Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть девятая

– Цила осенью должна была родить. Они с Итамаром девочку хотели. Цила счастлива, она с любимым человеком, а мне надо будет до конца жизни Блау терпеть… – Циона предполагала, что после создания государства, Блау останется в полиции:

– Еще министром станет, – мрачно подумала она, – уголовник, не доучившийся в школе. Он от меня никогда не уйдет, можно не надеяться… – в животе заныло, она подышала. Дверь стукнула, тетя Эстер всунула светловолосую голову в комнату:

– Пришли, – женщина широко улыбалась, – и теперь мы знаем, где Иосиф со Шмуэлем. Поднимайся… – распорядилась она, – мужчины голодные, сейчас мы мяса сварим, к каше… – Циона уцепилась за край стола: «У меня, кажется, схватки, тетя…»

Печь жарко натопили, Эстер попросила мужа завесить окна полушубками. К ночи поднялся ветер, завыла метель. Из-за стены она слышала скрип шагов Блау, по старым, рассохшимся половицам. Эстер успела кинуть в горшок копченой свинины, для мужчин. Авраам уверил ее:

– Мы сами разберемся. Ты иди, не стоит Циону сейчас одну оставлять… – муж, со значением, посмотрел на пана Конрада. Копыто резал замерзшее сало, на столе лежала фляга с водкой:

– Надо дров нарубить, – хмуро отозвался Блау, – воды согреть. Вода понадобится, вы говорили… – он поднялся: «Я лучше делом займусь, вот что». Каша была пшеничная. У Эстер, в горшке, еще томился гороховый суп, приготовленный вечером:

– Голодными не останемся, – подытожил доктор Судаков, – я тебе потом воды принесу… – Эстер провела почти весь день в маленькой комнатке, с Ционой. Подложив под одежду подушку, она сходила в хозяйскую половину. Эстер громко крикнула пожилой женщине:

– У меня роды начались! Но племянница мне поможет, не волнуйтесь… – хозяйка обещала, что присмотрит за мужчинами. Циона бродила по комнате, испуганно постанывая, кусая губы. Девушка держалась за живот:

– Очень больно, тетя… – серые глаза наполнились слезами:

– Тетя, а если я умру… – Эстер вытерла бледные щеки своим платком:

– Никто не умрет. Я опытный врач, сотни родов приняла… – от печи веяло домашним теплом. Ребенок, у груди Эстер, мирно посапывал.

Авраам, открыв заслонку, грел у огня холщовые пеленки:

– Все, как в учебнике прошло, – смешливо сказала доктор Горовиц, глядя на длинные, темные реснички младенца, – первые роды, семь часов, ребенок лежал правильно. Весов у меня нет… – она, осторожно, покачала дитя, – но думаю, немногим больше трех килограмм… – приняв ребенка, аккуратно завернув ее в пеленку, Эстер подумала:

– На него похожа. Только волосы от Ционы, рыжие. Хотя, может быть, глаза еще серыми станут… – глазки у девочки были голубые, младенческие туманные. Эстер видела, как она сложена:

– В него. Изящная, кость тонкая. Высокой вырастет. Если бы я тогда убила его, в Венло, ничего бы этого не случилось… – над нежными ушками девочки завивались рыжие, еще влажные волоски. Быстро вытерев ее, Эстер устроила младенца под своей крестьянской, теплой блузой, в перевязи. Ребенок сразу нашел грудь, Эстер, мимолетно, подумала:

– Теперь сутки надо ее не отнимать. Я кормила, молоко появится… – молоко появилось даже быстрее, к вечеру. Она не хотела показывать ребенка племяннице, но Циона и не просила увидеть дочь. Во время родов, она почти не открывала глаз. Услышав крик ребенка, племянница отвернулась к стене, Эстер шепнула ей на ухо: «Девочка». Циона только кивнула.

– И с Ционой все хорошо… – девочка зашевелилась, Эстер велела мужу: «Давай тазик и пеленки».

– Все хорошо, – повторила она, вынимая дочку из перевязи, – даже швов накладывать не пришлось. Она на ноги встала, я слышу… – из-за стены доносился стук посуды. Циона, видимо, накрывала на стол:

– Пусть поужинают и спать лягут… – Эстер широко зевнула, – и мы здесь, на кровати устроимся, все вместе… – девочка оказалась тихой и почти не плакала.

Авраам этому удивился, Эстер весело отозвалась:

– А зачем ей плакать? Она в тепле, в покое, ее кормят, родители рядом… – Эстер ласково погладила маленькую голову, в холщовом чепчике, – зачем нашей малышке расстраиваться… – она была рада, что Циона не слышит голоса дочери. Авраам присел рядом, на лавку:

– Думаешь… – муж помолчал, – Ционе не тяжело будет ее видеть… – они понимали, что без этого никак не обойтись. Циона и Блау собирались обосноваться в городе, но, конечно, навещали бы кибуц. Эстер вздохнула:

– Блау хочет осенью хупу поставить, после праздников. К следующему лету Циона родит, ей не до такого будет. Да и потом… – она положила голову на плечо мужу, – нам с тобой еще надо малышку и остальные двести человек, до Израиля довезти… – Авраам обнял их обеих:

– Надо. И мальчишек надо из Требница забрать… – Эстер обрадовалась, услышав новости из Кракова, но Авраам заметил озабоченную складку между ее бровями. Он знал, о чем думает жена. Близнецов могли давно увезти из Требница:

– Куда угодно, – горько сказал себе доктор Судаков, – в рейх, в какой-нибудь итальянский монастырь, в Испанию, в Южную Америку… – Авраам знал, что у католической церкви есть свои каналы:

– Некоторые прелаты будут и нацистам помогать, – понял доктор Судаков, – за деньги… – посоветовавшись, они с женой решили пока подождать:

– Не надо рисковать жизнью, – заметил Авраам, – ни мне, ни тебе, ни Конраду. Русские освободят Бреслау, мы поедем на запад, заберем детей и уйдем отсюда, вместе с нашими евреями… – вернувшись на базу отряда, Эстер собиралась отдать распоряжение о прекращении военных действий.

– Кто хочет к украинцам идти, пусть идет… – над жестяным тазом, над теплой водой, поднимался пар, – а мы с евреями будем сидеть тихо, и воровать провизию с армейских складов… – жена улыбнулась:

– Летом легче на юг пробираться, и к лету война закончится… – Эстер добавила:

– Надеюсь, хотя бы из Стамбула мы сможем с Лондоном связаться, узнать, как у семьи дела… – посылать сейчас две сотни человек в Израиль было преждевременно. В Венгрии и Румынии еще шли бои. Авраам бы не оставил жену одну, с новорожденным ребенком, а Блау никогда не ходил тайными тропами, которые хорошо знал доктор Судаков. Авраам, с опаской, покосился на завернутую в пеленки девочку:

– А ей можно купаться… – Эстер, держа ребенка на одной руке, попробовала локтем воду:

– Можно, можно… – запах молока, младенца, напомнил ей о детской, в доме Кардозо, в Амстердаме:

– Я мальчишек сама купала, Давид мне не помогал. Говорил, что за младенцем должна ухаживать женщина, это ее естественное предназначение. Но он всегда у меня детей забирал, чистых, сытых. Объяснял, что они с младенчества должны быть с отцом, каждый день. Он хорошим отцом был… – Эстер разозлилась:

– Не думай о нем, он мертв. Авраам с Блау его не нашли. И Максимилиан погибнет, а если не погибнет, то его найдут и казнят. Он не уйдет от правосудия… – Авраам протянул руки: «Давай мне малышку».