Нелли Савенкова - Самоборец

Тиун скоро соображал, на кого сослаться, чтоб за правду сошло. Кто мог видеть Аверьяна с мешком?.. На дворе никого не было, когда он приехал. А на конюшне?.. Ну конечно!

— Вспомнил! Кирюха обмолвился.

— Который Кирюха?

— Конюх. Он в конюшне был, когда Аверьян с мешком приехал.

— Он что ж, конюх, скрозь мешок видит иль в него заглядывал?

— Про то не ведаю.

Князь Иван задумался: вроде складно выходит. Но сомнения не оставляли. Надо, надо до истины доискаться.

— Ступай, Федор, позови мне Кирьяна.

Слуга вышел, размышляя, как половчее подговорить конюха, чтобы тот в его пользу сказал. Кирюху он отыскал в сене — нашел по могучему храпу. Растолкал его, ничего спросонья не разумеющего, и повел к хозяину, на ходу втолковывая:

— Ты, Кирюха, помнишь ли, давеча сказывал, будто видел, как Аверьян с мешком приехал? С тем, где казна была…

— Ну… — подтвердил конюх.

— У Аверьяна тот мешок в руках был?

— Ну…

— Он коня поставил… Ты его, коня, чистил?

— Ну…

— Он, Аверьян-то, тебе серебро казал, которое в мешке было?

— Ну…

— Помнишь? Серебро в том мешке лежало… Казна… Серебро!..

— Ну…

— Он мешок развязал — а там мно-о-ого серебряных денег…

— Не-е… он не развязывал. И не видел я денег…

— Но серебро-то было! — не сдавался Федор.

— Кажись, было… — почесал в затылке Кирюха.

— Было-было… Ну заходи, — Федор широко распахнул перед конюхом дверь, сам вошел следом и скромно прислонился к резному косяку.

Ковер подозвал к себе холопа, тот поклонился.

— Здрав буди, батюшка князь.

— И ты, Кирьян, здравствуй, — ответил наместник. — Скажи-ка мне, видал ли ты Аверьяна, когда он казну привез?

— Ну да, — подтвердил конюх, — видал!

— И мешок он при тебе развязывал, показывал, чего в нем?

— Не вспомню, князь… то ли развязывал, то ли нет… — развел руками Кирюха. — А чего в том мешке было, ведаю.

— Чего ж в нем было? — воззрился на него Ковер.

— Серебро, князь!

Федор шумно вздохнул. Князь и конюх — оба разом — оглянулись на него. Тиун притворно зевнул. Наместник продолжил допрашивать Кирьяна:

— Так чего ж, серебро помнишь?..

— Помню…

— А развязывал или нет Аверьян мешок, не помнишь?

— Где ж упомнить…

— Как же ты про серебро-то сведал, что оно в мешке было, коли Аверьян мешка при тебе не развязывал?

Кирюха задумался, промычал что-то и прямо указал на Федора:

— Вот он, тиун твой, сказывал.

— Когда сказывал?!

— Только что, как к тебе вел, про деньги серебряные и сказал.

— Сказал, стало быть, — задумчиво заключил князь. — А что, Кирьян, как мыслишь, откуда Федору про серебро ведомо?

— Дык… откуда? Поди, сам видел?.. Я ведь, когда коня Аверьянова почистил, вышел из конюшни Петру пособить: он ворота чинил… Тут, гляжу, Аверьян из каморы своей прытко побежал в дом. Стало быть, к тебе, князь. Чего, думаю, стряслось? Отвлекся я… А опосля Федор… тоже, вишь, из Аверьяновой каморы выскочил. Мы с Петром подивились: Федор-то Аверьяна никогда не жаловал, чтоб с ним в одной каморе сидеть…

— Та-ак, — протянул наместник, не веря в такой поворот. — Это ж надо!.. Федор?!

Тиун, уразумев, что разоблачен, бросился хозяину в ноги:

— Прости ты меня, князь-батюшка! Я ведь никогда… ничего… Бес попутал! Вот те крест, без умысла! Я как тот мешок увидал… думал, Аверьян соболей утаил…

— Каких соболей? — не понял Ковер. — Там еще и соболя были?

— Соболей, что ты сестре своей приказал свезти. Усомнился я, что он все ей отдал, себе не припрятал… Хотел Аверьяна с поличным взять. Ну, а как мешок развязал да серебро увидал — руки сами и потянулись. И взял-то я всего ничего — щепоточку… Там и незаметно…

Сдерживая гнев и радуясь, что нашел вора, как советовал ему боярин Волков, князь уточнил:

— Ну и где та щепоточка?

— Щас… вот… — Федор принялся снимать сапоги, — вот…

Наместник удивленно смотрел на босоногого слугу, который протягивал ему свои сапоги. Видно, умом тронулся от стыда?

— Ты, Федор, чего мне обувку-то свою под нос суешь? Я, чай, тебя про серебро пытаю.

— Вот! — тиун перевернул сапоги и высыпал на стол мелкие, ровно осетровая чешуя, серебряные монеты.

— Это все? — спросил князь.

— Все! — выдохнул тиун.

— Обувайся, — приказал Ковер. — Кирьян!

— Здесь я, — вышагнул из тени конюх.

— Все видал?

— Все, князь…

— А теперь забудь!

— Как так-то? — не понял конюх.

— Привиделось тебе все: серебро, Федор, Аверьян — все привиделось.

— И ты, князь? — хитро усмехнулся холоп.

— И я, — кивнул Ковер. — Спишь ты… Иди, досматривай свой сон далее.

Конюх, поклонившись, ушел. Наместник поглядел на тиуна. Тот со страхом ждал разрешения своей участи.

— Я, Федор, ныне прощу тебя, — решил князь. — Но ты оставь Аверьяна в покое. Отступись, не изводи его. Ежели чего еще замыслишь супротив — не помилую. Хороший ты слуга, верный, да все одно не помилую!

— Да я, князь-батюшка… я отныне на Аверьяна-то и не взгляну. Вот те крест! Не помыслю, пущай чего хошь делает — хоть ворует, хоть убивает…

— Федор! — окоротил его Ковер. — Опять ты наговариваешь?!

— Не буду! Не буду! Нету для меня Аверьяна отныне! Нету!

— Ну, ступай, коли так, — махнул рукой князь и пригрозил: — Но ежели не сдержишь, что обещал, — пеняй на себя. Мое слово крепко, ведаешь, поди. Ступай. Да накажи разбудить меня затемно — дело будет.

— Да-да, сам разбужу, Иван Андреич. Почивай с добром. Спаси тебя Господь за милость твою, — низко кланяясь, Федор попятился и вышел, осторожно прикрыв дверь.

Наместник растянулся на постели, блаженно зажмурился: спина не болела, серебро сыскалось, Аверьян оправдан. Можно и почивать.

Аверьян, не ведавший о счастливом разрешении своего дела, лежал в думах на лавке, вперив неподвижный взгляд в темноту. Только что вышли от него боярин Волков с подьячим. Сказывали, будто казна, что он давеча нашел, неполной оказалась. Спрос чинили: кто деньги схитил, не он ли, Аверьян? Приставали: покайся, мол, да казну верни. А коли не вернешь да не признаешься, пытать станут, а на пытке-де никто не молчит — чего и не было, сказывают. И ежели только признаешься, а денег не возвернешь — казнят. Эх, что в лоб, что по лбу! Откуда их взять да как возвернуть, ежели не брал?

И за что невзлюбил его Господь, не дает счастья-радости, все хорошее забирает. Были у Аверьяна отец с матерью — отнял… Бродячих его товарищей в полон угнал… Ульяну отдал сопернику… А теперь и вовсе жизни лишает! Неужто вправду казна не вся? Да ведь разбойник-то сказывал, будто все из подголовника Казначеева в мешок вытряхнул. Может, он пособникам своим отсыпал? Нет, от атамана бы не утаил, поведал бы о том в бане-то, а он твердил, будто все принес. Так, выходит, разбойники казну не ссыпали. А казначей в Нижнем? Вряд ли. Ну не враг же он себе: назавтра ему те деньги следовало в Москву везти, с него бы весь спрос, на него и мыслить-то грешно… Стало быть, в Нижнем казна была полная, у разбойников — полная… Банщик? Этот, кабы в мешок заглянул, все бы утащил. Не он…