Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

— Как это — не стояло? Мы его сами сюда пригнали вчера вечером из-под... оттуда... из этой чертовой жопы, короче! Где наша машина? — заорал замполит и схватил механика за грудки, чем снова, как и в бою, потряс Колюню до глубины души.

— Да не видел я вашей машины! Я серьезно говорю! — кричал тот. — Идите к начальнику по тылу, у него спрашивайте!

Начальника по тылу, худого майора с пропитым лицом, они нашли на удивление быстро.

Он сидел на лавочке в новенькой, с иголочки, форме около столовой в окружении поварих и курил. Поварихи весело смеялись. Рядом, у плохо выбеленной стены, грелись на утреннем солнышке собаки и лениво помахивали хвостами.

— Разрешите обратиться? — спросил замполит, еле сдерживая приступ ярости.

— Обращайтесь.

— Мы вчера поздно вечером вернулись из-под Иловайска... Мы шли в составе колонны, которую отправили туда 26 августа, а 27-го вечером ее полностью уничтожили под Новокатериновкой... Погибло много людей...

Заместитель по тылу слушал рассказ о бедах, постигших около четырехсот человек из его части очень внимательно.

— Я все знаю, — прервал он старлея, — не нужно дальше при гражданских лицах...

Они отошли в сторону, и замполит яростным шепотом пожаловался майору на исчезновение «соломенного шишарика».

— А оружие ваше на месте?

— Что-о? В смысле? — удивились бойцы. — Мы же его в оружейку сдали! Куда оно денется?

— А вы проверьте! А по поводу вашего грузовика, как вы говорите, наполненного боекомплектом — минами, да гранатами, гранатометами — мне ничего не известно. Вы точно на нем приехали? Не попутками добирались? Может, усталость или еще что?

— Что вы имеете в виду?

— Алкоголь. Все-таки такой стресс... Могут появляться галлюцинации. Может, и не было никакого «шишарика», мужики? А? Может, он сгорел там, взорвался вместе с боекомплектом?

— Вы на что намекаете?

— Я не намекаю, я уточняю. Там компенсация положена...

— Мы в оружейку сходим пока... — неопределенно ответил Колюня. — Поглядим, что там.

Оружейка оказалась заперта.

— Слушай, фигня какая-то. Ты вообще хотя бы слово понял из того, что майор нам говорил? Где наш «шишарик»? Почему он сюда нас отослал? — вопрошал замполит. — Ну, куда оружие из части может деться?

— А куда целый грузовик с оружием и боекомплектом делся?

— Да чего мы паримся? — предложил замполит. — Пойдем сразу в особый отдел, напишем рапорт. Не нравится мне эта история... Крайними же будем.

Особый отдел тоже оказался закрыт. Они сели ждать на траву в теньке под деревом. Замполит, набросав на вырванном из записной книжки листочке рапорт об исчезновении «шишарика» с боекомплектом, по привычке молчал и мысленно устремился в сто­рону пятидесяти шахматных досок с условными соперниками, а Колюня, прислонившись спиной к толстому стволу ивы, сосредоточился на дорожке, ведущей к особому отделу. Через час на ней неожиданно появился командир части.

— Здравия желаю! — поднялись бойцы, не ожидавшие увидеть здесь полковника.

— Вольно. А вы почему здесь?

— Ждем кого-нибудь из особого отдела.

— С какой целью?

— Да вот, рапорт написали. Грузовик наш исчез с боекомплектом, прямо из бокса. Мы вчера из-под Иловайска вышли, там...! Мы... там наши! Надо срочно помощь туда!

— Знаю, знаю! Занимаемся! Сам президент занимается! — Полковнику эта тема, было очевидно, не нравилась. Прочитав рапорт, он нахмурился, сложил листочек вдвое и засунул в карман. — Думаю, это недоразумение. Идите в боксы, ваша машина должна стоять там. Только в оружейку сначала зайдите, — и, не дожидаясь, пока изумленные бойцы двинутся с места, начал нервно тыкать пальцами в кнопочки мобильного телефона.

В оружейке автоматы стояли целыми и невредимыми. Матерясь и ничего не понимая, Колюня и замполит пошли к боксам и с удивлением обнаружили там своего «соломенного шишарика». Грузовик стоял как ни в чем не бывало, на том же месте, где они его оставили вчера вечером. Вокруг «шишарика» крутился недовольный жизнью майор — заместитель по тылу, и неодобрительно зыркал на бойцов:

— Вот ваша колымага, на месте, — недружелюбно пробурчал он. — Куда она денется с подводной лодки...

Колюня запрыгнул на борт, приподнял тент — вроде весь боекомплект цел. Попробовал подвигать ящики — не получилось, полные, открывать не стал.

— Неймется им! Вышли — и слава богу, отдыхайте, радуйтесь жизни, — в сторону, будто бы и не в их адрес, зло бормотал майор. — Боеприпасы все равно все уже списанные...

— Что это было, Колюня? — спросил замполит, когда они вышли на улицу. — Ты думаешь то же самое, что и я?

Колюня утвердительно кивнул головой. Ему стало так мерзко, что захотелось напиться.

— Ты ж не пьешь! — удивился замполит.

На следующее утро «соломенного шишарика» списали и определили на запасные части.

— Настоящий «соломенный шишарик» у тебя, Колюня, оказывался. Как в украинской народной сказке! — удивлялся замполит.

— В смысле?

— Помнишь сказку про соломенного бычка?

Колюня отрицательно замотал головой.

— Соломенный бычок деда и бабку от нищеты спас, а они его, разбогатев, на солнце оставили, он там и растаял.

Ночью Колюня не мог долго заснуть:

— А почему бычок на солнце растаял? — спросил он у зам­полита.

— Его дед засмолил, чтобы солома крепче держалась, — ответил сквозь сон замполит. — Смола на солнце и расстаяла.

— Жалко бычка, — пригорюнился Колюня. — И «шишарика» жалко.

Но переживать о соломенном бычке и «шишарике» Колюне долго не пришлось. Через несколько минут ему на мобильный позвонил Егор Забара и сказал, что они вышли из «котла» и направляются в часть.

Замполит, услышав такую новость, не вытерпел и сразу же побежал за водкой в ближайший «ночник».

Другого им ничего не оставалось. Они не знали, когда закончится война.

— И что, ты ничего не помнишь?

— Нет.

— Но меня же ты вспомнил!

— Ты — жена. Т-трудно забыть.

— Ну, может, какие-то имена?

— Да, имена помню: три Андрея.

— Приехали. — Таксист, совсем мальчишка, обернулся к ним на заднее сиденье и показал рукой в окно. — Вот там аэродром. И кэпэпэ.

Олег нашелся в Одесском госпитале. Позвонил после нескольких дней гробовой тишины, сказал: «Я живой!» — и отключился. А она стояла на кухне и рыдала, сжимая мокрыми руками в мелких квадратных кусочках зеленого лука мобильный телефон, с которым не расставалась теперь ни на секунду.

— Чего плачешь? — спросила, по привычке вздернув иронично левую бровь, мать. — Кто звонил?

— Олежка...

— Что — Олежка?

— Живой!

— Так плачешь тогда чего, раз живой? — удивилась мать.

Наталья и сама не знала, почему плакала. Привыкла, наверное, за последние дни — плакать, хотя это трудно, работая продавцом в сельском магазине, — покупатели жалеют, даже шеф разгорячился: «Так работать нельзя! Иди домой!» Не ушла, плакала в обеденный перерыв — рабочее место сейчас стоит дорого. А дома разве что на огороде поплачешь, а так мать увидит — накричит, не любит пустых слез.