Марина Аэзида - Хасинто. Книга 1

С другой стороны, кто знает: вдруг Пресвятая Дева явит чудо? Чудеса хоть редко, а случаются. Все во власти Божьей. Может, Всевышний все-таки вернет сеньору сына? Хочется верить, что де Лара хотя бы представляет, где и как его искать. Неспроста же ищет именно в Аль-Андалусе, а не в Леоне-Кастилье. Ему хотя бы известно, что тогда случилось, а Хасинто слышал лишь домыслы. Даже имени мальчика не знает. А ведь это сын не только де Лары, но и Мариты! Давно нужно было поинтересоваться у Диего, бедного Диего… Но сначала он стеснялся, а позже такой вопрос выглядел неуместным. Спрашивать сейчас у сеньора тем более неуместно. Если только сделать это осторожно…

— Я буду молить Пречистую Деву, чтобы она вернула вам сына. И чтобы он оказался в добром здравии. Но… — Хасинто потупился, а смущение даже изображать не пришлось. — Увы, я не знаю его имени…

Несколько мгновений де Лара молчал, затем приглушенным голосом ответил:

— Рикардо… Его зовут Рикардо Иньигес.

Взгляд сеньора помутнел, затуманенный горечью.

Так хотелось чем-нибудь помочь! Но что Хасинто мог сделать? Разве что вместе с Иньиго Рамиресом верить в чудо. Вот если бы знал, как все случилось на самом деле, может, в голову пришли бы полезные мысли.

— Дон Иньиго, если я еще чем-то могу помочь, кроме молитвы…

— Ты можешь, — голос прозвучал буднично. — Принеси пергамент и чернила. А потом запиши мой ответ.

На лице де Лары не осталось и следа боли, надежды, растерянности. Он казался спокойным, но вряд ли был таким на самом деле. Несложно догадаться, что на самом деле скрывалось под внешней невозмутимостью.

— Я все принесу. Но, простите, я не умею писать левой рукой.

— Верно. Я не подумал. Тогда отыщи ибн Якуба. Того лекаря. Пусть он все принесет и запишет. Тем более сарацин лучше знает, как говорить с сарацином.

— Да, сеньор. А где его искать?

— Не знаю. Просто найди. Если не получится, то приведи какого-нибудь падре.

— Хорошо.

Хасинто вышел за дверь и сломя голову помчался по коридору к узкой витой лестнице. Он так спешил, что, спускаясь по ней, сбил с ног какую-то служанку. За спиной раздался вскрик, потом стон. Хасинто оглянулся: так и есть — девица упала на ступени и, видать, больно ударилась коленями и локтями. Ничего. Пройдет. Хорошо, что с лестницы не покатилась и шею не свернула. Не хватало еще быть виновным в ее смерти!

— О, извини, — бросил Хасинто и понесся дальше.

Лишь выбежав из замка, он остановился и перевел дух.

Нужно было понять, где искать мавра. Наверное, рядом с ранеными. Их держали в одном из гарнизонных жилищ, но в каком именно, Хасинто не знал. Не интересовался, ведь навещать там было некого. Диего погиб, рана Фернандо оказалась неопасной, и о нем заботились товарищи, а не лекари.

Ибн Якуба он отыскал на удивление быстро. Правда, не возле раненых, а рядом с мавританским посланником. Они стояли под оливой и о чем-то беседовали на своем, измаильтянском языке. Странно, что им позволили, ведь лекарь-неверный мог выболтать то, что пришлому сарацину знать не следует.

Хасинто приблизился, и врачеватель тут же повернулся к нему.

— Доброго дня, юный идальго. Как ваша рука?

Лучше бы ибн Якуб молчал! Потому что когда спросил, она заболела сильнее.

