Нелли Савенкова - Самоборец

Возле попа Мишка задержался, хотел икону поднять, да цепко держал ее Иона. Мишка перекрестился и отошел. Углядев прореху в острожной стене, он устремился туда, перелез и добежал, пригнувшись, до леса. Почуяв, что опасность позади, Ряха свалился на землю и, зарывшись в сырой мох, зарыдал. Что-то теперь станется? Кончилось Усолье…

Как ни гнал Сергей Орлика, в слободу он опоздал… Приехал на пепелище: не было ни острога, ни дворов, ни варниц; дымились обгорелые избы, всюду лежали убитые. В мертвецах узнал он знакомых с детства людей: вот тетка Софья, пронзенная стрелой; там Павлуша Меньшой с пробитой головою; Яшка Босой да Иван-рыбник у своих дворов пали — мнилось, будто хмельные спать легли. На берегу валялся Данила, голова его напрочь отделена от тела. Фомка лежал у своей избы, пополам разрубленный саблей, рядом с убитым ногайцем. Поп Иона, иссеченный басурманским клинком, на икону упал, будто прикрывая ее собою. И еще… и еще… Многие обгорели до неузнаваемости. Господи, сколько их! Неужто всех порешили супостаты?! Неужто никто не уцелел?!

Сергей с ужасом озирался, ища отца, друзей, Марьяну. Обошел все побоище, но никого не нашел: ни сестры Верочки, ни Елисея, ни Мишки Ряхи, ни Андрея Клестова. И Марьяны нет нигде. Может, спаслись они, в лес убегли? Затеплилась в душе слабая надежда. Знать бы еще, где искать их, далеко ль забрели? Сергей застыл оцепенело: тишина… Лес кругом безмолвный, даже птахи не поют.

— Укажи, Господи, куда идти мне? Чего делать? — обратился он к небу.

Но молчали небеса, затянув солнце облаками. Где искать ответ? Никитин удрученно повесил голову. Слабый ветерок шевелил его кудри, тихо плескалась вода в Усолке да, поскуливая, бегали меж трупов уцелевшие собаки. Вот она, беда, о которой предупреждал колдун. Чего он теперь один делать станет, найдет ли живых? Страх проник в сердце. Сергей вытащил из-за пазухи пузырек с васильковым маслом, отхлебнул. Страх не прошел.

— Господи-и-и… — застонал Сергей.

— Сережка! — кинулся к нему бесшумно подобравшийся Мишка Ряха. — Живой! Тут такое было!.. Ты где подевался? Откудова возвернулся-то?

— После, после… — обещал Сергей, крепко обнимая друга. — Как ты-то уцелел, Мишаня? А Марьяна где?

— Не ведаю ни об ней, ни об ком другом. Как ногайцы острог порушили да в слободу ворвались, все смешалось. Кто сражался, кто бежал… Орали все… Что тут было, Сережка!.. Что было!.. Ежели ты Марьяну средь мертвых не нашел, знать, живая она, схоронилась? Может, в Кашкином лесу? Туда-то, чай, много побежало?

— Весь Каменный лог мертвецами усеян, до самого Кашкиного леса… — подтвердил Сергей.

— Я туда и не побежал, а когда на другую сторону выбрался, никого не видал. Кто успел, знать, раньше меня проскочили… Я на колокольне был, звонил шибко! Едва не сгорел заживо, еле слез… Думал, конец мне пришел… — Мишка, тараща глаза, заново переживал весь ужас минувшего дня.

— Когда напали-то? — мрачно спросил Сергей.

— Поутру… Фома упредил, не то бы вовсе врасплох застали. А так, вишь, и мы татар немало побили.

— Побили… Почто воротники не сторожились? Почто мужики не готовились к набегу? Ведь еще зимою татары приходили.

— Так ведь тогда миновали они Усолье-то, — напомнил Мишка. — Думали, и дальше убережет Господь слободу нашу ото всех напастей. Не ждали…

— Не ждали, — зло повторил за ним Сергей, — а они пришли…

— Так ты ж тоже не ждал, — простодушно укорил его друг. — Любился с Марьяною, ни об чем мыслить не мог.

— Я более всех виноват! — заключил Сергей.

