Борис Хотимский - Повествования разных времен

— Ну, Виктор Максимович! — инструктор улыбнулся (похоже — чтобы скрыть раздражение). — Вы прямо-таки атаковали свой райком. Но признайтесь, разве от нас не поступают к вам никакие указания?

— Поступают, — согласился Терновой. — И довольно часто. Вот о них-то я и намеревался также сказать. Вот, например, позавчера прибыло указание. Заполнить присланную анкету — о политучебе коммунистов редакции. Кстати, за весь нынешний учебный год ни один представитель райкома не побывал ни на одном занятии наших кружков и семинаров. Понимаю, это — хлопотно, тем паче — после рабочего дня. То ли дело составить анкету! Весьма, я бы сказал, диссертабельную…

В зале зашумели — Чеканюк постучал карандашом по графину с водой, призывая к тишине и порядку. Тишина воцарилась не сразу — лишь после того, как выступающий поднял руку и, чуть усилив голос, продолжил:

— Да, диссертабельную, я не оговорился. Получив ответы на все сто семьдесят шесть вопросов, вполне можно состряпать кандидатскую диссертацию.

— Именно сто семьдесят шесть? — недоверчиво спросил Чеканюк. — Может, сто семьдесят пять или сто семьдесят семь?

— Именно сто семьдесят шесть, я считал. Могу, если желаете, сегодня же после собрания дать вам эту анкету. Проверьте! А вдруг я ошибся и там на один вопрос больше или меньше. Ведь это в принципе изменит суть дела, не так ли?..

— Виктор Максимович! — укоризненно окликнул Главный. — Поменьше бы эмоций, поближе бы к делу.

— Хорошо, постараюсь еще ближе к делу. Так вот, без всяких эмоций, спрашивается: сколько требуется времени, чтобы ответить на все сто семьдесят шесть вопросов анкеты?

— Вы бы изучили ее повнимательней, — заметил инструктор. — И поняли бы, что вашей организации не на все вопросы надо отвечать.

— А сколько потребуется времени, чтобы внимательно изучить все сто семьдесят шесть вопросов? Даже если по три минуты на каждый вопрос, то есть не очень внимательно, то всего получится… — Терновой быстро вытащил блокнот, ручку, принялся писать цифры и доложил, потрясая раскрытым блокнотом: — Вот, извольте! Только на изучение — более пятисот двадцати минут. То есть не менее восьми с половиной часов. Полный рабочий день с гаком!

— Но на составление анкеты, согласитесь, кто-то затратил еще больше времени, — не сдавался инструктор.

— Конечно! В свое служебное время. Выполняя свои прямые обязанности. А как быть с нашими прямыми обязанностями? Когда их выполнять, если заняться анкетой райкома? Разве в Уставе не сказано, что коммунист обязан повышать производительность труда и совершенствовать свою квалификацию? Тот же райком спросит с нас, если перестанем выполнять свои профессиональные обязанности или начнем выполнять их из рук вон плохо. Но зато изучим анкету и ответим на ее вопросы. Любопытно, а когда и как намерен райком обобщать полученные данные? Из стольких организаций! Здесь, простите, сам черт ногу сломит. Если не вооружить черта современной ЭВМ. В чем тут, на мой взгляд, загвоздка? Нет сомнения, каждый коммунист, в том числе и товарищи из райкома, согласен с тем, что неоднократно осужденное партией бумаготворчество не заменяет живой работы с людьми…

— А вы сами, как журналист, чем занимаетесь? — подкусил инструктор. — Тоже профессионально. Прокатом стальных листов или творчеством на бумаге?

— Не надо путать божий дар с яичницей! — резко ответил Терновой. — Вы не хуже меня понимаете разницу между работой над номером газеты и работой над подобной анкетой.

— Хорошо, я доложу в райкоме все, что услышал от вас, — сухо отозвался инструктор.

— Вот об этом-то я и просил в самом начале, — напомнил Терновой.

И тут, никем не прошенный, на трибуну поспешно выбежал немолодой завотделом, где работали Краюхина, Пичугин и Кузьмицкий. Пожевав, по своему обыкновению, губами, он заявил, обращаясь исключительно к инструктору:

— Я очень взволнован и прошу извинить… Я не ожидал… Я знаю Виктора Максимовича как исключительно сознательного и дисциплинированного коммуниста, дающего всем нам пример, так сказать… И вдруг сегодня… Я ушам своим не поверил! Я полагаю, что здесь просто сказалась человеческая усталость. Наша профессия действительно не из легких. И от имени партсобрания, от имени всей нашей организации я хотел бы извиниться перед представителем райкома. И заверить, что мы… что собрание не разделяет и не поддерживает всего того, что сказал только что Виктор Максимович. Я прошу считать все это лишь досадным недоразумением.

Аплодисментов не было. Всем хотелось поскорей уйти.

Когда расходились, Главный подошел к Терновому, взял за локоть, сказал с невеселой усмешкой:

— Ну, чего вы завелись, Виктор Максимович? Чего надеетесь добиться? Пришлют еще одну комиссию по проверке, только и всего. Или надеетесь обойтись без райкома? Полагаете, не нужен он вам, сами с усами?

Через неделю позвонил инструктор. Сказал, что считает выступление Тернового весьма дельным, в духе времени. О чем и доложил секретарю. Который просит Виктора Максимовича прибыть для беседы назавтра к семнадцати ноль-ноль. Если, конечно, Виктор Максимович сможет в такое время.

Терновой ответил, что сможет. И что хотел бы потолковать по душам не только с секретарем, но и с инструктором. Чтобы получше узнать друг друга. Работать-то придется вместе.

— Разумеется, Виктор Максимович, — ответил тот. — Таково и мое желание. Мне бы не хотелось выглядеть в ваших глазах этаким, знаете, козлом, которого поставили во главе овец. И вы — не овцы, и я не козел, уж поверьте.

— Козел скорее я, — засмеялся Терновой. — Если судить по бороде… Что ж, давайте договоримся, когда вам удобнее. Могу я к вам подъехать, а еще лучше бы — вы ко мне.

Они договорились. Беседа по душам состоялась. И не одна.

— Побольше бы таких инструкторов, — сказал Терновой Ане после одной из тех бесед. — Побольше бы. А то…

И не договорил. Но Аня, как видно, поняла.

Как известно, во главе овец часто ставят козлов. Тех самых, о которых сказано: «Пусти козла в огород…»

Текла река. И висел через реку мост. Деревянный, железом обитый, дождем омытый, солнцем прогретый, ветром продутый. Скрипучий.

Пришли к реке овцы. Впереди — козел. Увидел воду и решил первым делом напиться. А овцы с ходу — на мост. Бодро застучали копыта, терпеливо заскрипели балки, — и все стадо перебралось на другой берег. Не дожидаясь вожака! Это было, по меньшей мере, нарушением дисциплины. И, во всяком случае, несоблюдением субординации. А главное, мост мог бы провалиться — и тогда козлу пришлось бы переправляться вплавь. На подручных средствах. Которые бывают весьма несподручные…