Нелли Савенкова - Самоборец

— Варю-то закончили?

— Остатнее на полати закинули.

— Ну, так чего ты, Левонтий, суетишься? Там-то вовсе мало. Пущай считают готовую, — Никита пошагал дальше.

— Ты, знать, Никита Кузьмич, запамятовал, — догнал его Рукавишников, — Аверьян сам в варнице работал. Он ведает, что соль с полатей не раз за варю убирается. Не проведешь его!.. Да Клест ему подскажет, коли тот чего сам не уразумеет.

— Клест, сказываешь? — задумался Никита. — Нет, Клест не выдаст.

— Ну а ежели в анбар наведаются, чего тогда делать станем?

— Анбары-то заперты?

— Заперты. А открыть велит?

— А еще чего велит? Я покуда на своем промысле хозяин! Ни к кому более не пошел, сразу ко мне, не успел приехать. Ну да я с ним сведаюсь! — Никита решительно рубанул рукой и направился на промысел, бросив на ходу сыну: — Ступай домой! Не до тебя ныне. После учиться станешь.

Сережка поглядел вслед отцу и весело побежал к пастуху.

Разозленный Никита быстро вошел в варницу. У цырена стояли работные — вспотевшие, полураздетые. Среди них опрятной одеждой выделялись несколько человек: Аверьян со своими бережатыми, староста Степан Клест да дьячок Дионисий. Никита, помедлив, перевел дух и приблизился к Аверьяну.

— Ты чего сюда заявился? Места те в Усолье нету, все на моем пути становишься?!

Братья Могильниковы молча выступили вперед, загородили собою тиуна. Но тот, отодвинув их, ответил Никите:

— Не горячись, тут и без того жарко. Мы всю слободу считаем, чтобы корма да подати по совести расписать.

— А то до тебя и не сбирали? Чай, мы и без написанного не путались.

— Сбирали, да на авось: никто толком не ведал, у кого из вас сколько чего родится.

— А ты, знать, сочтешь? — зло сощурившись, воззрился на тиуна Никита.

— Сочту…

— Чего ж ты меня одного считаешь? А других?

— С тебя начали, Никита… Не ярись. После всех сочтем.

— Почто мне такая честь?

— Ты самый богатый в Усолье. С кого и начинать, как не с тебя?

— Начали-то без меня!.. Ежели ты мне лишку припишешь? Не верю я тебе!

— А ты сам погляди. Дионисий, покажи запись-то. Гляди, Никита. Грамоту разумеешь?

— Не хуже тебя, чай, — солевар зло уставился в бумагу. — Это чего? «Цырен пуст… На полатях сапец соли…» Где ж вы столько-то углядели?!

— Али не согласен с тем? Что ж, сочтем, когда выгребать станут, — молвил Аверьян. — Давай-ка, покуда сохнет, в анбарах поглядим.

— А в анбарах-то чего? Так, малость, после покосу сваренная.

— Вот и поглядим, сколь там стало после покосу.

Вышли на воздух. Никита не спешил к амбарам.

— Погоди-ка, Аверьян. Ты неправду творишь! Доныне подати сбирали с варницы, а не с готовой соли. Не считали, сколь вываривалось — хоть один мех, хоть сто.

— Вот в том и неправда! У тебя с варницы, конечно, сто. А у другого, хоть вон у Андрея Беспалова, знать, один мех-то?

— То не моя вина, рассол один берем.

— Чудно как-то. Или ты слово тайное ведаешь да с нечистым знаешься, Никита Кузьмич? Отчего это у тебя соли больше всех выходит? Отворяйте, что ль, — указал Аверьян на амбарный замок.

Рукавишников поглядел на хозяина, Никита неохотно кивнул. Зашли в амбар и, стоя в узком проходе между закромов, постучали в тесовую стену с одной стороны, после — с другой. По звуку — глухому, плотному — вызнали, что они засыпаны больше чем наполовину.

