Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

— Надо ехать, — сказала мать. — Искать переселенцев. Может, кто согласится. Надо Андрея домой возвращать. — У нее побелели губы от напряжения. — Собирайтесь. Стас, не обращай внимания, они там все в России, как с цепи сорвались. Кого не послушаешь, кто родственников там имеет, почти все перессорились.

Переселенцы жили по квартирам, и найти их адреса оказалось возможным только через социальную службу районной администрации. В этом им помогли из воинской части, так бы, конечно, адресов они так быстро не узнали.

— Звони. — Стас и Елена Николаевна стояли перед небрежно выкрашенной дверью в многоквартирном доме.

Стас нажал кнопку звонка. Отозвались быстро: зашурудели в прихожей целлофаном, неумело защелкали незнакомым замком. Дверь открыла женщина средних лет, по выражению лица Елена Николаевна сразу поняла, что дела не будет.

— Извините, мы могли бы с вашим мужем поговорить? — спросила она. — У нас срочное дело.

— Какое дело?

— Моего сына двадцать девятого числа под Н. убило, он там лежит, местные жители прикопали. Мы бы хотели поговорить с вашим мужем... Вы же из Донецкой области, переселенцы?

— Да, переселенцы. Я сюда сама с детьми приехала, муж дома остался, квартиру стережет, на шахте работает. Так что извините. — И закрыла дверь.

— С оружием он там бегает по блокпостам! — кипятился, выйдя на улицу, Стас. — А семью сюда отправил, укропам в тыл. Знаю я эту публику! Сидят тут, жрут, социалку получают, а нас ненавидят!

— Не надо, Стасик. Может, и вправду человек на шахте вкалывает, а ты их так... проклинаешь. Им тоже жить за что-то нужно!

— Мама, я не пойму, они что, в Украине мало денег зарабатывали? Им плохо жилось? Да получше, чем всей остальной стране! Ради чего надо было все это затевать, б.., по референдумам бегать? Чтобы люди гибли? Чего не хватало?

Следующие пять или шесть визитов оказались такими же безрезультатными. У всех переселенцев находились причины уйти от ответа, а кто и прямо говорил, что не хочет связываться — уж очень опасно.

Наконец по предпоследнему адресу им повезло. Паша, переселенец из Снежного, согласился хотя бы выслушать, в чем суть дела. Однако узнав, что нужно срочно ехать на оккупированную территорию, стал упираться руками и ногами:

— Я не могу! Нельзя мне туда! Меня отец с матерью прокляли на всю жизнь, укропом называют за то, что за единую Украину. Понимаешь? Они сами лично готовы меня в комендатуру сдать, на детей — внуков своих, не посмотрят. Вы просто не понимаете, что там в головах у людей творится, какая каша: они кретиноскоп посмотрят, Кисилевым подышат — и весь мир ненавидят. Если меня там поймают, мне ж конец!

— У тебя какая машина? — не отступал Стас.

— «Копейка». Совсем убил, пока сюда доехал. Резина лысая. И подвеска вся сыпется, куда там на ней ехать.

— Я тебе машину сделаю. Давай, поехали, новую резину купим, а потом сразу на СТО, у меня там товарищ работает.

— Новую резину? — удивился Паша.

— Ну да, резину поменяем и ходовую до завтрашнего утра точно сделаем. Ночью ребята поработают.

— А запчасти?

— Запчасти сейчас на базаре купим, это не проблема найти.

— Да не поеду я никуда! Не хочу возвращаться, хотя всю жизнь там прожил, я...

— Десять тысяч, — сказала Елена Николаевна. — Ради меня, ради матери, Христом Богом прошу, верни мне сына!

— И деньги на бензин дадим, само собою, — добавил Стас. — С запасом. До украинских блокпостов вдвоем доедем, а дальше сам что-нибудь придумаешь.

