Юрий Марченко - Брызги социализма

Я поблагодарил его на грузинском языке. Дед был потрясен. Он что-то спросил у меня, и я ответил. Он сразу же засуетился, отобрал у нас бутылки с чачей и полез в погреб. Оттуда он вытащил пыльные бутылки и сказал, что это вот настоящая чача, она гораздо лучше. Но доплачивать не надо — цена та же.

Довольные, мы начали подниматься к турбазе. Сзади раздавались какие-то крики, мы не обращали на них внимания. Но женщина, которая шла нам навстречу, сказала, что кричат нам. Мы удивленно повернулись и увидели деда, который что-то кричал и бежал к нам. Мы подождали его, и, запыхавшись, он сказал: «Очень крепкая чача! Очень крепкая, женщинам не давать!». И поковылял вниз. Чача была прекрасная, в ней было градусов шестьдесят.

«Какую хорошую девушку» я тренировал на скромной девушке Лиле, которая работала в бригаде киповцев, и она мне подарила перед отъездом учебник грузинского языка с дарственной надписью. Что она там написала — не знаю до сих пор. А учебник у меня сохранился.

В Рустави с заводскими ребятами мы много беседовали об истории, культуре, литературе. Меня поражало, что простые работяги великолепно знали историю Грузии (мне говорили, что в каждом доме обязательно есть том грузинской истории), наизусть цитировали русских и грузинских классиков, могли показать окна квартиры, где жил какой-нибудь современный грузинский поэт, не говоря уже о футболистах.

«Если на одну чашу весов положить Толстой, Пушкин, Чехов, Достоевский, а на другую чашу — Константинэ Гамсахурдиа, то вторая чаша — перевесит!».

Они не были националистами. Они были патриотами.

На четвертый день моего пребывания Гиви сказал: Слушай, мне Шалва приказал все время быть с тобой, а ты каждый день на работу ходишь. Я уже подряд три дня на работу хожу! Пошли лучше на Куру купаться.

И мы пошли купаться на Куру. Выглядело это так. Мы пришли на маленький пляжик на повороте реки, оставили там вещи и пошли вверх по течению метров за двести. Там входили в воду, бешеная ледяная вода подхватывала тело, и мы во всю мочь колотили руками, чтобы нас вынесло на пляжик, а не унесло дальше. Трех таких купаний с меня было достаточно.

Вечером я позвонил в Харьков, и начальник мне виновато сказал, что Самойлов, скорее всего, не приедет, и я должен выкручиваться сам. Таким образом, я потерял почти неделю. Я разозлился. На следующий день я увидел, что снова ничего не сделано. Я ворвался в кабинет Шалвы и начал на него орать. И в приказном порядке сообщил, что я ухожу, а завтра приду проверить работу. В это я сам не верил ни минуты. Каково же было мое удивление, когда на следующий день утром приборы и кабель оказались на месте!

— Слушай, — спросил я у Гиви, — почему это Шалва неделю ничего не делал, и вдруг сделал?

— Ну, ты же на него накричал!

— Ну и что?

— Раз ты на него кричишь — значит, — ты главнее. У нас кто главнее, тот и кричит. Тот, кто меньше — никогда не будет кричать.

— Так он на меня не обиделся?

— Нет, что ты. Теперь все будет в порядке. Он тебя спрашивал, какая у тебя должность?

— Спрашивал. Я сказал, как есть: конструктор 2-й категории.

— Вот видишь. КОНСТРУКТОР ВТОРОЙ КАТЕГОРИИ! Он и не знает, что это такое, а вдруг ты важная шишка, раз позволяешь себе на него кричать.

У нас в то время ходили слухи, что в Грузии врачам надо платить. Особенно за операцию. Я спросил у Гиви — правда ли это. Он сказал — правда. Например, операция аппендицита стоит 300 рублей. Тогда это вообще для меня были заоблачные деньги.

— Хорошо, а если я не заплачу, мне что, операцию не сделают?

— Почему, сделают.

— Значит, плохо сделают, хуже, чем тому, кто заплатил?

— Почему, хорошо сделают. Точно так же.

— Так зачем тогда платить?

— Уважать тебя не будут.

На эту тему опишу еще одну характерную сценку. Лето, жара, гуляя по городу, я пил газированную воду в специальных киосках. Очень любил воду с сиропом за 5 копеек. И вот однажды, подходя к киоску, вижу, как продавец кричит на какую-то женщину, и та от него убегает. Кричал он по-грузински. Рядом стоял еще один мужчина. Когда я подошел, они перешли на русский язык. Всегда, в присутствии русских, не знающих грузинского языка, грузины общались и между собой по-русски. Тем самым они выражали уважение к гостям.

Мужчина говорит продавцу:

— Слушай, Вано, зачем ты женщину обидел? Я не понял.

— Понимаешь, она третий день приходит ко мне воду пить. Первый день выпила, дает 10 копеек. Даю сдачу 5 копеек. Берет сдачу! Второй день приходит. Дает 10 копеек. Даю сдачу. Берет сдачу! Сегодня приходит. Дает 10 копеек. Даю сдачу. Берет сдачу! Слушай, совесть есть?

В общем, хотя и с приключениями, смонтировал я систему управления и запустил.

Проработала система неделю, составил я акт приемки работы и пошел его подписывать. Начинаю, как всегда, снизу, с начальника участка КИПиА. Тот подписывать отказывается.

— Так ты что, недоволен работой?

— Да нет, все прекрасно работает.

— Так подписывай!

— Как я могу подписать, если Шалва не подписал? Иди сначала к нему.

Шалва тоже отказывается — иди к начальнику цеха. И так далее, довели меня до главного инженера металлургического завода. Я говорю, что главный меня ни разу в глаза не видел, о работе ничего не знает, как же он без ваших подписей будет подписывать? Ничего не знаю, не имею права раньше начальника подписывать. Взял я с собой кучу диаграмм, пошел на прием к главному инженеру. Долго ему рассказывал, объяснял. Водил пальцами по диаграммам. Наконец выдохся и замолчал, а он сидит и молча на меня с удивлением смотрит.

— Подписывайте, — говорю.

Он подписал и спрашивает:

— А сколько тебе лет?

Я сказал. Главный покачал головой и говорит:

— Такой молодой, и такие дела делает! Молодец.

В общем, пошел я по той же цепочке вниз, каждый, видя предыдущую подпись, подписывал, не глядя. А я про себя смеялся. Я акт составил на внедрение и закрытие темы. Командировка на неделю раньше закончилась. Это я, конечно, сглупил, но секретарша на акте дату поставила, и врать начальству о причинах задержки мне не хотелось.

Купил я билет на самолет и дал телеграмму в Харьков, чтобы Самойлов не приезжал.

Перед отъездом Гиви пригласил меня к себе домой на прощальный ужин. Там у него еще один друг сидел. Стол обеденный полностью заставили бутылками сухого вина «Саэро», а на закуску — полкруга сулугуни. В общем, пили мы, пили, но выпили всё. И тут выяснилось, что я не ел никогда хаши, и не знаю даже, что это такое. И Гиви сказал, что, не поевши хаши, нельзя уезжать из Грузии. Завтра он за мной придет, и мы пойдем есть хаши. Но что это такое — он не объяснил.

Проводили меня ребята в гостиницу, а там возле моего номера бегает Петя Самойлов, весь не в себе. Он приехал, пошел на завод командировку отмечать, а секретарша ему сказала, что я все сделал и уехал.