Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть седьмая

– Не надо. Ты его спугнешь. Он и так, наверняка, боится, что ты появишься в кафе с отрядом коммандо…, – Питер молчал, глядя на блестящие брызги воды в фонтане:

– Я знаю, почему он отправил письмо…, – внезапно, сказал кузен, – он хочет найти Констанцу…, – смуглая щека покрылась легким румянцем:

– Ему не говорят, где ее держат. Он надеется, что Британия ему поможет…, – такое, конечно, все объясняло:

– Констанца способна на чувства, – напомнил себе Джон, – она любила Майорану. Она могла полюбить и еще раз. Тем более, она была совсем одна, на оккупированной территории. И он тоже мог полюбить, несмотря на задание. Теперь от него скрывают, где находится Констанца…, – Питер попросил Джона:

– Если придет действительно он, не говори ему о семье. Такое ни к чему сейчас. Если мы выживем, я сам его найду…, – воробей вспорхнул, закружившись над фонтаном. Предстояло еще подумать, как выручить Констанцу и Стивена из СССР:

– О Стивене я сейчас узнаю, а сведения о Констанце достанет Меир, после встречи с Кепкой. Интересно, кто он такой…, – колокольчик у двери слабо звякнул, на Джона повеяло сандалом. Он сбрил бороду, дорогая, замшевая куртка, облегала широкие плечи:

– Он работает в самом сердце рейха, – подумал Джон, – рискует больше, чем мы. Он союзник, он сам пришел к нам со сведениями. Он любил Констанцу, то есть любит. Он совестливый человек…, – вблизи, не на фото, он оказался еще больше похож на Питера.

– Только он за шесть футов ростом…, – поднявшись, Джон, немного, запрокинул голову. Его ладонь была крепкой, теплой:

– Я получил ваше письмо…, – Джон откашлялся, советский разведчик повел рукой:

– Пока не стоит упоминать имена. Я закажу чаю, и поговорим…, – бросив на низкий столик пачку американских сигарет, Воронов отошел к стойке.

Назойливо, тяжело жужжала тяжелая, осенняя муха.

Пахло старой, засохшей кровью, подгнившим мясом. Темноту прорезал свет мощного фонарика, стоявшего рядом с расшатанным, деревянным табуретом. Луч шел вверх, к сводчатому, низкому потолку. Мясницкий крюк покачивался на цепи. В длинных пальцах вспыхивал и гас огонек сигареты. На блестящих, отполированных ногтях играло отражение света фонаря.

Максимилиан покуривал, забросив ногу на ногу, покачивая носком замшевого, итальянского ботинка. Повесив куртку на крюк, вбитый пониже, он закатал рукава льняной рубашки. Светлые волоски на руках золотились. Он рассматривал грубый стол для разделки туш. Рядом валялась изрубленная топором колода, с выцветшими пятнами крови.

Крик муэдзина в подвал не доносился, но по швейцарскому хронометру Макса настало время вечерней молитвы. Квартал опустел. Впрочем, сюда и днем никто не заглядывал. Вокруг цементной фабрики, на южной окраине города, висела мелкая, белесая пыль, грохотали грузовики. Птицы кружились у вершины круглой, кирпичной башни. На каменной площадке разлагались трупы. Башня молчания возвышалась на небольшом холме, куда могли подниматься только могильщики зороастрийской общины.

Максимилиан, сначала, хотел наплевать на запреты религии, но покачал головой:

– Нет, слишком опасно. Полиция может получить особое разрешение, найти его тело…, – штандартенфюрер не собирался оставлять следы в пансионе. Надо было найти подходящее помещение для будущей работы. Взяв напрокат машину, он обследовал городские окраины. Неподалеку от башни стояло полуразрушенное здание, зияющее провалами окон. Припарковав автомобиль, взяв фонарик, Макс обнаружил то, что ему требовалось. Старая городская бойня оказалось давно заброшенной.

Он затягивался сигаретой, смотря на спокойное лицо герра Холланда. Рядом с табуретом, где сидел Макс, пробежала крыса. Штандартенфюрер даже не сдвинулся с места.

Хлоралгидрат в чае не подвел. Максимилиан поджидал Муху, с грузом, как озорно думал штандартенфюрер, за углом базарного коридора. Рынок почти опустел, торговцы погрузились в послеполуденный сон. Они устроили герра Холланда на заднем сиденье машины. Макс похлопал Муху по плечу:

– Возвращайтесь в пансион, поужинайте, навестите завтра музей. В галереях есть на что посмотреть…, – Макс прислонился к капоту машины:

– Думаю, суток, в компании с нашим другом, мне хватит с лихвой…, – Макс захватил из пансиона флягу с кофе и бутерброды:

– Я не проголодаюсь…, – уверил он Муху:

– Надеюсь, наш друг…, – он кивнул на спящего Холланда, – не узнал больше того, что ему нужно…, – Макс не собирался отпускать англичанина живым, однако он не любил неряшливости в операциях.

Петр Арсеньевич изучал лицо англичанина. Брат покойной жены напоминал ее, твердым, решительным подбородком, прозрачными, светло-голубыми глазами. Он коротко, по-армейски, стриг светлые волосы. Вокруг глаз Петр заметил тонкие морщины. Штурмбанфюрер не намеревался ничего говорить ни о бывшей жене, коммунистической подстилке, ни об ее ребенке:

– Он сдох, в детдоме, для членов семей врагов народа. Туда ему и дорога, отродью шлюхи. Его зарыли в безымянной могиле, в казахских степях, или в Сибири…, – Петр почти забыл, как выглядел мальчик:

– Забыл и не хочу о нем думать…, – лицо герцога Экзетера, напомнило ему о ребенке, которого он считал сыном:

– Он мать напоминал. И на своего дядю был похож…, – волосы мальчика, на солнце, отливали спелой пшеницей, вокруг носа летом появлялись веснушки. Он тер кулачками серые глаза, положив голову на плечо Петру:

– Сказку, папа. Расскажи мне сказку…, – Петр отогнал мысли о давно умершем ребенке:

– Эмма родит много детей. Она истинно арийская девушка. Она станет добропорядочной женой, и матерью семейства…, – венчание назначили на июль. Свадьба проходила в новом, православном соборе Воскресения Христова, в Вильмерсдорфе, где Петр был прихожанином. На следующий день новобрачных благословляли в государственной церкви, в Мариенкирхе, в Митте. После благословения граф Теодор устраивал на вилле свадебный обед.

– Потом первая брачная ночь…, – сладко подумал Петр. К следующему лету он надеялся стать оберштурмбанфюрером. В Русской Освободительной Армии он отвечал за работу с новобранцами. Петр преподавал на офицерских курсах, в Дабендорфе, успевал писать в эмигрантские газеты, и выступать на собраниях. Он помогал генералу Власову в организации будущего Комитета Освобождения Народов России, призванного объединить все антибольшевистские силы.

Штандартенфюрер обещал Петру, что хозяйственное управление СС подберет ему новую резиденцию:

– Небольшой особняк, – обнадежил его фон Рабе, – например, в Вильмерсдорфе, рядом с вашим собором…, – Петр представлял себе, как будет ходить с женой и детишками на службу. Он был совершенно уверен в скором разгроме большевиков: