Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 8

Мы, люди, в большом долгу перед четвероногими исследователями околоземного и заатмосферного пространства. Хотя бы потому, что очень мало знаем или совсем забыли о них. А ведь наша Лайка, наши Дезики и Жульки, Белки и Стрелки, Чернушки и Звёздочки немало настрадались, пробивая человеку путь на орбиту.

Пройдет несколько лет. Многие космонавты узнают, что такое внеземное пространство. Один из них — Владислав Волков — по возвращении из первого своего полета напишет: «Внизу летела земная ночь. И вдруг из этой ночи сквозь толщу воздушного пространства… донесся лай собаки. Обыкновенной собаки, может, даже простой дворняжки. Показалось? Напряг весь свой слух, вызвал в памяти земные голоса — точно: лаяла собака. Звук еле слышим, но такое неповторимое ощущение вечности времени и жизни… Не знаю, где проходят пути ассоциаций, но мне почудилось, что это голос нашей Лайки. Попал он в эфир и навечно остался спутником Земли…»

Миллион во спасение душ

Можно бесконечно долго давать оценки, в том числе взаимоисключающие, событиям, происходившим в СССР на рубеже 80—90-х годов. Но то, что они сильнейшим образом всколыхнули общество и не прошли для него бесследно — общеизвестно. Их волны докатились и до удаленных от столицы на сотни, а то и тысячи километров мест, где испокон веков жили малые народы. О них в те годы никто из неспециалистов слыхом не слыхивал: не принято было средствам массовой информации углубляться в «весьма специфические вопросы», на которые дать однозначные и исчерпывающие ответы и сегодня непросто. Но времена менялись. Малые народы, такие как вепсы, гагаузы, ногайцы, шорцы, караимы, крымские татары, месхетинские турки и другие, стали подавать голос, жаловаться на неустроенность жизни, чаще используя почтовое сообщение, а иногда направляя в Москву своих посланников. Письма в большом количестве приходили в Советский фонд культуры, где я в то время работал. В основном в них заключалась просьба обратить внимание на бедственное положение культуры народа, невозможность преподавания родного языка, отсутствие поддержки развития художественных промыслов и так далее. С абсолютной очевидностью в письмах вскрывалась сложившаяся ситуация. С одной стороны — естественное стремление людей, нашедших в себе силу бороться за сохранение своей национальной культуры, помнить о своих корнях, не превратиться в манкуртов. С другой — долгий и изнурительный путь, преодолеть который, к сожалению, многим так и не удалось. В таком положении продолжал оставаться практически каждый малочисленный этнос на протяжении долгих лет.

К счастью, моя работа не ограничивалась только прочтением писем и написанием ответов на них. В мои обязанности входила и организация так называемых «полевых работ» с последующим выездом в места проживания малых народов, представители которых обращались за помощью.

Первая из двух моих командировок к шорцам, проживающим на юге Западной Сибири, в основном в глухой таежной местности, началась с курьеза.

Обычно вся почта, доставляемая в Фонд культуры, прежде вскрывалась для регистрации, а уж затем рассылалась по отделам. Письмо, написанное шорцами, также было вскрыто. Но ознакомиться с ним я смог лишь на следующий день. О существовании письма я узнал от повстречавшейся мне в коридоре сотрудницы бухгалтерии, которая с усмешкой выпалила сходу: «Читал письмо из Таштагола? Миллион захотели!.. Чудаки твои шорцы…»

Надо сказать, что рубль в те годы претерпел очередную деноминацию. И теперь миллион таких рублей был вполне эквивалентен общей стоимости указанных в смете стройматериалов, двух или трех десятков детских железных коек и нескольких печек-буржуек, предназначенных для школы-интерната, которую шорские активисты строили своими руками в таежном селе. По-видимому, звучное слово «миллион» вызвало в бухгалтерии нездоровый ажиотаж, затмив при этом очень важное. Сельская школа-интернат была для шорцев жизненно необходима. Она позволила бы не отвозить местную детвору на долгую зиму в находящийся почти за сто километров от дома интернат и не разлучать детей с их родителями. Речь в том письме шла не столько о деньгах, сколько о спасении людских душ, сохранении семейного очага.

Деньги все же были выделены. Правда, не сразу и… не миллион.

Кто они, шорцы?

В аэропорту Новокузнецка меня встретили двое шорцев, Василий Ачелов, председатель Шорского национального культурного центра, и замглавы районной администрации города Таштагола Георгий Челбогашев — молодые, убежденные в необходимости сохранения самобытности своего народа люди. Это были авторы того самого письма, из-за которого я здесь и оказался. Кареглазые, темноволосые, с характерными восточными чертами лица, они говорили вполне разумные вещи на чистом русском языке. И я понял: волноваться о какой-либо чудаковатости шорцев не стоит. Не теряя времени, по заснеженной дороге мы отправились в райцентр, который неофициально считался шорской столицей.

Знакомство с Таштаголом я начал с краеведческого музея. Для меня это была хорошая возможность пополнить знания об исторической этнографии шорцев, основной территорией расселения которых является юг Западной Сибири, а точнее — бассейн среднего течения реки Томь и ее притоков Мра-Су и Кондома. На востоке Шория граничит с Хакасией, а на юге — с Горным Алтаем. Важно не забывать, что по переписи населения 1989 года шорцев насчитывалось всего лишь около пятнадцати с половиной тысяч. Это потомки местных самодийских и угорских народов, смешавшихся с другими племенами, мигрировавшими на территорию современной Кемеровской области в период тюркского господства в Центральной Азии. Их язык относится к тюркской группе алтайской языковой семьи. Начиная со второй половины IХХ и заканчивая ХХ веком, шорцы были крещены православными миссионерами. Вот почему, они носят русские имена. Тем не менее, у них сохранились традиционные верования: культы духов гор и рек, других верховных божеств и покровителей родов. По сей день не потеряли своего значения в жизни шорцев шаманы.

Основными продуктами питания шорцев остается мясо зверей и птиц, рыба, а также мука и крупы из зерна, особенно, из ячменя, дикорастущие растения и мед. Раньше их жилища представляли собой срубные дома с берестяной крышей, отапливавшиеся глинобитным очагом. Прошли столетия, однако мало что изменилось. Во многих деревнях и селах я видел почерневшие бревенчатые дома, крытые строганной доской, сложенной особым образом, позволяющей отводить дождевую и талую воду. И мужская и женская одежда шорцев украшалась вышивкой. Основной обувью были сапоги с высокими голенищами. На головах — шапки и платки. На концерте шорского этнографического ансамбля шапки участниц были оторочены собольим мехом. Еще в древние времена шорцы знали секреты выплавки и ковки железа, почему русские и называли шорцев кузнецкими татарами.