— Отчего ты? Тиун должон был думать, мужики… С тебя какой спрос? Атаманил ты в ребячестве, да та пора давно миновала.

— Они мертвые, а я живой…

— Да ты не терзайся, Сережка. Видно, Господу угодно было, чтобы ты живым остался, — Ряха обнял Сергея за плечи. — Тут такое было!..

Он рассказал другу все, что сам видал. Сергей подавленно молчал: и надо было такому стрястись, когда он из Усолья отлучился!

— К вечеру уж все затихло, — рассказывал Мишка. — До утра ногайцы возле Усолья на выгоне ночевали. Ныне на Каму, знать, подались. Животину нашу забрали да полон у них — девки наши. Я видал, когда тихонько за кустами прошел.

— И Марьяна средь них? — вскинулся Никитин.

— А хоть и средь них, куда мы с тобою двое-то? Знать, доля ее такая… Да ты не горячись, — заметив, что друг побагровел, попытался успокоить его Мишка. — Не видал я ее средь полоненных, врать не стану. Дашутку, подружку ее, Настю Пядышеву, Анку Васильевскую да других девок углядел. А Марьяну не видал.

Сергей вскочил.

— Догнать их надобно, полон отбить!

— Ты чего? — уставился на него Ряха. — Я ж тебе сказываю: ногайцев — орда. А нас двое всего, аль ты не мыслишь? Ишь, храбрый какой!

— Да-да… храбростью тут не возьмешь… Помыслить надобно да хитростью взять, — согласился Никитин. — Давай-ка, Мишаня, покуда придумываем, по лесу побродим, живых поищем. Может, наберем войско?..

— Какое войско-то? Побили, знать, всех? — усомнился Ряха, но пошел вслед за другом, страшась остаться один.

Кого-то и впрямь нашли, а кто-то сам вышел, уверившись, что опасность миновала. Бабы заголосили, узнавая погибших. Мужики хмурились, бессильно сжимая кулаки. В зарослях Никитин обнаружил еще одного дружка: Елисей Александров с пронзенной стрелою рукой потерял много крови и лежал бледный. Возле него сидела сестра Сергеева, Верочка. Увидев брата, она радостно вскочила, бросилась ему на шею, разрыдалась. Поведала, что отец их сгорел в варнице, а она еле увернулась от ногайца да в лесу схоронилась. И какого страху натерпелась! И уж не чаяла с братом свидеться. Да ежели б не Елисей, вовсе бы худо стало… Сергей с Мишкой помогли другу подняться, подставив плечи, повели на пожарище.

— Сергей! Сергей!.. Слава Богу, живой! — к Никитину поспешала тетка Акулина. — Марьяну в полон увели, видала я из лесу: татарин заарканил, чрез седло кинул… Ой, что делается, Господи! Сгинула, чай, моя девонька навеки…

Поохав, Акулина занялась своим ремеслом — пользовала раненых. Среди лежавших на пожарище усольцев нашлись живые, стрелянные не насмерть да ушибленные в голову. Акулина быстро приводила их в чувство, обдирая оперенье со стрел, поджигая его да окуривая вонью беспамятных.

Сергей оглядел оставшихся слобожан: не много их ныне; грязные, усталые, измученные боем, пережитым ужасом да бессонной ночью, они представляли жалкое зрелище. И чего делать с такой малой кучкой людей? На что решиться? Дать им схоронить убитых да смириться с тем? Нет! — взбунтовалась душа.

Сергей, сжав кулаки, горячо заговорил:

— Усольцы! Крещены души! Послушайте меня, внемлите! Знаю: изнемогли вы, пережили ужас — смерть стояла подле вас. Но неужто дадим ногайцам уйти с добром нашим? С полоном, в коем жены да девицы наши? Детишек увели!.. Слышите? Зовут они нас! Молитвы Господу отсылают, чтобы освободили их… Кровь родных взывает к бою — кровь отцов, братьев, сыновей наших, баб да детишек, невинно убиенных! Беритесь за оружие, запасайтесь тем, у кого чего осталось. Догоним ногайцев. Нежданно нападем. Отобьем полон да добро наше! Господь с нами и поможет нам в правом деле!