Следующим утром они прикручивали проволокой к металлическому багажнику на крыше отремонтированной «копейки» гроб. В гробу лежал костюм, в котором Андрей женился четыре года тому, белая рубашка, носки и свадебные же туфли. На вопрос, зачем это все нужно брать с собой, Паша объяснил свой план: на блокпостах он будет говорить сепарам, что у него в Снежном погиб родственник, и он едет забирать тело. Чтобы его нормально впустили и выпустили, нужно, чтобы покойник лежал в гражданке — тогда будет меньше вопросов и намного дешевле обойдется при пересечении кордонов, чем везти военного. В помощь в Снежном он нашел себе Петруху — одноклассника, с которым вместе по малолетке бомбили продуктовые киоски и магазины, а последнее время работали на копанках. Их так и называли одно время за неразлучность, что тех святых: Петр-и-Павел. Петруха давно спился и тяжело работать нигде не хотел, но старому другу за небольшое вознаграждение готов был помочь не только выкопать тело, но и перерыть половину кладбища. Правда, Паша утаил, что это тело украинского солдата, но большой беды в том не видел — не все равно ли, кого выкапывать, одинаково покойник.

— Как могилу искать будешь? — поинтересовался Стас.

— Найду сначала ту женщину, которая звонила командиру. Узнаю, где похоронила.

— Как ты ее найдешь?

— Да как-нибудь найду. Не она, так кто-то еще скажет. Везде же люди живут, даже там.

Белый «жигуль» с гробом на крыше не мог не привлекать внимания на дороге. Но это внимание одновременно служило и пропуском через украинские блокпосты, помогало и воинское удостоверение Стаса. Узнав о цели визита и посмотрев документы, солдаты, как правило, пропускали их без лишних разговоров, чему Паша очень радовался. Зато Стас расстроился: он не думал, что в зону боевых действий можно попасть так легко, и не мог понять, почему на блокпостах так невнимательно производят осмотр машин.

— Так мы же туда едем, — объяснял Паша. — Что мы можем туда провезти, чего там нет? Вот если бы мы оттуда ехали, тогда другое дело.

Стасу все равно такая постановка вопроса не нравилась. Как человек военный, он привык нести службу иначе, и ко всем меро­приятиям, даже формальным, всегда подходил скрупулезно, жизнь его научила, что в подобных ситуациях мелочей нет.

Доехав до последнего украинского блокпоста, они попро­щались.

— Я тебя буду в Старобельске ждать. У меня там товарищ живет, заночую у него. А ты, как выберешься, сразу звони.

— Хорошо, — сказал Паша. — А как доедешь?

— Неужели на блокпосте майора в попутку не подсадят? Если б все так просто решалось...

Дальше Паше предстояло ехать самому, и он откровенно боялся пересекать эту, пусть условную, но границу между двумя мирами. С одной стороны, его тянуло туда, в родные места, с другой — щемило под сердцем от того, что там происходит. Впрочем, он имел план, которого намерен был придерживаться. Паша согласился на эту авантюру не только ради денег, нет, хотя в деньгах его семья — жена и двое детишек пяти и трех лет — очень даже нуждалась. После начала военных действий копанка, на которой он работал, закрылась, а больше никакой нормально оплачиваемой работы для него в Снежном отродясь не водилось. Когда начали воевать всерьез, «дэнээровцы» объявили мобилизацию: сначала звали добровольцев, потом сулили деньги, а потом стали ходить по домам, вести беседы и забирать на рытье окопов. Покопав немного за еду и воду твердую землю, Паша понял, что этим дело не ограничится и скоро его загребут воевать. Тем временем, родители уже вовсю попрекали, что он до сих пор не в «ополчении» и держит семью на голодном пайке, не стоит на блокпостах, не тащит ничего в дом из «отжатого» у выехавших в Украину переселенцев. Родители жены ничего не говорили — молчали, вздыхали, иногда брали к себе детишек и немного помогали продуктами с садового участка. Месяц назад подвернулся наконец удобный случай. Заработав немного денег — позвали нарубить угля на старое место — он быстро собрал семью, погрузил все, что влезло, в автомобиль, и двинулся в Россию, откуда транзитом вернулся в Украину. Заранее договорившись, они осели в живописном районном центре, небольшом зеленом городке на берегу небольшой речки на восточной Украине у дальних родственников жены, а потом, после оформления пособия — съехали на съемную квартиру. Паше здесь нравилось все — чистый воздух, свежая река, рядом лес. Разве что люди были совсем уж иначе устроены, но к людям со временем можно привыкнуть. Он согласился взяться за это дело именно поэтому: ему хотелось стать полезным и нужным в новой жизни, среди незнакомых и местами не очень понятных ему людей.