Нелли Савенкова - Самоборец

— Не возводи напраслину, князь, — перебила его Елена. — Шуйские от Невского род ведут. Ты еще дядюшку моего в худородных припомни!

Оболенский хотел было ответить, но тут в горницу вошел сам Михаил Глинский, взбудораженный, стремительный: на правах дяди великой княгини он явился запросто, без извещения. Увидев князя, Глинский недовольно скривился:

— А-а, ты уж тут, Иван Федорович! С чем припожаловал? — не дожидаясь ответа, он заботливо склонился к племяннице: — Что-то ты, Елена, исхудала… — и вновь обернулся к Оболенскому: — Ну, князь, чего молчишь?

— Еще, великая княгиня, сказать дозволь, — проговорил Оболенский, не выказывая особого расположения Глинскому. — Ивана Васильевича на государство скоро венчать — весь чин подготовить надо бы.

— Да уж без вас помыслили! — с насмешкой ответил за Елену ее дядя. — Покуда вы сидели да парились в Думе своей, мы уж все с митрополитом обговорили.

— Неправда то! Не в свое дело суетесь! Вы опекать обязаны, а править не вы должны! — гневно воскликнул боярин.

— А кто? Вы, да?! — тоже возвысил голос Михаил.

Оболенский, сдержав себя, с достоинством ответил:

— Дума боярская, именем великого князя Иоанна Васильевича да матери его великой княгини Елены Васильевны!

— Государь своею волею нас поставил — опекунов, а вы, бояре думские, клялись ту волю исполнить! Аль позабыл клятву давешнюю?

Князь, не отвечая на слова Глинского, склонился перед Еленой и, попрощавшись, с достоинством удалился. Дождавшись, когда за ним закроется дверь, Михаил забегал по горнице, возбужденно потирая руки.

— Пора, Елена! Пора за государство браться. Не допускай, чтобы другие за тебя правили. Гляди, как всполошились! Оболенского к тебе подослали! Меня слушай, я тебе помогу, посоветую.

Елена смотрела на престарелого искателя приключений и думала: «Эк неймется! Уж голова бела, а все о своем… Правил Литвой при короле Александре, после дважды изменял своим государям — Сигизмунду Польскому да Василию Московскому, — переходил из веры в веру. И все в угоду честолюбию своему… Нет, дядюшка, не видать тебе престола русского!» Она гордо подняла голову:

— Ивана на великое княжение венчают, сына моего! Он государем будет.

— Иван мал! — небрежно отмахнулся Михаил. — Ты правительницей станешь! И я…

Елена усмехнулась:

— Ты уж правитель, каких поискать!

— А чего? Ежели мне власть, я… Помню…

— А Дума боярская? — оборвала честолюбца Елена. — Их куда денешь? Там ведь, чай, не младенцы сидят. Да совет ваш опекунский…

— В совете я главный: что скажу, то и станется. А бояр думских — иль в темницу, иль… — Глинский не договорил, выразительно полоснув рукой по горлу.

— Ишь, чего замыслил, дядюшка! Побойся Бога!

— Я, Елена, с ним давно уж сговорился…

Великая княгиня перекрестилась.

— Не с Богом ты сговорился, дядюшка, — с Антихристом!.. Венчают Ивана, а там как Господь укажет, — твердо заключила она.

Спустя несколько дней духовенство, князья да бояре собрались в Успенском соборе: нового государя Ивана Васильевича торжественно венчали на великое княжение. Митрополит Даниил благословил его властвовать над Русской землей и давать в том отчет Господу Богу единому.

Никогда еще великий князь на Руси не был так мал. Какие страсти разгорятся вскорости, кто предугадает? Пока же все с умилением смотрели на Ивана в великоватой ему шапке Мономаха, сползавшей на брови. Гордо и вместе с тем с любопытством взирал малолетний государь на толпившихся вкруг него и радостно заулыбался, когда князья с боярами понесли ему дары. Иван оживленно начал было рассматривать подношения, но Глинский что-то шепнул ему, малолетний государь выпрямился, посуровел и сдержанно продолжил принимать поздравления от склонявшихся перед ним подданных. Торжество завершилось. Так явился на Руси новый государь — великий князь Московский Иоанн Васильевич.

Скоро в своей палате возбужденный Иван радостно показывал мамке Аграфене и меньшому брату Юрию подарки: были тут и каменья самоцветные, и мягкая рухлядь — соболя, и конские уборы, и золотые изделия во множестве, и — что больше всего по нраву пришлось трехлетнему государю — сладости заморские.

Покуда государь забавлялся, Елена, провозглашенная правительницей на время его малолетства, советовалась о том, что следует делать в первую очередь: в одной палате сидели и думские бояре, и те, кого Василий Иванович назначил опекунами своему наследнику. Все говорили по очереди, оспаривали советы противной стороны, громко, с надрывом высказывали свое мнение. Назревала большая вражда, пока еще скрытая за ядовитыми насмешками.

Елена смотрела на них и думала: как же ей управлять? Кому отдать предпочтение: боярам, которые долгое время без дела сидели? Великий князь Василий Иванович Думу-то не шибко жаловал: нередко, запершись сам-третей с ближайшими друзьями, все дела вершил, думские о том и знать не знали. Или склониться ей к бывшим ближайшим, охочим до власти опекунам, разрешить им и дальше возвыситься? Ох, да что она?! Какая уж из нее правительница? Эти мужи, чай, без нее разберутся да своего не упустят: вишь, как глотки дерут!..

Обе партии сошлись в одном: не мешкая послать гонцов во все пределы государства, известить о кончине Василия Ивановича да клятвенным обетом утвердить верность Ивану Васильевичу.

— Начать править следует с милостей, как сие прежние государи делали, — промолвил боярин Михаил Юрьев. — Простить да выпустить на свободу узников, коих великий князь Василий Иванович воли лишил.

— Как же выпустить? — удивилась Елена. — Они худое замышлять станут да народ мутить! Не зря же их государь в темницах держал.

— В темнице-то, знать, не сладко? Одумались, поди? Пущай крест в верности целуют.

— Надобно милость явить, — согласно закивали бояре — и думные, и опекуны, ибо родичи многих томились в темницах или сидели, опальные, по своим поместьям.

Видя такое единодушие, Елена согласилась:

— Будь по-вашему, явим милость свою.

Однако не прошло и двух дней, как она пожалела о своем решении.

Князь Андрей Шуйский, едва выйдя из темницы, прибыл к своему приятелю, князю Борису Горбатову, и принялся склонять его на службу дяде малолетнего государя, князю Юрию Дмитровскому.

— Здесь служить — ничего не выслужишь, — втолковывал Шуйский.

Князь Горбатов не соглашался:

— Я Ивану Васильевичу крест целовал, не могу клятвы преступить!

— Клялся одному — поклянешься другому, велика важность! Князь великий молод, слухи носятся о Дмитровском: по старшинству — ему на государстве сидеть, а мы к нему прежде других отъедем да тем и выслужимся. Ну? Решайся!

— Нет, князь Андрей, ты как пожелаешь, а я не стану изменником, — твердо отказался Горбатов.