Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

Утром на третьи сутки сепаратисты вывели пленных на дорогу для передачи Красному Кресту. Грэг сидел рядом с двумя танкистами и тяжелораненой девушкой на носилках. Уходя, он попрощался взглядом с десантником на проводах, так и продолжавшим висеть на радость сепарам, которые шумными толпами приезжали фотографироваться на его фоне. Солнце уже встало и начало припекать, ужасно хотелось пить, конвоиры нервничали и все время кому-то звонили. Наконец приехал Красный Крест. Машин в колонне было много, и Грэг спросил у водителя, молодого взъерошенного, очевидно, недавно мобилизованного парня, можно ли позвонить домой. Тот дал ему мобильник, и Грэг по памяти набрал номер жены:

— Я жив, — сказал он тихо Марине в трубку. — Скоро буду дома. Позвони маме. — Закрыл, услышав родной любимый голос, глаза и чуть не заплакал от счастья. И тут же ожил, воскрес в сознании из не отступающей головной боли белый прямоугольник фотобумаги, на котором он четко увидел мать в белом красивом платье, улыбающегося отца, жену, дочку и себя в военной форме.

— Ты все, поговорил? — вырвал его из видения водила. — А то ехать пора.

Грэг поблагодарил и спросил, сколько человек уже вывезли.

— Два «камаза» «двухсотых» точно уже ушло, и сейчас около двухсот, не меньше, взяли, — ответил, сам оглушенный цифрами, парнишка.

— А всего сколько?

— Всего я не знаю. Может, около тысячи уже...

В одном из этих двух «камазов» с «двухсотыми» ехали и тела артиллеристов из 39-го тербата — Саши Пушкаря и то, что осталось от Тараса с позывным Огонь. Их оставшиеся чудом в живых товарищи из батальона тоже ехали в этой колонне. Машины были забиты людьми до отказа: раненые лежали на целых, целые — на раненых, дышать было нечем и нечего пить, но никто не жаловался. Они вырвались из плена, ускользнули от цепких лап смерти, и теперь ехали домой — что могло быть на свете лучше? По дороге в машину, в которой ехал Дима Коршунов, подсадили двух журналистов и одного бойца, переодетого в гражданку. Слава и Тарас рассказали о том, как позорно драпал с поля боя генерал Хомчак и что их коллегу Егора Воробьева куда-то забрали то ли «дэнээровцы», то ли россияне, а их обещали расстрелять, но не расстреляли, а передали Красному Кресту, но никто не против такого исхода, совершенно нет.

В Волноваху колонна попала только под вечер. Бойцы только успели поесть около старого аэродрома, как прошел слух, что сюда с двух сторон прорвались российские танки. Рядом действительно шел бой: слышались минометные взрывы, в сторону аэропорта работали «грады», но снаряды ложились где-то вдалеке. Люди, натерпевшись страха за последние несколько суток, в панике бросились к машинам, и весь транспорт одновременно ринулся к дороге. В результате образовалась пробка, и пока машины толкались и не могли выехать, поступил отбой: то ли танки развернулись, то ли их развернула наша арта, то ли их вообще не существовало в природе. Всем приказали возвращаться на аэродром и ждать дальнейших распоряжений, на что никто конечно же не согласился.

Группа бойцов 39-го тербата — человек двадцать — во главе с Пасечником нашла начальника аэродрома, не устоявшего под их сумасшедшим натиском и выделившего для сопровождения свой бэтээр, который вывел их «камаз» в Запорожскую область, откуда они уже самостоятельно добрались до станции Межевой.

Стоял очень жаркий солнечный день. Черные с ног до головы, пахнущие кровью, смертью и гарью, бойцы, жмуря глаза, вылезли из кузова «камаза». Вокруг жили люди: дети ели мороженое, девушка курила у входа в автостанцию, деды сидели рядом с большими клетчатыми торбами, суетились таксисты около своих колымаг, продавщицы обмахивали пирожки газетами, отгоняя мух.

— Поищем автобус? — предложил Дима Коршунов. — От Межевой до Днепра — тридцать километров, должны недорого взять.

Они пошли сквозь живую человеческую толпу, удивленно озираясь. Здесь ничего не изменилось, да и не должно было измениться, но, главное, здесь никто ничего не знал о том, что всего лишь в трехстах километрах отсюда идет война, людям отрывает снарядами головы, а раненых достреливают и перерезают им горло. Здесь ничего не знают о том, что там рушатся и горят города и села, и завтра здесь — с ними и с их городами и селами — может произойти то же самое. Эта беззаботная праздничность и доступность самых необходимых благ — воды и еды — шокировали бойцов. Они шли, словно пьяные, пошатываясь от счастья и усталости и неловко улыбаясь своей удаче. На них никто не обращал внимания, наверное, они уже были не первые, кто бродил, словно черные тени, вернувшиеся с того света, по автостанции, — в мире живых на тени мало обращают внимания.

Бойцы скинулись чудом сохранившимися в берцах и подкладках деньгами и наняли маршрутку до Днепропетровска. Их никто там не ждал и не встречал, поэтому Дима Коршунов с несколькими товарищами купили водки и много еды и поехали домой к одному из местных, где беспробудно пили несколько суток, пока не убедились, что действительно живы.

Прощаться приехали все двенадцать бойцов. Их товарища, сержанта инженерно-саперного отделения 91-го саперного полка Анд­рея Гончарука убило под Иловайском 29 августа 2014 года между одиннадцатью и двенадцатью часами дня. Осколок срезал сержанту верхнюю часть головы, сняв скальп вместе с черепом, когда они выходили на грузовиках из окружения и попали под шквальный обстрел.

— Ребятки, кто сидел посредине? — К свежей, уставленной венками могиле, подошла мать, маленькая худая женщина в черном платке и темно-синем, почти черном, простом платье. Неделя поисков и отчаяния, прошедшая со дня смерти сына, превратила ее лицо в маску отрешенности, и даже сейчас в ее уставшие от горя глаза не каждый бы решился посмотреть. — Хочу поговорить с ним.

К ней осторожно, словно по минному полю, наклонив голову и опустив взгляд, будто чувствуя себя виноватым, шагнул боец. Женщина обняла его — они были практически одного роста — и снова заплакала:

— Повезло тебе, сынок. Повезло твоей маме, пусть тебя Бог бережет... Я — Елена Николаевна...

— Я знаю, да. Меня Русланом зовут, мы друзья с Андреем... В окопах всегда рядом, в блиндажах, — солдат говорил, немного запинаясь, через плечо женщины. — Вот и в машине... Он с краю сел, справа от меня, слева — парень из добровольческого батальона, они высокие оба. Их, наверное, одним осколком и убило. Без шансов. ­­А я меленький, мне только по каске немного царапнуло... Мы, когда поняли, что в окружении уже, часто ночами на небо смотрели. Так Андрей мог каждое созвездие показать...

— Это у него с детства, — улыбнулась мать. Они отошли и встали немного в стороне от тропинки, возле спиленного дерева. — Он всегда интересовался, что и как устроено, как работает, почему ветер дует, где какие созвездия... Как же вас из плена выпустили?