Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть седьмая

– Мерзавец, предатель…, – Эйтингон подумал о Петре, – советская Родина его вырастила, все ему дала, а он плюнул в лицо делу коммунизма. И брат у него такой же…, – по полученным от англичан сведениям, бывший Воронов придумал себе дворянскую родословную:

– Лгун, каких поискать…, – Эйтингон полистал досье, переданное Пауком, – должно быть, нашел фамилию в энциклопедии…, – с четких фотографий на него смотрели настоящие Воронцовы-Вельяминовы. Он посчитал ордена на парадной форме майора Питера Кроу:

– Отец его на первой войне погиб. Богатейший капиталист, а пошел добровольцем в армию, стал коммандо. Мальчик написал, что мистер Кроу знает русский язык. И герцог Экзетер тоже владеет русским. После войны надо их не выпускать из поля зрения…, – оба кузена Вороны сейчас, скорее всего, сидели на расширенном заседании американской и британской служб безопасности:

– Федор Петрович в Тенишевском училище курсы слушал…, – месье Теодора Корнеля сняли тоже в майорской форме, но французской:

– Он в Сопротивлении воюет…, – Эйтингон задумался, – однако он не коммунист, белогвардеец. Русскую эмиграцию мы после войны тоже прочешем. Пригласим людей вернуться в страну, репатриироваться. Они вспомнят березы, музыку Чайковского, арбатские переулки, расчувствуются…, – он усмехнулся:

– Думаю, многие приедут в Россию. То есть в СССР. А потом…, – Наум Исаакович махнул рукой. На совещаниях они говорили о сильных позициях коммунистов, во Франции и Италии. В таких обстоятельствах консервативные эмигранты были совсем ни к чему:

– Однако, он очень пригодится…, – барона Мишеля де Лу Наум Исаакович занес на отдельный лист блокнота:

– Если он выживет, конечно…, – здесь Советский Союз пока был бессилен. Предстояло еще найти профессора Кардозо, заодно избавившись от его жены. Эйтингон сплел сильные пальцы:

– Это потом, когда мы до Польши доберемся…, – пользуясь сведениями мальчика, он составил примерный список ученых, могущих оказаться в советской зоне оккупации. Нужных Советскому Союзу немцев, никто не собирался отправлять в лагеря.

Наум Исаакович сладко потянулся:

– Устроим отдельную шарашку, класса люкс, что называется. На Черном море, в Сочи, или Сухуми. Физики обрадуются, поняв, что вместо барака они получили номера высшего класса, личный пляж, и оборудованные лаборатории…

Взяв чашку, Наум Исаакович обнаружил, что кофе остыл:

– Я заработался…, – он снял трубку телефона, с тугим диском, – и вообще, надо обед заказать…, – посольский повар, армянин, готовил не хуже, чем на закрытых кремлевских приемах:

– Он и банкет обслуживает. Из Баку везут икру, в бочонках, осетрину, ящики с коньяком…

По слухам, в Тегеран, для концерта, прилетала мисс Дитрих:

– Но лучше бы мисс Фогель…, – Эйтингон вспомнил черные, падающие на плечи, тяжелые волосы, пышную грудь в декольте вечернего платья, – ей тоже тридцати нет. Она совсем молодая…, – концерт советской делегации, все равно, послушать бы не удалось:

– Американцы и англичане для себя мисс Дитрих приберегли…, – набрав первую цифру номера, он насторожился. С дальнего конца улицы, где стоял шлагбаум, патрулируемый охранниками союзников, донеслись два предупредительных выстрела.

Даже не накинув брошенный на спинку кресла твидовый пиджак, Наум Исаакович спустился по мраморной лестнице, в вестибюль посольства:

– Скорее всего, у кого-то нервы сдали. Палят по кошкам в кустах, все в напряжении…, – Эйтингон даже в командировках не носил форму, но здесь все знали, кто он такой. Капитан, начальник смены, вытянулся, вскочив из-за конторки:

– Все в порядке, товарищ комиссар государственной безопасности…

Наум Исаакович хохотнул:

– Союзники опять кота за немецкий десант приняли…, – пару дней назад, американские охранники, ночью, расстреляли помойного кота. Два поста охраны, советский и союзников, переговаривались по рации, через военного переводчика, местного работника НКВД. Капитан позволил себе улыбнуться:

– Никак нет, товарищ комиссар государственной безопасности. Парочка нищих пыталась в посольство пройти. Якобы, они британцы. Их арестовали, превентивно…, – не дослушав, Эйтингон выбежал на гранитные ступени. Советский пост охраны располагался рядом с коваными воротами, с гербом СССР. Высокий, с мощными плечами калека, с изуродованным, обожженным лицом, в местном халате, разбитых сапогах и чалме, на почти лысой голове, и стройная женщина, закутанная в черную чадру, шли, под конвоем британских охранников, в хаки, к посольской калитке. Пару сопровождал майор Кроу, в отлично сшитом костюме, при галстуке.

С утра задул сильный, холодный ветер с гор, посыпал мелкий снежок. Деревья на улице гнулись, шурша сухими листьями. Тонкий луч солнца, появившись из-за туч, заиграл золотом в коротко стриженых, каштановых волосах майора Кроу. Эйтингон, незаметно, сжал кулаки. Невозможно было отдать приказ советским охранникам стрелять на поражение.

– Через три дня конференция начинается. Нельзя идти на такое нарушение протокола…, – бессильно подумал Наум Исаакович:

– Мерзавец агент британцев. Жена его Петра завербовала, переспала с ним. Понятно, что брат Вороны не просто так в Мурманск явился. Но где ребенок? – судя по фигуре Князевой, под чадрой она никого не прятала. Калитка захлопнулась.

Бывший Герой Советского Союза Воронов и бывшая орденоносец Князева ступили на суверенную территорию посольства Его Величества короля Георга.

Шторы в комнате задернули. Через небольшую щель виднелось хмурое, серое небо. Перед Лизой стояла пустая фарфоровая тарелка, с выцветшим, голубым узором, со старой позолотой.

Их завели в посольство с черного, бокового хода, и сразу разделили. Она успела почувствовать прикосновение протеза Стивена, к своей руке:

– Ничего не бойся, пожалуйста…, – шепнул муж, – теперь мы дома. Я докажу, кто я такой…, – он ушел в сопровождении невысокого, красивого мужчины, с рано поседевшими висками. Глаза у него были лазоревые. Лиза, кое-как, разобрала, что его зовут майор Кроу:

– Кузен Стивена, я о нем слышала…, – добравшись до Тегерана на рассвете, на попутном грузовике, они сразу направились на вокзал:

– В таких местах всегда иностранные газеты продают…, – объяснил ей Стивен, перекрикивая блеяние овец, – надо знать, что сейчас происходит…, – грузовик высадил их на окраинном рынке. Лиза робко кивнула. В Иране в сторону женщин тоже не смотрели. Она, все равно, пряталась за надежной, широкой спиной мужа, в потрепанном халате.

Местную одежду они достали давно. После крушения самолета, следующим днем, они добрались до близлежащей деревни:

– Правильно Стивен сказал…, – Лиза взглянула на плотно запертую дверь, – хороших людей всегда больше чем плохих…, – они не знали фарси, только несколько туркменских слов. Такое оказалось неважным. В деревне поняли, что перед ними те, кто ищет приюта. Лекарь зашил Стивену рану на руке, им нашли комнату для ночлега: