Майт Метсанурк - На реке Юмере

Не зная, что ответить, Велло беспомощно озирался вокруг и сопел, как Отть.

Патер продолжал:

— Устами своего сына бог возвестил: кто уверует и даст окрестить себя, тот обретет блаженство, кто же не уверует, тот будет осужден на гибель.

— За что? — очень тихо спросил Велло и снова посмотрел патеру прямо в глаза. На какой-то миг он заметил в них колебание и нерешительность. Но святой отец быстро овладел собой и спокойно ответил:

— За то, что они отвергают его милосердие и веч­ное блаженство.

Велло попытался понять это, но не смог. Все в этой божьей благодати оставалось для него туман­ным. В задумчивости он сказал:

— Все же каждый народ и каждый человек должен сам решить — обрести ли ему блаженство или погибнуть.

Патер покачал головой и сочувственно произнес:

— Если бы ты знал о тех муках, которые ожидают в аду неверующего и длятся вечно, ты не говорил бы так. И если б ты только знал, какая радость ожи­дает верующих на небе, у трона господня!

Вошла Малле с деревянным подносом в руках. На нем лежала нарезанная кусками дичь, рядом — хлеб. Поставив поднос между мужчинами, Малле попросила их приступить к трапезе.

Велло, в свою очередь, тоже предложил гостю отведать тетерки и хлеба.

Патер поднял правую руку, благословил "божьи дары", однако есть не стал, сказав, что постится пе­ред великим праздником.

Велло покачал головой, но принуждать гостя не стал.

— Мы тут жили впроголодь, — сказала Малле.— Скот угнали... Зерно сожгли...

— Не будь на то воли божьей, народ и землю не постигла бы эта кара, — заметил патер.

Велло отведал лишь немного мяса и хлеба — ему не хотелось есть — и, как только ушла Малле, про­должил прерванную беседу:

— Я хотел спросить у тебя совета, высокочтимый патер. Может быть, ты сумеешь помочь мне.

Теперь святой отец смотрел уже не мимо старей­шины, не вдаль, а прямо на него — вопрошающим, слегка недоверчивым взглядом.

— Этой зимой, когда враг грабил нас и обратил наши дома в пепелища, — снова заговорил Велло, — были угнаны молодые женщины. Среди прочих увели и мою невесту, дочь почтенного сельского старейшины Ассо, который живет неподалеку от­сюда.

Патер слушал, изредка моргая глазами. Велло стоило больших усилий смотреть на него в упор, и он стал уже сомневаться, имело ли вообще смысл рассказывать об этом врагу. Но поскольку разговор начат, надо было продолжать.

— Я хотел попросить тебя кое о чем, высокочти­мый патер. Если ты, вернувшись в Ригу, услышишь там о девушке, угнанной в плен, — ее зовут Лемби, — пошли мне весть. А если можешь, вызволи ее оттуда.. Она очень дорога своему отцу, а также и мне...

Теперь святой отец глядел в сторону; он еще крепче сжал свои тонкие губы, сдвинул редкие се­дые брови и, казалось, думал. Затем нерешительно сказал:

— Много перебывало здесь людей. Из разных мест. Слышал я, что приходили сюда и из Аутине, и из Трикатуа, и из Росолы.

— Я знаю, кто увел мою невесту, — ожесточаясь, сказал Велло.

— Ты видел его или знал?

— Он здешний, из наших мест...

— Вот как?.. — Патера это так заинтересовало, что на мгновение он забыл о необходимости сохра­нять благочестивое выражение лица.

Велло подробно рассказал патеру о Рахи и его брате, об их кознях, бегстве, о том, как они призы­вали латгалов к разбойничьему набегу. Рассказал он и о столкновении в Пскове.

— Свои люди, значит! — молвил патер, но Велло не понял, заключалось ли в этих слова злорадство, порицание или сочувствие.

