Майт Метсанурк - На реке Юмере

— А ты полагаешь — станет? — спросил Лейко, сверкнув маленькими беспокойными глазками.

— А мне все равно — поумнеет он или нет!.. Главное, чтобы не отнял у меня жизнь и добро!

— Тут ты жестоко ошибаешься! Жестоко! — от­ветил Лейко, тряхнув головой в заячьей шапке, и, напуская на себя важность, добавил: — Когда враг умнеет — это самое опасное. — И затем с вооду­шевлением продолжал: — Важно ведь не то, умрем мы или будем жить, победим или потерпим пора­жение, побежим или станем преследовать! Важно — думать, и только думать!

— О чем же? — спросил Велло.

— О том, что такое жизнь, что такое смерть, что такое победа, что такое поражение, и так до бес­конечности!

— Ты в самом деле "мудр"! — произнес Велло, которому наскучило слушать Лейко.

И каждый пошел своей дорогой.

Кузнец стоял перед дверью, спрятав руки под передник; голова его была непокрыта, лицо почер­нело от сажи. Завидев старейшину, он улыбнулся и насмешливо спросил:

— За брошью пришел или за браслетом?

— С чего ты взял?

— Слыхал, что в новолунье у тебя свадьба.

— Это так. Но завтра я собираюсь идти на мед­ведя, а нож затупился, — сказал старейшина, вы­таскивая нож из ножен.

Кузнец взял его в руки, погладил лезвие и, не глядя на старейшину, желчно произнес:

— Да, таковы дела на этом свете... И я хотел Лемби... А она слушать не стала... У меня нет ни полей, ни слуг, ни служанок... Ни настоящего жилья, ни коней... Корова и та пасется где попало, там, где трава посочнее. Эх-хе-хе! Что ж! Ладно!.. Сейчас мне точить недосуг... Пришли попозже слугу... Нет ли у тебя хорошего меду?

— Возьмем медведя, тогда будет... — ответил старейшина и отправился в обратный путь.

"Нет, не может того быть, — размышлял он про себя, — чтоб Лемби шла за меня потому, что у меня есть дом, добро и кони. Но порой бывает и так. Ведь пошла же Лейни за Кямби только потому, что у него было много ковров, серебряных и золотых украшений!"

До вечера еще оставалось время; Велло свернул с дороги и зашагал через поле к видневшимся на опушке леса шалашам. Там жили слуги из селения Киура со своими женами и детьми, а также рабы с остриженными наголо головами.

Велло знал, что в этих жилищах гнездятся грязь и нищета, что там живут больные дети и слабые, бес­помощные старики. В хижины своего селения он время от времени наведывался, давал советы, ока­зывал помощь, но его всегда поражало, как равно­душны были эти люди к своим страданиям, как редко выражали недовольство и как тихо и безро­потно умирали. Заботу о бедняках и лечение боль­ных Велло возложил на Малле и Кахро. В селении Ассо это было обязанностью Лемби.

Старейшина не раз выговаривал Киуру: не дело держать рабов. Они наши враги и в сердце своем затаили злобу на нас. Но Киур отвечал на это:

— В Латгалии и Литве наших мужчин и женщин еще не так мучают. Пусть сперва освободят их и отправят домой! Кстати, мои рабы и не знают, откуда они родом. Куда они пойдут?

Велло повернул назад и вышел на проселок — сегодня ему не хотелось видеть ни хижин с их нище­той, ни больных и рабов.

Он пришел домой в сумерках. Во дворе его ждал Кюйвитс. На нем был волчий полушубок, у пояса — оружие, на голове — шлем с железным ободком. Все мускулы его лица были напряжены, словно он с трудом сдерживал себя.

— Старейшины Сакалы так и не договорились об охране. На большой дороге вот уже несколько но­чей не видать ни одного человека, — произнес Кюй­витс; он стоял неподвижно, опустив руки, чуть на­клонив вперед голову, и напряженно смотрел на старейшину, словно ожидая приказа и боясь пропу­стить хотя бы одно слово.

— Что ж, нам одним не под силу охранять их, — в сердцах ответил Велло.

— Так что наших людей туда не посылать?

— Не посылать! — после некоторого колебания упрямо ответил старейшина. — Завтра известим их, что дорога врагу открыта... Мягисте будет охранять лишь ту дорогу, которая ведет в его селения!

Кюйвитс поклонился, повернулся кругом и быстро пошел со двора.

Велло отправился в конюшню, отдал слугам распоряжения, а затем прошел на верхний двор старого дома.

Здесь оказалось пусто. Он заглянул в комнату — в ней было совсем темно — и прислушался. В сосед­ней комнате Лейни читала ясным и торжественным голосом:

— О всемогущий бог, верую во все, чему ты учишь через свою церковь. О всемогущий бог, укрепи мою веру!

Велло схватился рукой за голову и вышел.

"Не кто иной, как черноризник, научил ее этим словам", — с горечью подумал Велло.

Он медленно зашагал к своему новому дому. Открыв дверь, Велло увидел Оття. Тот, сгорбившись, сидел на лавке и держал в руках лучину. Отть даже не пошевелился, когда вошел старейшина.

Велло сел в сторонке от него и через некоторое время спросил:

— Что с тобой?..

Слуга поправил лучину и, не поднимая глаз, мрачно произнес:

— Что-то кости ломит...

— Так ты истопи баню... Полежи, — участливо посоветовал Велло.

— Чего уж там... Всему приходит свое время... Болезням и старости... Вот и начинаешь думать: к чему все!.. Хоть бы в какой стоящей битве смерть пришла... Не ходок я завтра на медведя! Лягу на лавку и буду ждать — годы, десятки лет... Обуза я только всем...

— Чего это ты вдруг!.. — пытался успокоить Оття старейшина. — Еще вместе на войну пойдем.

Но старый слуга был неутешен. Смотря на дро­жащий в его руках огонек, он продолжал:

— Мне уж теперь нечего надеяться умереть, как подобает воину. А что потом? Патер проповедует: всех крещеных на небесах ждет блаженство... Спасибо, мы не желаем идти туда вместе с этими разбойниками — хо-хо-хо! — засмеялся Отть, и в грубом его смехе звучала грусть. Он отломил обго­ревший конец лучины, и уголек, описав по комнате красную дугу, отлетел к печке.

Мужчины, согнувшись, сидели на лавке и глядели в одну точку. Их одолевали мрачные мысли.

В это время дружина крещеных латгалов двигалась по дороге, что вела из Вынну через Койву, Аутине и озеро Асти к реке Сяде. Месяц был на ущербе; погода стояла пасмурная, в вершинах деревьев шумел ветер, заглу­шая шорох копыт на мягком снегу. По двое в ряд, склонив­шись к гривам коней, с копьем или пикой в руке, всадники бы­строй рысью в безмолвии ехали на север. За конни­цей, растянувшейся на целую милю, быстро двига­лась пехота — она была заранее, словно за плоти­ной, сосредоточена в лесах близ границы.

Дорога не охранялась, впереди — ни преград, ни препятствий. Перейдя Сяде, воины сбавили шаг и стали внимательно смотреть по сторонам в поисках проселочных дорог. Маленькие отряды вскоре свер­нули влево и вправо, а главные силы двинулись дальше, на север, чтобы к утру добраться до самого сердца богатой Сакалы.