— Ого! — подивился Аверьян. — И это после покосу?! Знать, варей пяток прошло? Видно, хорош рассол-то? Вот и рассуди, Никита: с твоих варниц столько соли, а у других, я чай, вдесятеро меньше, а платить вам с варниц поровну. И где тут правда? С выварки надобно платить, а не с варницы.

— Не тобою положено — не тебе и рушить, — хмуро пробурчал Никита. — Я наместнику попечалуюсь на твое самоуправство.

— Печалься. Князь давно уж хотел варницы на статьи разложить — по готовой соли-то. Ты что ж, мыслишь, будто я своею волею, без его на то дозволения, это делаю?

— Здесь соль не моя, — угрюмо молвил Никита, показав на один закром.

— В твоем анбаре да не твоя? Чья же?

— То другие варщики ко мне напросились.

— У них, знать, своих анбаров-то нету?

— Попросили — я и пустил. В другом анбаре вся моя соль, там поменьше. Пошли, что ль, глядеть?

— Не лукавь, Никита. Мыслишь, неведомо мне, что ты другим в долг даешь, а после все к себе с должников подбираешь? Ты и варницы свои так-то получил.

— Ишь ты, какой ведун объявился! Вот эту я сам построил.

— А другие две?

— Купил у прежних хозяев, у Луки Бубегова да Михайлы Шевеля.

— Ты ж сперва заморочил их, а потом заставил варницы продать.

— Они, чай, печалились тебе?

— Они-то молчат, да у меня самого глаза да уши есть. Не забывай, что я о ту пору сам в Усолье был, — напомнил Аверьян.

— Забудешь, как же! И чего ты всюду лезешь? Нету от тебя спокою. Неужто у наместника кого другого не нашлось тиуном на Усолье посадить?! — досадливо воскликнул солевар. — Считай уж! Открой ему другой анбар, — велел он приказчику. — Учти, Аверьян, в том анбаре соль со всех моих варниц. Не шибко-то и много.

Поворотившись, Никита только теперь обратил внимание на работных, высыпавших из варницы.

— А вы чего тут? Ступайте цырен чистить. Варю начинать надобно! Сколь времени потеряли!..

Без малого неделю шли дожди. Наконец установилась ясная погода. Еще чрез пару дней, когда вода в Усолке очистилась, слободские бабы занялись стиркой, взбивая речную воду в белую пену. Немало собралось их на мостках, вдававшихся в реку: над Усолкой стоял неумолчный гомон.

Акулина с силой шлепала вальком по Фомкиной рубахе, да так, что брызги летели во все стороны, и ворчала:

— И где Фома так изгваздался? У, ирод…

— А ты песочком, песочком, — советовали бабы.

— Да я уж пыталась… Нешто еще?

— А у моего все портки в смоле!

— Ты прожарь их иль на лед кинь. Ледник-то не подтаял?

— А чего ему сделается? Давеча Мишка голову разбил, так лед прикладывала.

На некоторое время бабы умолкли, сосредоточенно оттирая и шоркая грязное белье.

— Акулина, у Петра моего волос редеть стал, так чего делать-то? — между делом спросила одна.

— Будет у тя муж плешивый, — хохотали бабы. — Все легче голову-то мыть!

Акулина, яростно натирая песком рубаху Фомки, ответила не сразу:

— Ты, Стеша, возьми соли да голову ему мажь.

— Нешто поможет? — усомнилась Степанида. — Он и так целыми днями в соли: в варнице-то, чай, шибко солоно.

— Он без колпака работает?

— В колпаке…

— Ну, а я чего сказываю? В самую голову тереть надобно… Теплою водою смочи проплешину, бери соль горстями да втирай-втирай.

— Во-во, втирай, чай, остатнее сойдет, — усомнилась Алена Власова.

Акулина исподлобья глянула на нее, поджала уста:

— Меня спросили — я ответила. Дальше сами мыслите, чего вам надобно…