Нелли Савенкова - Самоборец

— Сходи-ка ты к Андрею Сычу, он охотник да лучной умелец, пособит тебе, — посоветовал Данила.

К Сычу Сережка и направился. Охотник осмотрел исподлобья рослого мальчонку, осведомился:

— На что тебе лук-то?

Сережка обстоятельно растолковал: научиться, мол, стрельбе да за слободу постоять, коли придется. Андрей покивал головой и разрешил приходить к нему учиться ремеслу. Так всю зиму Сергей постигал умение лучника. К весне он узнал все тайны: мог сработать и составной лук, и цельный; ведал, как жилку выбрать, как стрелу облегчить. Наконец сам сделал себе оружие: из кусков лиственничных корней, подбирая да подскабливая их, склеил лук, снаружи для сохранения от сырости обмотал берестой. После Сыч помог ему натянуть тетиву из конской жилы. Повозились со стрелами — не шибко длинными: руки-то у мальчонки еще коротки, так для его размаха в самый раз делали. Закалили стрелы на огне, надели, укрепив, кованые наконечники, а на другом конце для легкости приклеили кусочки глухариных перьев. Так упорный Сережка получил настоящий лук.

Сыч обещал взять его с собою на охоту, а покуда, чтобы научиться стрелять, Сережка кликнул Мишку и вместе с ним побежал на борок, большую поляну в лесу за Усольем, — подалее от людских взоров, чтобы не осрамиться.

— Сережка-а…

— Тю на тебя! Не ной под руку! Молвил: погоди, так и годи…

Мишке сперва было весело, он с радостью бежал к дереву, глядел, попал ли дружок, орал:

— Мимо! — и бросался назад, опасливо поглядывая на тугую тетиву Сережкиного всамделишного лука.

Много пришлось пострелять, пока стало получаться. С непривычки у Сергея заныли и онемели пальцы, от долгой метки начали слезиться глаза. Хорошо еще, что, по совету Сыча, на руку бересту накрутил, не то набил бы тетивой. Кабы Мишка не ныл, может, скорее бы научился. Сережка с сомнением поглядел на дружка и протянул ему лук.

— На, спытай.

Мишка шмыгнул носом, подтянул портки. Взял оружие, повертел в руках, потрогал жилку и неуверенно покачал головой.

— Не, Сережка, не стану я стрелять. Ну его…

— Давай-давай! — подбодрил дружок.

Мишка несмело приставил стрелу, зажав ее меж пальцев, начал оттягивать тетиву.

— Меться эвон в ту сосну. Угляди, чтобы кончик стрелы туда показал.

— А-а! — тетива, резко скользнув из Мишкиных пальцев, пустила стрелу вперед; Ряха испуганно зажмурился и, постояв малость, осведомился осторожно: — Стрелил?

Сережка вгляделся в дерево: стрела торчала точно в середине ствола.

— Тама…

— Ну да?! — не поверил Мишка и побежал к сосне. — Гляди-ка, Сережка, с первого разу!

— Ну, это нечаянно… Ты стрельни еще разок.

— Не, руки больно… Ты посильнее, вот и стреляй.

— Хватит на первый раз, домой воротимся, — решил Сережка. — Пошли, Мишаня, напрямки, — не оглядываясь на друга, он закинул лук за спину и пошагал сквозь кусты малины с незрелыми зелеными ягодами.

Мишка поспешил следом да с разбегу влетел в густые заросли крапивы, скрывшие его с головой.

— Сережка!.. Погодь малость! — плачущим голосом позвал он. — Я в жаруху попал… Жгется! Ой! О-ой!..

— Выбирайся! Чего сидишь? — крикнул дружок.

— Дык, куда-а?.. Тута кругом она! — жалобно хныкал Мишка.

Сережка, подобрав хворостину, устремился на выручку и яростно сбивал сочные стебли крапивы, представляя неведомого супротивника.

