Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

— Если бы да кабы! Я тоже с вами иду, прорвемся! Нет у нас медикаментов, нет! — злился Коноваленко, но по всему было видно — уверен, что не понадобятся.

Не получал боекомплект только один человек — Лао. Он сидел, хмуро наблюдая за суетой товарищей, на ступеньках казармы и вертел в руках бумажку и конверт. Среди прочих бойцов Лао — тоже Андрей, выделялся удивительным спокойствием и не по годам — было ему лет двадцать пять-двадцать шесть — взвешенным взглядом на жизнь. Если внимательно послушать большинство людей, то в их головах — сплошная каша, набор стереотипов и лозунгов, и пока докопаешься до чего-то настоящего, может пройти уйма времени. Лао же, в представлении Олега, четко осознавал, зачем он здесь, почему он, мирный человек, закончивший педагогический институт по специальности «история», взял в руки оружие. Лао увлекался Востоком — отсюда и такой необычный позывной, знал единоборства, изучал брошюры по китайской медицине и слыл в роте самым начитанным человеком. Невысокий, жилистый парень с небольшой бородкой на манер Лао Цзы, всегда одинаково спокойно выказывающий как радость, так и недовольство голосом, с которым хочется соглашаться и к которому хочется присоединиться. У Олега с ним, несмотря на разницу в возрасте, сложились самые теплые отношения, и Лао на поверку оказался хорошим товарищем.

— Чего сидим, Андрюха? — спросил, проходя мимо, у него Олег, сгибающийся под непривычной тяжестью боекомплекта в разгрузке. — Что там у тебя за конверт? Денег прислали?

— Повестка, — сухо ответил Лао.

— В военкомат? — Олег заржал.

— В суд. Сегодня днем в часть принесли.

— Не понял. Украл чего-то?

— Не. Жена на развод подала.

— Ни фига себе! У вас что, конфликт?

— Так в том-то и дело, что все нормально! Никакого конфликта, душа в душу! — Лао встал, глаза его горели от отчаяния. — Ничего не понимаю, ничего!

— А ты звонил? Может, какая-то ошибка?

— Звонил. Говорит, полюбила другого.

— Когда успела? Ты ж тут два месяца всего!

— Ну, это дело такое, недолгое... А может, давно уже, просто ждала подходящего случая, чтобы кинуть. Теще звонил, говорит, что не в курсе, но чувствую, что брешет.

— А когда суд?

— Завтра. Не пойму, почему так бумага долго шла...

— Слушай, Лао, а ты с Адвокатом поговори. Он мужик грамотный, может, чем-нибудь поможет. На суд поедешь?

— Надо бы. Хочу дочку повидать. Но сначала на задание, а потом уже — домой. А то подумают, что специально сваливаю, чтобы в бой не идти. Да и вообще... без меня же суда не будет, правильно? Потерпят. А бой без меня не потерпит. Так что я здесь нужнее. Но как же это все... — Солдат сжал кулаки, Олегу даже показалось, что в глазах Лао блеснули слезы.

— А сколько дочке? — спросил он.

— Девять месяцев.

Утром штурмовая рота 42-го тербата загрузилась в вертолеты. Дождавшись команды на взлет, МИ-8 замолотили лопастями и, тяжело оторвавшись от земли, начали набирать высоту.

— Я с-сидел рядом с Андрюхой-Д-дуло. Это я хорошо помню. Потому что, когда вертолет упал и разбился и ящики с боекомплектом придавили нам г-головы и завалили нас, он сказал: «П-первое боевое крещение прошли, значит, точно выживем!» Я — вот, в-выжил, а он... н-не знаю.

Наталья недоверчиво посмотрела на мужа: сочиняет или правду говорит? Как поверить рассказу о медикаментах, например? Не может же такого быть, чтобы солдат отправили на задание без лекарств?

