Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

Воздух буквально звенел от тревоги и напряжения. Даже на главных улицах и широких проспектах, несмотря на вечер и опускающуюся прохладу, редкие прохожие спешили поскорее убраться с открытого пространства. Пустовали летние кафе и лавочки в скверах, немногочисленные маршрутки и машины шмыгали в переулки, будто боясь показаться на глаза, но их мало кто ждал на остановках общественного транспорта. Город словно вымер. Во­круг стояла такая тишина, какой никогда еще не бывало в миллионном городе, словно жители в один день покинули его навсегда. Люди ждали известий. Не из телевизора, нет — от своих родных и знакомых, которые сейчас воевали в зоне АТО и знали реальную ситуацию на фронте значительно лучше, чем журналисты и политики. Часть этих солдат уже привезли в госпитали и морги Запорожья и Днепропетровска, и по городу мгновенно разлетелись слухи о десятках грузовиков с убитыми в «Иловайском котле». Счет шел на часы. Наступление российской армии разлило страх и ненависть по городам украинского юга. Люди опасались полномасштабного вторжения, и по раскаленному палящим солнцем асфальту расползалось, шипя, ощущение грядущей беды и большой войны. Каждый житель города готовился к ней по-своему и сам принимал решение: уехать вместе с семьей, встретить россиян, как освободителей, или взять в руки автомат.

Тишину нарушил непривычный звук — по асфальту катилась солдатская каска. Катилась долго, глухо звеня и подскакивая, будто ее специально запустили с силой, как боулинговый шар. Каску ни­кто не пытался остановить или подобрать — эхо расходилось, казалось, по всей улице, проникало в каждую квартиру, заглушая все телевизоры и споры. Каску уронил солдат. Он стоял на противоположной стороне около двух автобусов, вместе с другими солдатами, точно такими же, как и он, с черными от солнца и грязи лицами, и, не сняв бронежилета, с автоматом на шее, ни на секунду не отрываясь от пластиковой бутылки, жадно пил воду. Эти бойцы только что вернулись с передовой.

Елена Николаевна старалась увидеть лицо каждого из них — в надежде, что это окажется ее сын. Весь этот долгий тяжелый день они со Стасом провели в Днепропетровске. Сначала они поехали в морг, куда свозили тела погибших под Иловайском, но дальше порога их не пустили. Да они бы и не смогли зайти, такой изнутри шел тошнотворный запах. Им объяснили, что для идентификации тела сначала следует обратиться в военную прокуратуру, написать заявление и попытаться опознать тело по фотографиям и только потом возвращаться на опознание. В Днепропетровск они поехали наобум, от безысходности, сразу же после возвращения Паши и Стаса из неудачного вояжа на восток. В воинской части по-преж­нему уверяли, что ничем не могут помочь и советовали подо­ждать, когда все прояснится, но у Елены Николаевны был не такой характер, чтобы просто так сидеть и ждать.

В военной прокуратуре во время просмотра фотографий того, что осталось от тел украинских солдат, доставленных в морги из «Иловайского котла», Елена Николаевна потеряла сознание. Прокурор, не оценив риска, начал демонстрировать все снимки подряд: оторванные руки, ноги, развороченные животы с кишками наружу, пока Стас не выдержал и не сказал: «Хватит! Показывайте только там, где есть голова!» — «Так я ж хотел, как лучше! — удивился прокурор. — Может, там часы на руке увидите знакомые или татуировку...»

За день — жаркий и невыносимо тяжелый — они пересмотрели все материалы по погибшим, но опознать Андрея не смогли.

— Если хотите, съездите вот в этот морг, — сказал прокурор, совсем еще мальчишка. — Там есть целое тело солдата, которого можно опознать. Редкий случай... Я вам сейчас адрес напишу.

Когда они подъехали к моргу, сердце Елены Николаевны учащенно билось. В ней жила уверенность, что сейчас, именно здесь она найдет своего сына. Не успели они подъехать, как Стаса уже позвали по имени — их ждали волонтеры, которые тут же пересняли фотографию Андрея на телефон и вместе со Стасом пошли на опознание. Елена Николаевна долго сидела в машине, ей даже не хотелось пить.

Это оказался не Андрей, но она даже не заплакала, привыкнув за последние дни стойко принимать удары.

— Езжайте в Запорожье, — посоветовала им волонтер, невысокая девчушка с неопределенным цветом волос, длиннющими ногтями, раскрашенными в желто-синий цвет под украинский флаг и вся утыканная серьгами: в носу, ушах и даже в нижней губе у нее висели серебряные колечки и колокольчики. Встреться такая отщепенка Елене Николаевне в родном селе, наверняка бы ничего хорошего о ней не подумала. Но сейчас она смотрела на девчонку и не находила ее странной или ненормальной. — Туда тоже из-под Иловайска возили. Мы сейчас своим позвоним, вас встретят. Вот адрес, записывайте.

От Днепропетровска до Запорожья — около часа езды. Стас ехал, устало переключая скорости, потеряв ощущение реальности. Их вела вперед не надежда, их вел вперед и придавал силы долг. Тот самый долг перед родными и близкими людьми, который никогда не бывает оплачен в полной мере и который дает людям энергию подняться над собственными возможностями. Это единственный наш долг, который не забирает, а отдает. Кто исполняет этот долг, тот всегда прав.

В первом же морге, куда их пустили без лишних вопросов и разговоров, они нашли Андрея. Он лежал при полной амуниции: в бронежилете, берцах, во внутреннем кармане формы они нашли военный билет и деньги. К запястью была привязана маленькая бирка с номером: 3196. Единственное, чего у Андрея не было — половины черепа. Рядом по моргу ходили люди, в основном, военные, разыскивающие своих погибших бойцов, за ними следовали сотрудники морга.

— Скажите, когда его привезли? — Елена Николаевна крепко ухватила за руку мужчину в замызганном, когда-то белом халате. Ее переполняло облегчение от осознания, что все уже позади, и радость от свидания с сыном — последнего свидания, но в тоже время она не могла понять, почему никто ничего не предпринимал, чтобы облегчить ее страдания и поиски.

— Этих всех тридцатого привезли.

— Это мой сын! Мы его ищем уже пять дней! У него в кармане лежат документы! Почему вы никуда не сообщили, что он здесь? — она почти кричала.

— Извините, — интеллигентно откашлялся врач, — но это не в нашей компетенции. Есть порядок — приезжают представители воинской части...

Дальше Елена Николаевна уже не слушала. Она смотрела на женщину средних лет, которая методично, одного за одним, осматривала трупы. Она подходила к телу, низко наклонялась, внимательно осматривала лицо и голову, если было что осматривать, тщательно ощупывала руки и ноги, расстегивала куртки и смотрела на тела покойных. Женщина не была похожа ни на сотрудницу морга, ни на военную. Да и сложно себе представить, чтобы на такое задание из части послали женщину. Наверняка она кого-то искала, кого-то из близких, как и они.