— Вот те! На! Еще! Еще! Да вот эдак-то! — увидев плачущего от боли, покрывшегося мелкими красными пупырышками Мишку, пожалел его: — Эк тя угораздило, болезный… Ну, будет, не хнычь! Идем.

Мишаня, почесываясь да подвывая, осторожно пробирался за другом, стараясь как можно легче ступать босыми ногами на поверженные крапивные стебли. Сережка, выбравшись из зарослей, обернулся и крикнул отставшему товарищу:

— Чего ты, ровно девка, сторожко ступаешь? Ноги-то небось задубели за лето — ниче не почуешь. Ступай в полную!

Мишка поднял было голову, да вдруг нагнулся и опрометью, больше не сторожась крапивы, бросился к Сережке, громко шепча:

— Падай… падай… ложись…

Ничего не понимая, Сережка все-таки присел и огляделся, но не увидел ничего, что могло бы так испугать Мишку. Тот придвинулся, горячо зашептал в самое ухо:

— Колдун… тама…

Сережка посмотрел в ту сторону, куда указывал дружок: увидел лося, мирно жевавшего листья, и усмехнулся:

— Блазнит те, Мишаня. Сохатого за колдуна принял.

Про дядьку-волхва, живущего в лесу недалеко от Усолья, говорили много, нагоняя страху: будто и с призраками знается, и нечистого привечает, и личину свою меняет, и хвори насылает, изурочивает людей — может жизни лишить иль разума, но может и поправить, — да будто грядущее прозревает. Ходили к нему тайком, по великой надобности. Места в лесу, где жил он, никто не ведал. Когда кому требовалось, тот сыскивал — верно, сам хозяин и наводил, — а после забывал то место начисто.

Сергей, как и все усольцы, слыхивал про колдуна, но ни разу не видел его: не всякому он кажется. Мишка, знать, со страху сбрехнул, боясь его появления. Сережка посмотрел на дружка, хотел посмеяться, но тот, бледный, показывал куда-то дальше зверя. А там, и верно, сквозь чащобу пробирался крепкий седой старик. Его длинная белая борода каким-то чудом не цеплялась за ветки. Лицо колдуна скрывала островерхая шапка, не похожая на усольские, одет он был в холщовую рубаху, опоясанную шнуром, на котором болтались заскорузлые веревочки, звериные когти да лягушачьи лапки. Через плечо старика висела полная сума. Он бормотал, глядя под ноги, и время от времени нагибался, шаря рукой в мягком мху.

Мальцы, будто завороженные, наблюдали за ним. Сережка, не заметив, оперся о муравейник, но, почуяв множество укусов, тотчас встрепенулся, дернул рукой.

— Бежим, — шепнул Мишка.

— Погодь, — Сережка вдруг, отчаянно решившись, шагнул волхву навстречу.

Старик не вздрогнул от его внезапного появления, не удивился. Он стоял и спокойно смотрел на мальца. Добрые глаза старика смеялись.

— Здрав будь, пострел. Не страшно тебе?

— Здравствуй, дядька. А чего тебя страшиться? Пущай бабы да детки малые боятся. Я не таков!

— Эвон чего! Ну-ну… Сказывай, какая надобность ко мне привела?

— Нету надобности в тебе, дядька. Мы с дружком шли своею дорогою, ты — своею. Нечаянно встретились.

— Что ж, разбредемся покуда… Только дорога твоя, пострел, все одно ко мне приведет. Я тебе занадоблюсь.

— Ну, то мы поглядим, — сказал Сережка, поправляя съехавший с плеча лук.

— Охотился?

— Не, стрелять учусь. Во, гляди: сам сработал!

Старик взял оружие, повертел в руках.

— Хорош лук, крепкий. Хошь, заговорю, чтобы стрела, из него пущенная, завсегда в нужное место летела?

— Не, то нам не надобно. Сам выучусь, — с достоинством отказался малец.