Нелли Савенкова - Самоборец

— Слугу-то, часом, не Аверьяном кличут? — насторожилась Ульяна.

— Как кличут, не ведаю. Мы с Мишкой мало слушали, нас тетка Софья пирогами угощала, а когда Мишка чавкает — ничего не слыхать.

— Много ль вы пирогов у бедной Софьицы спороли? — всплеснула руками Ульяна. — Небось весь лоток?

— Не, там осталось еще. Пироги-то у нее вкусные!

— Сходи денежку ей снеси. На-ка вот…

— Матушка, она ить угощала! — возмутился Сережка.

— Сынок, они с Дашуткою с тех пирогов живут: за сколь продаст, тем и кормятся. Снеси.

— Ладно, только лук положу.

— Стрелял?

— Ну да! Уж получаться стало, да Мишка под руку ныл… Ой! Матушка! Мы ж с Мишкой колдуна видали! Он из чащобы прямо на нас вышел…

— Как колдуна?! — испуганно перекрестилась Ульяна.

— И вовсе он не страшный. Я с ним говорил, а Мишка забоялся. Он молвил, колдун-то, будто дорожка моя к нему лежит. И ведает, как зовут меня… А после пропал: шаг сделал — и нету его! Чудно!

— Ох, Сереженька, не ходил бы ты один-то по лесу! Мал еще…

— Я ж не один — с Мишкой!

— Хорош защитник! А ну как колдун унес бы вас?

— Не, он добрый…

— Какой же он добрый, ежели колдун? Ну, ступай, да малых — Верочку с Алешкой — погляди, чего-то давно их не видать.

— В песке они возятся, у воды.

— Назад пойдешь — веди их в дом. Есть пора, отец уж пришел.

— Ладно…

Аверьян остался в Усолье. Не захотели покидать его братья Могильниковы, верные поплечники, и с дозволения наместника тоже остались. Князь надавал тиуну советов да наказов, обговорил со старостой усольским рубку избы для Аверьяна, еще раз велел Клесту во всем пособлять тиуну и уехал. Аверьян, устроив братьев Могильниковых на ночлег в сборной избе — единственном казенном доме слободы, сам поселился, по старой памяти, у деда Сидора на окраине Усолья.

Дед, совсем уже древний, обрадовался постояльцу, ровно младенец, начал выспрашивать о житье-бытье, о жене да детишках. Аверьян поведал ему о своих приключениях, рассказал и про Москву, и про новый город в Чердыни, в обустройстве которого был не последним человеком. Старик слушал, кивал головой и скоро незаметно уснул.

Аверьян вышел на воздух. Ночь была светлая, тихая, лишь коротко взбрехивали собаки да перекликивались сторожа. Вот оно, Усолье, куда так стремилась его душа и куда не пускал разум! Среди многих дворов взгляд тиуна безошибочно отыскал Никитины хоромы — рядом с Софийской церковью, почти вровень с ее главой. Там живет Ульяна, ростит детей, любит мужа. Чай, и мыслить забыла о бывшем скоморохе?

И ему бы уж давно пора вырвать ее из сердца, есть у него и жена, и сын: наместник сосватал тиуну поповскую дочку. Конечно, Анну не сравнить с Ульяною: лицом неказиста и умом небогата, зато верная да покорная. Да Аверьяну-то все едино: раз не Ульяна, так хоть кто. Сынок его Андрейка пока мал — только ходить начал, да смышлен, в отца. Надо поскорее избу ладить и перевозить их сюда, в слободу, не то от тоски заскучает… Ныне им, усольцам-то, Аверьян чужой — он слуга княжий, тиун. Нету более у него друзей — служба государева, как же, надобно блюсти себя.

— На владения свои любуешься? Не рано ли? — внезапно раздалось за спиной.

