Майт Метсанурк - На реке Юмере

Он спокойно переложил посох в левую руку, под­нял правую, перекрестился и тихо, певучим голосом произнес:

— Слава Иисусу Христу ныне и присно и во веки веков! Аминь.

Велло встал с камня, на котором сидел, шагнул навстречу гостю и, подняв руку, приветствовал его.

Малле помогла ему снять черный длинный бала­хон, подбитый изнутри мехом. Под ним оказалась такая же длинная черная ряса с широкими рука­вами, доходившими до кончиков пальцев. Посох Малле поставила в угол.

Велло указал патеру на камень напротив себя и подождал, пока не сядет гость. Тот стал растирать пальцы, которые, очевидно, замерзли, а затем тихо заговорил на ливском наречии:

— Старейшина звал меня, но я не смог прийти раньше. Бог послал мне двух сестер, они жаждут, чтоб я окрестил их и рассказал о святом учении.

Лицо у патера было продолговатое, худое, как у человека, вставшего после тяжелой и продолжитель­ной болезни. Подбородок и щеки чисто выбриты, да и голова, вероятно, тоже, если судить по той ее ча­сти, которая виднелась из-под черного капюшона. Узенькие, как щелки, глаза мигали редко и спокой­но, выражение их было дружелюбное. Но Велло чувствовал, что душа у этого человека настороже, что он сдерживает себя и словно не решается от­крыться врагу.

На груди у него, поверх рясы, висел тусклый се­ребряный крест с изображением распятия, а на поясе — шнур со множеством блестящих колечек.

— Я и раньше видел тебя в этих краях, — холод­но, чтобы гость не забывал, с кем он разговаривает, произнес старейшина. — Ты окрестил мою сестру и ту, хромоногую.

— Сам бог просветил их сердца и разум, — под­нимая глаза, ответил патер. — Да будет благосло­венно имя его ныне и присно и во веки веков!

— Мы и раньше слыхали об этом боге. Еще при жизни моего отца к нам из Пскова приходили люди в черном одеянии с крестом на груди проповедовать свое учение, — сказал Велло таким тоном, будто все это им здесь не в новинку.

— Их учение все же отличное от нашего, — заме­тил патер.

— Наши старейшины в Сакале, Уганди, да и в других местах не возражали бы против твоего бога и его учения, пускай каждый ходил бы себе из од­ного селения в другое, как купец, и предлагал, чем богат. Понравится — возьмут, купят, а нет — купец не обижается, идет себе своей дорогой. Но бог, кото­рого навязывают патеры, — бог врагов и учение его — учение рыцарей и латгалов, наших врагов. — Все это Велло высказал, высоко держа голову и глядя гостю в глаза.

— Как только вы дадите окрестить себя, они пе­рестанут быть вашими врагами. Тогда все вы будете братьями, детьми единого бога, — тихо и благого­вейно ответил патер.

— Братьями? — сердито переспросил Велло. — Мы тут слышали, как рыцари притесняют бедных ливов, сколько раз ходили на них войной, хоть ливы и крещеные, и "братья"!

Патер сидел, сложив на коленях руки, сжав тон­кие губы, словно боясь, как бы с его языка не со­рвалось лишнего слова. Немного подумав, он с лег­кой грустью в голосе сказал:

— У меня всегда болит сердце из-за ливов, ибо они вдвойне мои братья: по крови и языку, а также по вере в бога-отца и сына его. Но ливы упрямы, они много раз смывали с себя крестильную воду. И за это их постигла кара.

Велло трудно было сразу ответить патеру, и по­этому он почувствовал облегчение, когда в комнату вошла Малле с кувшином меду.

— Это сестра мне и Лейни, — молвил старей­шина.

— Бедняжке Лейни бог послал тяжкие испыта­ния, но тем самым он указал ей путь к вечной исти­не, — сказал патер.

— Она до сих пор еще не оправилась от своего горя, — заметила Малле, ставя кувшин с медом между мужчинами.

— Душа ее здорова и радостна, — ответил патер.

Велло предложил гостю отведать меду. Тот взял кувшин, произнес: "Господи, благослови!" — и слег­ка смочил губы.

— Здорова! Как же! — угрюмо пробормотал Велло. — Она не в себе. Я это каждый вечер ясно вижу.

— Она отвратила свои глаза от этого мира и об­ратила их к господу, — торжественно, словно он говорил о покойнике, произнес патер и радостно до­бавил: — Я редко встречал столь твердую веру и столь чистое сердце!

Малле, слушавшая его удивленно и недоверчиво, лишь покачала головой и вышла.

Вайке стояла почти неподвижно, сочувственно глядя на старейшину, и то и дело обламывала лучи­ны — она жгла две сразу, чтобы было светлее.

— Слыхал от сестры, да и от других, — отхлеб­нув из кувшина, снова заговорил Велло, — будто этот христианский бог велит любить ближнего.

— Как самого себя, — добавил патер спокойно и твердо.

— Кто же для рыцарей, крещеных ливов и латгалов, для всех вас — эти ближние?

— Каждый человек — наш ближний.

— И я, и народ Мягисте, и все те, кто живет в Алисте и Сакале?

— Все.

— Гм-гм, — пробормотал Велло и пригубил меду. — Почему же тогда эти крещеные латгалы, которые должны любить ближнего, как самого себя, явились к нам и много дней подряд убивали здесь мужчин, женщин и детей, грабили, жгли... Разве это любовь к ближнему? Или так велит поступать ваш бог и его распятый сын?

Велло чувствовал, как в нем закипает бешенство, но сдерживался, он помнил, для какой цели позвал сюда патера.

Патер ответил не сразу. Он поглядел в сторону, сделал строгое лицо и, наконец, сказал:

— Латгалы были орудием в руках господа. Им надлежало устрашить язычников, которые не хотели принять нашу веру и святое крещение.

— Страшное орудие у вашего господа! — восклик­нул Велло.

— Наш бог — бог любви, но одновременно и бог священнего гнева, — молвил патер.

— А потом эти рыцари в Риге и в Вынну... — продолжал Велло, — ведь всем известно, что они хотят превратить нас в рабов, как превратили в рабов ливов и латгалов.Пальцы патера, покоившиеся на коленях, задви­гались, и он с достоинством ответил:

— Бог избрал рыцарей своим орудием. Они тот топор, который прорубает дорогу в дремучий лес, к язычникам, куда провозвестников веры иначе не пускают. Там, где под высоким покровительством вашего епископа правят рыцари, там царит мир и там каждый беспрепятственно слышит слово гос­подне.

Велло едва владел собой. Рыцари — топор в руках господа, прорубающий дорогу в дремучий лес, — нет, его душа не вмещала этого. Но сегодня он не мог высказать всего, что думал, а потому как бы между прочим добродушно заметил:

— Наш народ до сих пор неплохо жил под муд­рым покровительством своих богов. Случалось — воевали, случалось — нашу землю грабил враг, да и мы, случалось, ходили в земли врагов. Всякое бывало, но своих богов мы врагам не навязы­вали.

— Настало время всем язычникам познать вели­кого бога, творца неба и земли и всего сущего на ней. Такова его благая воля. — Патер говорил тихо и торжественно, воздев глаза кверху, словно видел там кого-то.