Нелли Савенкова - Самоборец

— Не опутал, а поведал ему об твоих злодействах. Обещал он тебя обуздать. Заберет, поди, тебя из Усолья-то нашего да куда подалее пошлет!

— Прочел грамоту? — Аверьян бросил ее на ворох других бумаг.

— Не читал, мне наместник сказал, что отписал тебе свой наказ. Ну? Не по-твоему поворотило? — не удержался от злорадства Никита.

Аверьян хотел было ответить, да вошли Степан Клест и Дионисий с усольскими мужиками, выбранными для писания расклада. Тиун показал им наместничью грамоту.

— Князь велит сбирать по-старому, — и распорядился: — Дионисий, поправляй расклад. Завтра сход созовем, огласим, кому сколь платить.

— К завтрему не успеть — пересчитывать все надобно, — усомнился дьячок.

— А ты к готовому припиши, да чего лишнее — вычеркни. Ну, други, давайте дело делать, — Аверьян взял наугад один из свитков, заглянул в него. — Вот, аккурат бумага по варницам… — он посмотрел на замешкавшегося солевара. — Тебе еще чего-то надобно, Никита Кузьмич?

— Так чего ж, считать по-прежнему станете? — сведал тот.

— Ну, — подтвердил Аверьян, — на сходе все огласим, услышишь.

— Коли так, пойду, — удовлетворенно кивнул Никита.

В малый срок расписали расклад, огласили на сходе. Усольцы восприняли его по-разному: кто выплатил сразу, кто плакался, желая выклянчить себе послабление. Аверьян был неумолим, выгреб все до денежки. Кто не мог платить деньгами, отдавал беличьими шкурками — одна белка за две деньги. Не враз, но собрали все сполна. Такого еще никогда не бывало, чтобы кто-то сумел весь расклад выбрать. Аверьяна боялись: слух по Усолью прошел, будто грозился он должников к хвосту конскому привязать, по земле волочить. Так ли, нет — проверять не осмелились.

Тиун мог спать безмятежно: службу сладил на совесть. Да хмур сидел Аверьян, думка одна покою не давала: запала в разум похвальба Никиты, будто он всю Пермь Великую купить может. Вот и мыслил Аверьян: откуда у солевара такое богатство? Знать, не все чисто у Никиты в прошлом… А может, напраслину на него возводит тиун? Как проверить? Взять да Ульяну порасспросить? Пустое, бежит от него баба, ровно от чумного.

Аверьян решил попытать Клеста:

— Степан, ты в Усолье староста давний. Не ведаешь ли, откуда Никита Приходец родом?

— Сказывал, в Соли Вычегодской прежде жил, — припомнил Клест.

— Веришь в то?

— Отчего не верить? Солевар он шибко сведущий, знать, вправду оттудова к нам приехал. Там соль издавна варят.

— Неужто он богатство свое солью нажил? Ты тоже варишь, да еще мельница у тебя, а ведь победнее, чай, Никиты?

— Дак у него три варницы, а у меня одна. Вот и прикинь, — ответил Клест.

Так и эдак прикидывал Аверьян — не выходило великого богатства. Разузнать бы все, направить кого в те места, откуда Никита прибыл. Да кого пошлешь? Тут нужны слуги надежные. Решившись, он призвал к себе братьев Могильниковых.

— Преданно вы мне служили, други мои, верю вам, ровно самому себе. Ныне надобно тайную службу справить — окромя вас, некому…

— Какую службу, Аверьян? Сказывай, все исполним, — подался вперед старший брат.

— Погоди, Иван. Дело непростое, сгоряча не спроворишь. В Соль Вычегодскую поедете. Тайком…

— Это как же? Чай, не бесплотные духи?..

— Нет, поедете открыто, — пояснил Аверьян. — Наместник обоз сбирает, к концу седмицы, чай, на Москву соболиную казну да соль отправит. Вот с ним и поедете. В Устюге поотстанете и сами уж до Вычегды доберетесь.

— А возвернуться? — не утерпел Иван. — Одним-то нам по лесам не проехать — враз разбойникам на добычу достанемся.

— Возвернетесь с теми же чердынцами, — подсказал Аверьян. — Покуда они до Москвы доберутся да там пробудут, вы, чай, в Соли-то управитесь. Сговоритесь с ними загодя. Теперь слушайте. Надобно вам разузнать все об Никите Приходце…

— Об солеваре, что ль?

— Об нем, — кивнул Аверьян. — Его, я чай, прежде по-иному звали, Приходцем-то он в Усолье стал. Выведайте у тамошних жителей все про солеваров, которые кинули промыслы свои да в другие места подались. Нет ли каких грехов на ком из них? Никиту вы видали, наружность его обскажете: может, кто в Соли той признает его? А то и не признают, коли не бывал он там никогда.

— Аль не веришь ему, Аверьян?

— Не верю! Не глядите так, не из-за Ульяны то. Чудно мне, отчего он тамошний промысел кинул да в Усолье подался.

— Так ведь, сказывают, тут рассолы побогаче.

— А ежели побогаче, почто другие следом за ним не перебираются? Да коли у него там промысел был да дело налаженное, зачем продавать и счастья искать вдалеке? Не-ет… Непросто все. Чует сердце, есть грех за Никитою!

— Какой грех-то?

— А про то, братцы, вы и сведаете. Чего бы ни узнали, никому ни словечка! — наказал Аверьян. — Возвернетесь — враз ко мне. Ступайте, в дорогу сбирайтесь.

Могильниковы направились было к двери, Аверьян вдогонку велел:

— Бабам своим не открывайтесь. Скажите: едете, мол, в Чердынь по приказу наместника, бережатыми, мол, государевой казны.

— А коли князь спытает, чего мы приперлись? — встревожились братья.

— Он двум лишним слугам только рад будет, — успокоил их тиун. — Чем больше бережатых, тем казна целее. Об деле своем никому не сказывайте. Ступайте.

Из Усолья братья уехали не таясь. Аверьян в нетерпении остался ждать их. Порою его одолевали сомнения: а не зря ли он все затеял? Отправил поплечников своих в дальние края… Не похож Никита на злодея. Лукавит, должников обирает — это да. Но кто тем не грешит? А чтобы душегубство иль татебное дело, то сомнительно. Ну, ежели чист Никита, так на том тиун успокоится. А вот как всплывет дело какое, тут-то Аверьян его и захомутает. Эх, долго ждать! Чай, прежде Рождества не появятся братья, а то и до Пасхи задержатся…

Пришла зима, а вместе с ней — освобождение от службы князю Ковру.

— Ну, слава Богу! — перекрестился, получив добрую весть, наместник и велел слугам начинать сборы в дальнюю дорогу — В Москву возвращаемся.

Аверьян, вызванный Ковром в Чердынь, угрюмо молчал.

— Чего невесел, друг любезный? Ты ныне не безродный скиталец — тиун государев! В Усолье — начальный человек! Тебе ль печалиться? — весело тормошил его князь.

— Да я, Иван Андреич, слугою твоим был, им и остался и об расставании как-то не помышлял… — признался Аверьян.

— Не желаешь расставаться — со мною едем, — предложил Ковер. — Тиуном моим будешь по-прежнему. На Москве жить станешь, в моем дому… Андрейка твой с моими детьми вырастет. А не захочешь в моих хоромах — избу тебе поставим.

— Нет, князь, в Москву меня калачом не заманишь, — отказался Аверьян. — Не по мне в столице-то жить. Шибко мудрено!..

— Ну коли так, в Усолье оставайся. Я новому наместнику об тебе скажу — не обидит.