Велло, как умел, описал свою невесту и, не в силах удержаться, добавил, что она красива. Затем он по­обещал патеру хорошее вознаграждение, если тот что-нибудь узнает о Лемби или приведет ее в Мяги­сте.

Подумав немного, патер согласился по прибытии в Ригу разузнать о Лемби.

— Если мне удастся помочь невесте старейшины Мягисте, — сказал он приветливо, — то произойдет это по воле господа, и твой долг тогда благодарить его и поддерживать тех, кто проповедует его святое слово.

Внезапно сердце Велло наполнила такая радостная надежда, что ему захотелось сказать патеру что-то действительно очень дружеское. Но тот снова замк­нулся, даже не пригубил больше меду и только спросил — далеко ли по зимней дороге до соседних кихелькондов.

Велло предложил ему лошадь и провожатого. Но святой отец, поблагодарив, отказался. Он охотнее ходит пешком: может статься, встретится на дороге какой-нибудь бедняк, чье сердце отягощено заботой, — и тогда патер сможет тут же ободрить его и поддержать словом божьим.

— А разве патер не боится повстречать в темноте диких зверей или злых людей? — спросил Велло.

— Моя жизнь в руках господа, — ответил па­тер. — Свет господень виден и в темтюте.

После ухода патера Велло с горькой усмешкой подумал: "Едва ли найдется лучший топор, чтоб про­рубить дорогу в наш дремучий лес!.."

Но тут же он вспомнил про обещание патера помочь "невесте старейшины Мягисте", и это вско­лыхнуло в его сердце радостную надежду. Вспом­нились ему и слова патера о вознаграждении... И он спросил себя: "Должен ли я поддерживать тех, кто проповедует слово божье?.. Ну, это мы еще по­смотрим!"

Когда Велло рассказал обо всем Оттю, старый слуга нисколько не обрадовался.

— По-твоему, выходит — луч­ше оставить Лемби в руках Ра­хи? — недовольно спросил ста­рейшина.

— Мало ли наших девушек угнали в плен и превратили в рабынь! — равнодушно ответил Отть. — Любая из них чья-то невеста. Если каждый юноша будет поднимать из-за этого крик...

— А я разве поднял крик?! — сердито спросил старейшина.

Однако ему было стыдно перед Оттем, и он отвер­нулся.

Как-то, когда разговор снова коснулся Рахи, Велло примирительно сказал:

— Она единственная дочь у старого Ассо... Он ее как зеницу ока берег!.. Жалеет... Надо бы помочь...

Отть ничего не ответил.

Велло считал дни и каждый вечер делал ножом насечки на древке копья, висевшего над изголовьем. Он не ждал на этот раз весны, он даже боялся той поры, когда вскроются реки и раскиснут дороги. Ведь тогда патер долго не сможет прийти сюда!

Сидя на солнце под ясенями, глядя на стебли прошлогодней травы, уже показавшиеся из-под снега, и слушая, как падает со стрех капель, он в разговоре с Оттем строил предположения — ранняя или поздняя будет нынче весна. Отть находил достаточно примет скорого окончания царства зимы и говорил об этом с каким-то злорадным удовольст­вием. Как-то Отть стал вспоминать предыдущие весны и считать годы. Они перепутались в его го­лове, он уже плохо помнил, долго ли жил на чуж­бине и сколько ему было лет, когда попал в плен.

— Кто знает точно свои годы или в какой день родился! — молвил он наконец.

— У моего отца на стенах дома были отмечены все годы — и его, и детей, — сказал Велло. — Но дом сгорел, и все перепуталось. Отцу было бы сей­час за шестьдесят, значит, мне — за тридцать, а Лейни и Малле много моложе. Сто или полтораста лет назад здесь было всего два маленьких селения. Зимой медведей и волков боялись больше, чем вра­гов. А дичи в лесах было сколько! Выйди за порог, натяни лук — и стреляй себе птиц, каких душа по­желает. Мой отец пришел сюда из Йыэтагузе, а может, и из еще более дальних мест...