— Хорошо. Но если у вас еще есть то чудодейственное зелье…

— Увы, пока что вам несколько дней не стоит его пить, — в голосе сарацина прозвучало сожаление. — Конечно, если наш господин дон Иньиго прикажет… Но я бы не советовал. Это снадобье, когда его много, лишает воли и разума, пятнает душу. И кажется мужу, не знающему меры, будто гуляет он по обители богобоязненных… Дар аль-муттакин… По садам Аллаха. Но на самом деле…

— Ладно-ладно, я понял. — Не хватало еще про лжебога слушать! — И я не из-за зелья вас искал.

— Из-за чего же? — Мавр склонил голову набок и закусил нижнюю губу.

— Сеньор Иньиго Рамирес желает вас видеть.

Ибн Якуб перевел взгляд на мавританского посланника и что-то ему сказал. Они обменялись поклонами, затем чужой сарацин ушел, а лекарь обратился к Хасинто:

— Я готов. Господин сказал, чего желает?

— Да. Пергамент, чернила и написать послание.

— Хвала Всевышнему, что сеньор дон Иньиго отправил за мной не из-за внезапной хвори. Душа моя возрадовалась. Передайте же, юный идальго, что я сейчас явлюсь. Только возьму, что нужно.

Ну да, рад ибн Якуб, что с господином все хорошо! Как бы не так! Хасинто ни за что не поверит, что неверный желает сеньору добра.

Интересно, когда и где сарацин выучился так гладко и красиво изъясняться на кастильском? Иным рыцарям на зависть. Наверное, он давно живет среди христиан. И все равно не принял Бога истинного, остался язычником. Тем меньше к нему доверия.

— Нашли? — спросил де Лара, стоило Хасинто переступить порог.

— Да. Он сказал, что сейчас придет.

— Замечательно.

Сеньор поднялся со скамьи, отошел к узкому окну и оперся руками о стену. В покоях сразу потемнело, лишь поверх головы дона Иньиго просачивался серый тревожный свет. В глубине комнаты он растворялся, поглощенный багряными отблесками раскаленных на жаровне углей.

Де Лара молчал, Хасинто тем более. Только и слышалось, как трещат угли, жужжит под потолком муха, копошится у стены мышь или крыса. Безмолвное ожидание давило на плечи, и казалось, будто сам воздух потяжелел, и тени сгустились.

Быстрей бы за дверью раздались шаги! Быстрей бы пришел мавр! Тогда сеньор скажет, что делать Хасинто: оставаться или уйти. Может, ему уже пора уходить, но ведь нельзя сделать это без позволения.

Он смущенно кашлянул и все-таки спросил:

— Дон Иньиго, мне следует уйти? Или у вас еще будут для меня поручения?

— Ты мне не мешаешь, — ответил де Лара, не оборачиваясь. — А поручения… Пока не знаю. Если хочешь, можешь идти. Понадобишься — я за тобой отправлю.

О нет! Он не хотел уходить. Конечно, стоять посреди комнаты и ждать неуютно, неловко. Зато он больше узнает о поисках сеньора и, возможно, все-таки сумеет как-то помочь. Пусть дон Иньиго не верит, что Хасинто на это способен — а он все равно попробует. И никому не скажет о том, что здесь услышал. Де Лара может ему доверять. Похоже, он уже доверял, иначе прогнал бы.

Мысль оказалась такой неожиданной и лестной, что Хасинто не удержался от улыбки.

Наконец послышались долгожданные шаги и стук в дверь.

— Входи! — обернувшись, крикнул де Лара.

Он отошел от окна, в покои ворвался свет. Через мгновение отворилась дверь: явился лекарь.

— Господин, я принес то, что вы велели, и запишу то, что скажете.

— Тогда приступим. Чинто, а вы не стойте. Присядьте куда-нибудь.

Хасинто послушался и примостился на шкурах, где давеча спал. Ибн Якуб же приблизился к окну и — как странно! — уселся прямо на пол. Достал тонкую квадратную доску, до сих пор зажатую под мышкой, и положил себе на колени. Сверху расстелил пергамент, а чернила поставил рядом с собой. Обмакнув в них перо, поднял глаза на дона Иньиго и сказал: