Нелли Савенкова - Самоборец

Тиун Федор случайно заметил, как заполошно, будто за ним гнались, въехал Аверьян во двор, да еще с мешком, и заподозрил неладное. Видно, не отвез соболей княгине, нехристь, утаить замыслил, а после от себя продать? Ну, так мы тебя, милого, тут и сцапаем!

Дождавшись, когда Аверьян скроется в сенях, Федор пробрался в его клетушку. Пошарив по углам, обнаружил мешок, пощупал его и усомнился: знать, не соболя — твердо. Развязал веревку — да тут и застыл, потрясенный: от увиденного богатства захолодело в груди, пересохло в горле. Так вот каков Аверьян! Не прост мужик! Давно Федор догадывался, что не тот он, кем кажется. Знать, разбойник? Нет! Атаман разбойничий, никак не меньше. Шайку небось разгромили, а он в бега подался. Где-то, видно, хранил награбленное? Зарывал, что ли? А ныне, едва в Москву попал, забрал схороненное. И куда ему столько? Федор запустил в мешок руку — денежки приятно холодили, позвякивая. Поддавшись порыву алчности, тиун вдруг ухватил пригоршню да впихнул в сапожное голенище. Подумав, взял еще и ссыпал в другой сапог.

Вот так-то! Наместник верит Аверьяну, вовсе без опаски живет. А ну как разбойник задумал ограбить князя да выжидает случая? Сказать бы надобно Ивану Андреичу, упредить. Намотав веревку, как было, Федор задвинул мешок на прежнее место, опасливо вышел, огляделся и скорым шагом направился к крыльцу. Он не заметил, что в воротах конюшни стояли два холопа и с любопытством наблюдали за ним.

Как ни торопился Федор, а донести наместнику о своих догадках не успел. Аверьян опередил — сам поведал князю Ивану, как дело было, принес мешок в горницу да отдал хозяину. Наместник, безоговорочно поверив рассказу и похвалив слугу за честность, принялся размышлять, что следует делать.

— Сказываешь, будто про Нижний речь вели?

— Да, говорили, будто стражники за ними от самого Нижнего гнались, — подтвердил Аверьян.

— Ну, завтра поутру, стало быть, отправимся в приказ, — заключил князь. — Там, я чай, ведают, откуда казну скрали.

Наутро наместник с Аверьяном, сопровождаемые отрядом вооруженных слуг, повезли мешок с деньгами в приказ. Там уж и не чаяли казну сыскать, к опале готовились. Глава приказа, боярин Волков, как узнал, с чем явился к нему князь, не поверил поначалу: головой затряс, руками замахал. Да как только мешок увидел да пощупал, тут же и обнял Ковра, не знал, куда усадить, как угодить.

— Тут пошлины да оброки за год и доимка за два прежних со всей земли Нижегородской — шутка ли! — пояснил боярин. — Их к увозу сюда, на Москву, приготовили. Разбойники дерзко напали, казначея, дьяка с подьячими насмерть побили…

— А наместник чего? — спросил Ковер. — Где был-то?

— Князь Волынский в Москву приехал загодя, без него все случилось, а ныне, как узнал про беду, слег, больным сказался.

— Неужто у казначея караула не было? — удивился Ковер.

— Был, как не быть, да караульщики говорят: мол, не видали и не слыхали ничего, будто сквозь землю грабители прошли. Я чаю, были стражники заодно с татями: ведь к самому полному сбору подгадали — тут без подсказки не обошлось. Дали, поди, знать иродам да провели тайком в избу казначейскую, а там небось и убить помогли? Только, видно, опосля добычу не поделили, вот и гнались за разбойниками до самой Москвы. Не могли настигнуть, на торгу потеряли. С тем, повинные, явились.

— Неужто в сговоре признались?

— Нет, лишь в нерадивости да нерасторопности… Ничего, пытать станем — во всем признаются!

— Так сразу и пытать? — осуждающе покачал головой Ковер.

— А как же? Дело-то разбойное. На дыбу всех!.. Ну, спасибо, Иван Андреич, — еще раз поблагодарил боярин и полюбопытствовал: — Как же к тебе-то казна попала? Иль тайна?

— Да какая тайна? Не мне спасибо — слуге моему Аверьяну, — открылся Ковер, — он казну спас и мне принес, не утаив.

Наместник передал все, что сам знал. Боярин, выслушав недолгий рассказ, велел позвать слугу князя, попросил его дважды повторить всю историю от начала до конца, ничего не упустив. После поразмыслил недолго, побарабанил пальцами по столу, поглядел на подьячего, записывавшего слова Аверьяна:

— Выходит, не в сговоре стражники?

— Выходит, — подтвердил подьячий. — Отпустить?

— Нет, от пытки освободить, а на волю покуда не выпускать, — велел боярин. — Кто-то из них с разбойниками таки спознался, не иначе. Проведать бы кто? И отчего они воров тех не увидали, как уж так караулили?..

— Знать, боярин, у них, у разбойников-то, свеча воровская была, особенная! — предположил подьячий.

— Какая свеча?

— Сказывают, делают ее с приговором из человечьего жира. Тот, у кого такая свеча, может усыпить хозяев да красть при непробудном их сне…

— Ты сам-то понимаешь, чего говоришь? — укорил служителя боярин. — Какой сон непробудный?! Как раз-таки пробудились все: и казначей, и дьяк, и подьячие — чрез то и смерть приняли. Да и стражники, коли верить им, враз всполошились. Ишь, выдумал — свеча! Пустословие одно!..

Но подьячий не унялся:

— А еще, бывает, руку мертвеца кладут за пазуху…

— Зачем это? — изумленно поднял лохматые брови боярин.

— Тоже, чтобы усыпить хозяев да красть беспрепятственно.

— Тьфу на тебя, Василий! — Волков махнул на подьячего рукой. — Такое молвишь, будто сам всю жизнь воровал. Я ж говорю тебе: там, при казне, пробудились все!..

— Пробудились, да уж опосля, — стоял на своем подьячий.

— Со свечой ли, с рукою иль без них — нам все едино, — заключил боярин. — Казна-то спасена. Спасибо тебе, князь Ковер, и тебе, Аверьян. Коли надобность во мне какая случится — я ваш должник. Узнаете, боярин Волков умеет благодарить!

Тепло распрощались. Князь со слугами отбыл восвояси, а боярин приказал подначальным своим людям пересчитать казну. Аверьян, едущий в ту минуту позади Ковра, гордился оказанной честью и ведать не ведал, что злая судьба приготовила ему еще одно нерадостное испытание.

На следующий день за княжьим слугой пришел неделыцик, да не один, а со стражниками. Позвал Аверьяна, сообщил:

— Велено в приказ тебя немедля доставить. Коли сам не пойдешь, силком поведем.

— Кто ж повелел такое? — озаботился Аверьян.

— Сам боярин Волков.

— А-а, боярин. Знать, отблагодарить желает?

— Ага, отблагодарить, — с усмешкой кивнул недельщик. — Ты сам-то помысли: ежели б он пожаловать тебя хотел, меня бы со стражниками не присылал.

— А чего ж тогда?

— Не ведаю, — коротко бросил неделыцик.

Удивленный Аверьян ринулся было седлать коня, да стражники преградили ему дорогу.

Неделыцик пояснил:

— Пешим пойдешь…

— За что ж немилость такая? Что я, тать иль разбойник? — возмутился Аверьян.

— Про то не ведаю, — повторил неделыцик. — Велено пешим привести — пешим и пойдешь.