Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

— А тут вода есть? — у Паши пересохло во рту.

— Нет, тут воды нет давно, высохло все. Вода у нас для питья преимущественно привозная.

— Ага, я в курсе, я местный, из Снежного. А мне сказали, что в той, второй могиле с грузовика должно быть два человека похоронено.

Мужчина пожал плечами:

— Я знаю только то, что мне Татьяна передала. Она так и думала, что кто-то должен приехать, поэтому все так подробно рассказала.

— Спасибо вам, — Паша не находил себе места от радости, удачно же получилось. Он хотел быстро сесть в машину и ехать за Петрухой, но мужчина его остановил:

— Вы лучше гроб с крыши свинтите и припрячьте пока. А то в темноте могут за бэтээр или танк принять. Да и зачем лишние вопросы?

Вдвоем они аккуратно размотали от багажника проволоку и отнесли гроб за старый колодец, надежно спрятав под кусты.

— Спасибо вам, — поблагодарил Паша. — Выручили.

— Не за что. Я — учитель в местной школе, преподаю историю Украины. Самая непостоянная дисциплина у нас, — сказал и горько улыбнулся. — Но я верю в людей! Людям нужно помогать!

«А я — нет! — мысленно ответил Паша, уже садясь за руль. — Я верю в технику. За ней только правильный уход нужен, руки и инструменты, а за людьми хоть ухаживай, хоть нет, все равно ломаются». Растирая щеки и зевая, он почти засыпал за рулем и по­этому не давил сильно на газ. Он встрепенулся, только проезжая Красносельское, точнее, то, что от него осталось, — разрушенные дома. Практически всю дорогу фары выхватывали на обочине остатки сожженной и разбитой техники: танки, бэтээры, грузовики, легковушки — все превратилось в груду металлолома, и даже страшно было представить, что случилось с людьми, которые ехали в них. Но Красносельское Пашу впечатлило по-настоящему — когда-то он работал в этом маленьком селе, ремонтировал родителям какого-то донецкого предпринимателя дом. Теперь этого небольшого села практически не существовало. Паша почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Он представил, как с каждым днем с лица земли исчезает по одному селу. Как война, будто гниль, расползается по планете, как по яблоку, а они вместе с женой и детьми бегут — просыпаются каждое утро в новом месте, собирают лихорадочно вещи и снова бегут, куда глаза глядят, под уханье артиллерийских канонад и полыхание пожаров. Ему стало по-настоящему страшно, он вздрогнул и изо всей силы наступил на педаль газа так, что уже минут через пять добрался до окраины Многополья и подобрал в условленном месте уже прилично заряженного водкой Петруху:

— А где лопата и заступ? — строго спросил, приобняв старого кореша.

— Все тут, хе-хе. Не волнуйся, шеф! Вот оно, в целостности и сохранности, — Петруха достал обмотанные тряпками, чтобы не звенел металл, инструменты из кустов. — Замерз, как собака! Где тебя носило полночи, дебил?

Организационными вопросами — батюшка, сельсовет, справки, кладбище — занимался отец. Рассчитывали, что Андрея привезут на следующий день к вечеру: сначала в морг райцентра, а наутро военные оттуда доставят гроб в село — прощаться.

Елена Николаевна, организовав экспедицию на восток, словно вмиг потеряла все силы, и целый день сидела на диване или на лавочке около двора и играла с внуком. Сашка, точная копия отца, такой же белобрысый и крупный в кости, за лето сильно вытянулся и повзрослел, детский трехколесный велосипед ему стал мал, и он, скорее, не ехал уже на нем, а бежал, отталкиваясь от земли ногами. Из всех пятерых Гончаруков — матери, отца, жены, сестры и, собственно, себя — он был самым беззаботным и спокойным в эти дни, и Елена Николаевна с трепетом думала, что если бы не эта маленькая светлая пушистая копия Андрея, она, наверное, уже сошла бы с ума. Она слушала, как внук смеется, как неумело пока разговаривает, как обижается, как дает и как просит, — и после нескольких дней отчаяния теперь снова знала, для чего нужно жить.

Невестка хлопотала по хозяйству. С весны, с начала войны, когда муж стал ездить в командировки на Донбасс, за пять с половиной месяцев, они виделись, если все сложить и посчитать, дней семь-десять, не больше. Поэтому продолжать снимать квартиру в районном центре, тратить там деньги не имело никакого смысла, тем паче, она не работала. «Молочко здесь, творожок, яички, сметанка, — перечисляла свекровь преимущества переезда, уговаривая невестку. — Речка, воздух свежий, места в хате полно, комната свободная. А там что? Пыль, машины и лужи точно ж такие, как и у нас, даром, что на асфальте; в квартире — четыре стены, да еще и деньги за нее плати!» Впрочем, не деньги решали. Андрей, когда приезжал в короткий отпуск — на день или даже просто переночевать — все равно, хоть на час, а мотался к родителям. Так что со всех сторон переехать выходило правильнее.

Целый день они ждали. Стас строго наказал самим не звонить ни в коем случае, даже если есть срочные новости — лучше написать эсэмэску. Сам он по ходу отзвонился пару раз: когда проехали украинские блокпосты и когда вернулся к другу в Старо­бельск:

— Теперь будем только ждать, мама. У него все есть: деньги, вода, сигареты, бензин. Лишь бы голова на плечах оставалась.

— А если могилу не найдет? Что тогда?

— Он местный, должен найти. Парень тертый. Видели наколки у него на пальцах? Такие на зонах малолетки бьют.

— Стас, а вдруг...

— Мама! Вдруг — не вдруг, мы ему уже ничем не поможем. Мы все, что могли, сделали. Теперь давайте ждать. Будут новости — позвоню.

После этого наступила тишина.

Между собой дома вечером они уже ничего не обсуждали. То ли боялись спугнуть удачу, то ли не хотели, чтобы ком отчаяния снова покатился вниз, сметая на своем пути все: логику, заботу, здравый смысл, неотложные дела. По-хорошему, нужно было ложиться спать, чтобы утром проснуться и встретить, как положено, сына. Но никому, кроме Сашки, не спалось. Дочка, прячась, несколько раз бегала на улицу, пока отец не вышел следом с цигаркой и, молча, не зажег зажигалку.

— Чего прячешься? Все ж давно знают. За Стаса переживаешь? — спросил, подкуривая.

Дочь затянулась, сощурила глаза и спросила, будто не услышав вопрос:

— А что у Барсика с будкой стало?

— Да кто его знает. — Отец пожал плечами. — На той неделе град шел, так, может, побило.

— За Стаса не переживаю. — Дочь умело выпустила колечка дыма. — Он всегда все правильно делает. Уже где только не служил! — Подумала, еще раз затянулась, словно прислушиваясь к себе. — Но если честно — то да!

Невестка и Елена Николаевна не курили, с постелей не вставали, и обсуждать что-либо боялись, словно за каждое слово их будут жечь каленым железом. Да и все уже обговорено, весь предстоящий завтрашний тяжелый день, не о чем больше говорить.

— Далась им эта будка! — пожаловался, ложась на скрипучую кровать, отец.