к нему, поговорим с ним, попробуем утешить?..

— Не надо, ага! Ты его не знаешь. Дьявольская это порода! Из камня скорее выжмешь слово, чем из него. Лучше держаться Ивана. Он человек видный и уважаемый. Лазарь — твоя тень. Он пойдет за тобой и в огонь и в воду. Иван — его отец, а любящий отец чего не сделает для сына.

Груша встал и в задумчивости зашагал по комнате. Вдруг он остановился.

— Знаешь, что я хочу?

— Да, дорогой ага.

— Тогда открой мне свой план.

— Так вот, Черный Омут я знаю как свои пять пальцев. Всё они вместе с кметом и попом были как один человек. Только я всегда был в стороне. Если двое разговаривали, то стоило мне подойти, как разговор тотчас же обрывался. Звали меня прихвостнем, выродком, подонком, турком… Бог знает, как меня только не честили. А я все терпел. Если мне нужно было что-нибудь узнать, то я выпытывал у женщин и детей.

Груша потерял терпение.

— Будет, будет! — прервал он Маринко. — Я хочу знать, как обстоят дела. Расскажи, что задумал.

— Сейчас? Хорошо! С того самого дня, когда я очернил Станко и когда нашли кошелек, который мы с Лазарем закопали у него во дворе, — с того дня все идет как по маслу: все плюют на дом Алексы.

— Вот мне и нужно завести с Алексой дружбу.

— Нет, не нужно.

— Почему?

— Во-первых, я уж тебе говорил, от этого не будет никакого проку. А во-вторых, люди и так уже отвернулись от него, а тогда окончательно отшатнутся.

— Этого-то я и хочу! — сказал Груша.

— Напрасно!

— Как — напрасно?

— Напрасно! Напрасно! Держись Ивана. Ходи к нему в гости. Поп первый его заподозрит. Он возмутится и расскажет о своих подозрениях кмету и еще кое-кому. Но и Иван не без роду и племени, у него тоже есть свои люди. И в один прекрасный день Черный Омут расколется: одна половина встанет на сторону попа, другая — на сторону Ивана. Поп обругает Ивана турецким прихлебалой, а тот его — укрывателем воров.

Груша живо представил себе нарисованную Маринко картину, и сердце его запрыгало от радости.

— Молодец! — воскликнул он, обнимая Маринко. — Мудрые твои речи. С таким умом быть бы тебе пашой!

Маринко поцеловал у него подол и руку.

— Спасибо, дорогой ага! Слова твои мне милее несчетного богатства. Но…

— Что? Чего ты хочешь? Проси!

— Мне ничего не надо, просто я еще не кончил.

— Говори!

— Лазарь хочет жениться.

— Знаю.

— На дочке Севича.

— И это знаю.

— Девушка должна пойти за него!

— Не ты ли говорил, что Лазарь со Станко поссорились из-за нее, потому что она любит Станко.

— Ну?

— Захочет ли она идти за Лазаря?

— А кто станет ее спрашивать? Разве спрашивают покойника, угодно ли ему на погост? Мы непременно должны их поженить.

— А почему?

— Так надо! Иван уже твой, а тогда прибавится и Севич. Оба они крепкие хозяева. Двоим цена больше, чем одному, и они будут делать все, что ты пожелаешь. К тому ж и Лазарь у тебя на поводу, а он добрый пес, стоит быть его хозяином.