Аверьян обернулся: позади него стоял Никита. Подступил неслышно, как зверь. Солевар почти не изменился, лишь плечи стали шире да меж бровей легла хмурая складка. Тиун подавил поднявшуюся было со дна души ненависть, спросил неприветливо:

— Чего заявился?

— Потолковать хочу, Аверьян… Миром все решить. Ведомо мне, зачем ты сюда возвернулся. Мыслишь, ежели большим человеком стал да все тебя боятся, то и хозяин всему? Только не видать тебе Ульяны! Забыла она об тебе.

Аверьян подивился его словам: и не мыслил он Ульяну от мужа уводить, — да не показал виду, подзадорил солевара:

— Забыла, говоришь? Ну, это пусть сама Ульяна скажет.

— Неужто задумал свидеться с нею? — насторожился Никита.

— А чего? Слобода невелика — мудрено не свидеться…

Никита с яростью воззрился на тиуна. Внутри у него все кипело, он еле сдержался, но проговорил, насколько мог, спокойно:

— Уезжай, Аверьян, покуда беды не случилось. Не ужиться нам вместе! Боюсь, до греха доведешь.

— Не могу, — усмехнулся тиун, — служба государева. Ты надумал, так и поезжай.

— Я?.. — Никита помолчал. — Как же я уеду? Куда?.. У меня земли, варницы, не могу бросить. А у тебя и нет ничего. Попроси наместника, он…

— Все! — оборвал его Аверьян. — Хватит. Потолковали. Ступай отселя!

— Ну, гляди, Аверьян, не мешайся в жизнь мою — как бы своей не лишился!

Никита тяжело зашагал прочь. Тиун посмотрел ему вслед, поежился: этакой бугай и вправду зашибет, — однако крикнул напоследок:

— Не застращал! Руки коротки!

Чего он про Ульяну-то сказывал? Знать, не ладится у них, коли он бабу свою при себе удержать не может, боится, что к Аверьяну она сбежит. А на что ему Ульяна? Своя жена есть. Но нет, защемило в груди… Да ежели б Ульяна того пожелала, бросил бы все: службу княжью, нажитое добро, семью свою — и подался бы на край земли, лишь бы с нею. Одним бы глазком увидеть ее, обнять бы…

Залаяла собака, ей ответила другая, заголосили петухи. Аверьян встрепенулся: и чего на него нашло, разве он может наместнику изменить? Сколь лет верою да правдою служил, да и ныне послужит. Дело надобно делать, а не бабами разум забивать!

С чего же службу тиунскую начать? Надо бы счесть все: избы со дворами да огородами, пашни да луга, кузни да лавки, а главное — варницы. И следить, сколь соли с вари выходит и у которого хозяина. Таятся усольцы: сказывают, будто слаб рассол, оскудели, мол, вовсе, корма просят снизить. Эти жалобы хорошенько проверить надо и, ежели вправду обеднели слободские, просить князя за них повременить с кормами. Но коли хитрость откроется — что ж, берегитесь, все взыщет Аверьян до самой малости. Никому еще не удавалось обвести его, он обман нутром чует. А как все сочтется да выведается, там и подати расписать да собирать уж по писаному. Сам Аверьян грамоту разумеет: спасибо наместник обучил. Еще б ему помощничка потолковее… Аверьян зевнул и, решив помыслить обо всем утром, отправился спать.

Следующие дни тиун провел в заботах о строительстве своей избы. Место выбрали на окраине Усолья, у дороги в Камскую сторону, чуть не возле ворот: невелика слобода, почти сплошь застроена — не разбежишься. Не почетно место, да Аверьяну оно в самый раз — подалее от Ульяны. Вокруг избы обнесли небольшой двор с хлевом, огород тиуну не полагался. Изба получилась не шибко просторной, зато своя. У него сроду своего дома-то не было. Ну может, во младенчестве, так он того не помнит… Перевезя своих Анну с Андреем из Чердыни со всею утварью да живностью, Аверьян погрузился в дела служебные.