Пётр Чигринов - Под тремя коронами

Но главным для татар были набеги как на московские, так и на литвинские земли. Весной 1512 г. двое сыновей Менгли-Гирея с многочисленными толпами напали на Украину, на Белев, Одоев, Воротынск, Алексин, повоевали, взяли пленных. Великий князь выслал против них воевод, но татары отступили с большой добычей.

Князь Глинский был отправлен к Орше, чтобы оберегать Смоленск на случай прихода войск Сигизмунда. Король уже выступил навстречу московским войскам: он надеялся на успех своего дела. И эту надежду вселял в него и Михаил Глинский…

Последний считал себя обиженным. По пути к Орше, укутавшись плащом, он изливал душу своему доверенному и надежному слуге Шлейницу, ехавшему как всегда стремя в стремя с князем.

— Не умеют ценить московские князья своих слуг… Разве я не способствовал взятию Смоленска; ты же знаешь, что мои люди установили связи со многими смольнянами и многих привлекли на сторону московитов. Эти-то люди и заставили большинство горожан сдаться, не дожидаясь прихода короля… А знаешь, что ответил мне Василий, когда я сказал, что дарю ему Смоленск, которого он так долго желал, и спросил при этом, чем же он меня одарит?

— И что же?

— Он сказал, что дарит мне княжество в Литве… А ведь в Москве обещал отдать мне Смоленск, в случае его взятия…

Чтобы справиться с охватившим его волнением, князь помолчал. Но вскоре продолжил:

— Да, скажу тебе откровенно, что я надеялся, что мне отдадут этот город… В конце концов, я многое сделал для успеха в этой войне. Вспомни хотя бы, как мы с тобой старались вызвать из-за границы искусных ратных людей…

Шлейниц, натянув глубже шляпу, чтобы защититься от мелкого, надоедливого дождя, ответил:

— Да, князь… Обмануться в своих надеждах всегда тяжело… Ты не учел, что для московского князя Смоленск — это давно желанный, можно сказать, драгоценный город. Это ключ не только к Днепровским областям, но и к пути в западные страны. Согласись, что отдать это княжество тебе, пусть и с сохранением права верховного господства, было бы со стороны Василия неразумно…

Князь тяжко вздохнул и подстегнул плетью ни в чем не виноватую лошадь…

Всю ночь Михаил Глинский размышлял о сложившейся ситуации. И он решил, что ждать завоевания какого-то княжества в Литве, приобретения более чем сомнительного, подобного журавлю в небе, не следует, ибо король со значительным войском приближался. Нужно безотлагательно вступить в переговоры с Сигизмундом. Тем более, что брат Сигизмунда, король Венгрии и Богемии Владислав, милостиво принимал его, Глинского, всячески обнадеживал и уверял в благосклонности Сигизмунда, как бы поощрял мятежного князя к примирению… Глинский решился тайно покинуть вверенный ему русский отряд и бежать в Оршу.

Он позвал слугу:

— Пригласи ко мне Шлейница. Да сам покарауль у шатра, чтобы нас никто не слышал…

Не подумал князь, что слуга тоже имеет уши… Еще не успел Глинский вместе со Шлейницем выехать в Оршу, как слуга на добром коне уже скакал к князю Михайле Голице, ведшему свой отряд к Друцку. Слуга рассказал ему о замысле Глинского и указал дорогу, по которой он собирался ехать…

Ночью, когда Глинский ехал, на версту опередив своих дворян, люди Голицы схватили его. Князь при этом пытался вразумить их:

— Опомнитесь! Хватать как последнего разбойника меня, чья слава гремит как в Московии, так и в Литве…

Но его скрутили. Московский сотник при этом сказал:

— Успокойся, князь… Слава непостоянна, как весенняя погода…

И добавил по-деловому:

— А если уж пошел кому-нибудь служить, то лучше служить верно, сжигая за собой все мосты…

Поникшего Глинского отвезли в Дорогобуж к великому князю. Найденные у него королевские грамоты стали явной уликой. Великий князь велел заковать его и отправить в Москву.

Через несколько лет посол императора Священной Римской империи Сигизмунд Герберштейн от имени императора ходатайствовал об освобождении князя Михаила Глинского:

— Если Глинский виноват, то уже довольно наказан заключением, и если великий князь Василий согласится отпустить его к императору на службу, то Максимилиан свяжет его тяжелою клятвою не замышлять ничего против Москвы…

Великий князь велел отвечать:

— Глинский по своим делам заслуживал великого наказания, и мы велели уже его казнить; но он, вспомнивши, что отец и мать его были греческого закона, а он, учась в Италии, по молодости отстал от греческого закона и пристал к римскому, бил челом митрополиту, чтоб ему опять быть в греческом законе. Митрополит взял его у нас от казни и допытывается, не поневоле ли он приступает к нашей вере, уговаривает его, чтоб подумал хорошенько. Ни в чем другом мы брату нашему не отказали бы, но Глинского нам к нему отпускать нельзя…

Как бы ни складывались отношения между двумя государями, один из которых назывался великим князем литовским и русским, а другой — великим князем московским и всея Руси, всякий раз Москва считала необходимым предъявлять права своего великого князя, потомка святого Владимира на все русские земли, считая прародительской отчиной своего государя принадлежавшие Литве Киев, Полоцк, Витебск и другие города. Всегда, когда дело доходило до мирных переговоров, Москва желала получить все западнорусские земли. Государи Великого княжества Литовского хотели иметь значительную часть заднепровских восточнославянских земель. Споры продолжались, часто переходя в военные действия. Рекой проливалась как русская, так и белорусская братская кровь. Память Елены, пример ее жизни не стали для литовских и московских государей средством установления мирных дружеских отношений. Наоборот, ее имя и та и другая сторона продолжали использовать для достижения своих чаще неправедных, чем оправданных целей.

В течение трех столетий в Пречистенском соборе г. Вильно сохранялась гробница великой княгини литовской и королевы польской, а над нею серебряная доска с надписью на русском языке и с тремя гербами: московским, литовским и польским, пока в начале просвещенного XIX века фанатизм и невежество не проявили себя. Ректор Виленского университета, член общества стремящихся к знанию филоматов, снял доску и переплавил в посуду.

Одержав блистательную победу над московскими войсками под Оршей, 8 сентября 1514 г. князь Константин Иванович Острожский продолжал служить Великому княжеству Литовскому. Он явился грозой крымских татар, считавшихся непобедимыми турецких янычар, а также упорных протестантов-шведов. Победил в шестидесяти битвах. Всеми силами защищал веру предков, строил православные храмы в Великом княжестве Литовском. Родина всячески чтила своего героя.