Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

Мало-помалу тетка Петра смогла навести мосты в руководстве «дэнээр», найти веревочки, за которые могла подергать: где с помощью знакомств, где с помощью денег — и ребятам разрешили передачи. Сначала передавала только тетка, а потом, через два месяца, пришла первая посылка из дома.

— Мама, — сиял Юра по телефону, — ты не представляешь, какая это радость: почистить зубы, одеть чистые трусы, выпить кофе с бутербродом. Так мало нужно человеку!

— Главное — верить, сынок! Главное — верить!

Эти недели Семеновы потратили на поиски возможностей освобождения. Обратились еще раз в СБУ, но там ответили честно: шансов нет, не в наших силах; в воинской части говорили, что делают все возможное, но... Полковник Рубан на повторную просьбу ответил: мол, да, хорошо, видел список, там есть ваш сын, значит, будем заниматься. Но порядок освобождения из плена такой: сначала — раненые, затем — солдаты и только потом — офицеры.

— Они же — дети! — кричала Раиса.

— Они — офицеры! — отрубил Рубан и отключил разговор.

Очень конкретный мужик, не подступиться.

От отчаяния Раиса сходила даже в редакцию городской газеты, которая сотрудничала с волонтерами и много писала о войне, — вдруг помогут, вдруг кого-то знают, вдруг — снова чудо? «Наш старший сын — тоже военный, связист, служит в Миргороде. За него мы спокойны, а этот ведь — совсем мальчишка! Может, есть какие-нибудь выходы у волонтеров, у журналистов на Донецк?» Главный редактор посоветовал написать и зарегистрировать заявление в СБУ и дал номер телефона местного фонда, сотрудничающего с Рубаном.

— Мы уже звонили Рубану. Он сказал — надо ждать.

— Сходите все-таки к ним. Рубан далеко, в Днепре, а эти — наши, может, что-нибудь посоветуют.

Фонд располагался в полуподвальном небольшом помещении на окраине города: темный коридор завален огромными тюками с вещами, никакой солидности или официальности, все проще и ближе, но здесь тоже попросили написать заявление, заполнить анкету. Раиса спросила, может, фонду нужна помощь?

— Не откажемся, — ответил руководитель, моложавый высокий худой мужчина с серьезным лицом и печальными глазами. — Помощь всегда пригодится. Нужны зимние вещи, обувь.

На заводе гуманитарку собрали быстро. Новость о том, что Раиса Семенова, чей сын в плену, ищет для пленных и раненых солдат вещи, прокатилась по цехам, как снежный ком, и буквально за полторы недели набрали несколько мешков.

Собранное в Днепропетровск Игорь Юрьевич везти вызвался сам, на своей машине. Надеялся встретить там Рубана, еще раз переговорить: мало ли, может, все-таки поможет? В фонде идею поддержали. Собственно, так и случилось: когда машину разгружали, во двор вышел Рубан — Игорь Юрьевич его узнал по фотографиям в интернете, и он еще раз обратился с просьбой об освобождении сына.

— Да вы поймите, — на этот раз терпеливо пояснил Рубан, — я бы хоть сегодня вашего парня и всех остальных обменял. Но не от меня это зависит — есть другая сторона, и сегодня она диктует, кого оставить в списке обмена, а кого вычеркнуть. Вашего сына вычеркнут обязательно: он офицер, он артиллерист, более того, он артразведчик, то есть в их глазах, считайте, корректировщик огня. Таких не отпускают просто так и быстро. Если вообще отпускают. Нужны веские основания.

Игорь Юрьевич выпалил:

— Так есть такое веское основание!

— Какое же? — Рубан привык уже к самым разным родительским аргументам, его вряд ли чем-то можно было удивить. Любой родитель придумает все, что угодно, лишь бы вытащить сына из плена, и его можно понять.

— У него дед — Герой Советского Союза, прославленный танкист Юрий Семенов.

— Да? — удивился Рубан. — Это интересно. Может, и сработает, — сказал и ушел, не спросив ни подтверждения информации, ни куда нужно обращаться в случае чего.

Игорь Юрьевич ехал из Днепра расстроенный: в этот раз он не верил, что Юрий Петрович Семенов, его отец, который помогал им всегда — от домашнего задания по математике до сооружения первой личной табуретки в домашней мастерской, — поможет и в этот раз.

— Ну, съездил — и хорошо, — утешала Раиса. — Вещи отвез ребятам, доброе дело сделал. С Рубаном познакомился. Не расстраивайся! Господь нам поможет!

Но как же тут не расстраиваться!?

А через день позвонили из местного отделения фонда и попросили данные об отце, желательно — с копиями наградного листа Героя СССР.

— Это может помочь, скажите? — в который раз переспрашивала Раиса.

— Мы считаем, — отвечали в фонде, — что помочь может любая мелочь. Готовьте документы. Будем надеяться на лучшее.

На лучшее они надеялись недолго — ровно двое суток после передачи документов. А потом с Юрой оборвалась связь на месяц. Установить, что с ним произошло, где он находится, не удавалось. У Семеновых настали черные времена.

Молитвенный уголок на шестом ярусе разросся — Петро раздобыл замазки, и к распятию добавилась вылепленная умелыми пальцами Богородица. Тетка передала пояс с псалмом «Живых в помощь Всевышнего», и он тоже пришелся к месту. Иногда, когда имелась лишняя минутка в разговоре по телефону, Юра просил маму прочесть Послание Коринфянам, какое-нибудь конкретное место. Молились все — и верующие, и не очень, и даже атеисты, точнее, те, кто думал, что они атеисты. Молитва успокаивала и внушала надежду.

Тариэлович продолжал опекать Юру и Андрея, и когда появилась возможность пристроить их на работы, то сделал все, чтобы ребята смогли выходить из подвала хотя бы на полдня. Работа в городе, пусть даже и тяжелая физически — разбирать завалы, носить кирпичи и доски, грузить стройматериалами машины, — это все-таки отдушина, возможность осмотреться, а если повезет, то и пообщаться с людьми, получить возможность позвонить домой. Охраняли пленных на работах, как правило, не особо жест­ко, конвоирами служили не отпетые сепаратисты, а люди, ищущие в безработном Донецке возможность получить копейку, хотя попадались и не очень приятные, мягко говоря, экземпляры, не упускающие случая поиздеваться. Но на фоне некоторых местных жителей даже они выглядели интеллигентными людьми.

— Что, гаденыш, любишь Украину? — Вопрос, который звучал от прохожих, желающих продемонстрировать свое превосходство над пленным, наиболее часто. Очевидно, вопрошающие находили противоречие ситуации, в которой оказался Юра, с любовью к Украине.

Юра такого противоречия не наблюдал, скорее, наоборот, все логично:

— Да, люблю.

— А за что ты ее любишь? Что она тебе дала?

— Многое дала. Но Родину любят не за то, что она тебе дает. Родину любят за то, что она — Родина.

— Ты смотри, бандера, грамотный какой! Лопатой махай веселее! Суки, пи...сы, разбомбили нам половину города! Будете восстанавливать, как немцы после войны! Мы ваш Киев с землей сравняем!