Со стороны они выглядели, может быть, не совсем обычной парой. Привычная к тяжелому труду, Наталья легко тащила большую базарную клетчатую сумку, набитую провизией, иногда останавливаясь и вытирая пот тыльной стороной большой ладони. Олег с небольшим армейским рюкзаком на плечах, подаренным кумом-депутатом, трусил рядом, волоча следом еще одну точно такую же торбу. Наталья выглядела крупнее мужа, вела себя всегда уверенно и говорила больше и точнее. Олег при ней слегка тушевался и преимущественно молчал, казался рядом даже не мужем, а, скорее, младшим братом, хотя Наталья выглядела моложе. В ее семье женщины всегда работали наравне с мужчинами, превосходя их в терпении, успевая и ходить на работу, и обрабатывать два огорода, и держать домашнее хозяйство. Мать Натальи, по сути, всегда была главой семьи, даже тогда, когда отец, Царство Небесное, еще не умер от болезни, которые местные врачи так толком и не смогли диагностировать. Изредка супруги обменивались репликами, и, возможно, издалека могло показаться, что они ссорятся, но это первое впечатление обманчиво — Наталья и Олег вполне по-человечески прожили вместе больше двадцати лет, иногда бывали счастливы семейными празд­никами, чаще — озабочены текущими делами, растили двух дочерей, и если лидерские качества Натальи и бросались в глаза постороннему взгляду, то в отношениях между ними это ничего не значило.

Они зашли в штаб, который базировался в комнате директора аэропорта. Комбат Наталье понравился еще по телефонному разговору — культурный, практически не матерится, в отличие от тех военных, с которыми она общалась дома в военкомате, опять же, был трезвый и обстоятельно объяснил, как правильно проехать из Кировограда в Краматорск, как добраться до аэродрома.

— Как вы только решились с мужем сюда приехать? — удивился комбат. — Прямо жена декабриста!

— А как его самого отпускать? У него же ни документов, ни памяти.

— Да, Короленко у нас пропавшим без вести числится. Как вы его нашли?

— Из Одесского госпиталя сам позвонил. Оттуда проводили, дома встретили. Потом поехали вместе в Кировоград, там ваш номер мне добрые люди подсказали...

В действительности все, конечно, развивалось куда драматичнее: после звонка из госпиталя Наталья не находила себе места — трубку Олег больше в тот день не брал, перезвонил только следующим утром, сказал, что на днях выпишут и он приедет домой. Разговоры эти складывались странно, Наталья своего мужа иногда даже не узнавала — такой у него незнакомый был голос после контузии; а так, утверждал, все нормально: руки-ноги целы, только вот в голове сильно шумит и спина болит, врачи говорят, позвонки сместились. Больше всех переживала старшая дочка, хотя обеим девочкам дома ничего не рассказывали об отце — услышала разговор двух учительниц в школе: мол, Короленко Олег в госпитале, контужен тяжело — прибежала домой, разрыдалась. А младшая — маленькая еще, ничего не понимает: «Папа скоро приедет? Ура!»

Из госпиталя приехал будто и не ее муж вовсе — совсем другой человек, даже походка изменилась. Мама, увидев глаза Олега, сильно заплакала, чем Наталью удивила бесконечно: за кем за кем, но чтобы за зятем мама так убивалась? Не замечала она за матерью раньше такого, да и муж — внешне здоровый же вроде человек. «Ты в глаза ему загляни, — ответила мать. — В середину...» Расспрашивали все вместе: где был, что видел, как воевал, но на все вопросы — один ответ: «Под Иловайском!» — больше ничего не помнит. Из документов — только справка из госпиталя. Кто теперь знает, где его часть, кто там остался в живых и не ищут ли его как дезертира? Сходили в военкомат, там разводят руками: мол, знаем только адрес в Кировограде, куда направляли, но там 42-го тербата уже точно нет. По Кировограду в поисках хоть какой-нибудь зацепки им пришлось помыкаться полдня, не меньше, пока на одном из капэпэ, сжалившись над ее торбами и выражением лица мужа, дежурный офицер не дал по секрету номер телефона комбата 42-го тербата. Они купили билет на автобус до Константиновки, где их высадили прямо на трассе — автовокзал разбомбили, — и куда идти, где искать автобус, да и ходит ли он, этот автобус, на Краматорск, было непонятно. Местные на все вопросы отвечали неубедительно: мол, стойте здесь и ждите, пока кто-нибудь подберет. Подъехал таксист, молодой парнишка, спросил, куда нужно.