Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть седьмая

Наум Исаакович хохотнул, двигая вперед белого коня:

– Не зря мы сицилианскую защиту играем, Михаил. Я тебя сейчас буду громить, как союзники вермахт, на Сицилии…, – щелкнув зажигалкой, он откинулся на спинку покойного, обитого прохладным шелком, кресла.

Над пустынным полем, с черными силуэтами самолетов, висели тяжелые, набухшие грозой тучи. Оказавшись в Средней Азии, Лиза вспомнила бои в Монголии:

– Если бы я знала тогда, как все обернется. Полковник Воронов погиб, а я поняла, кто были мои родители…, – она, иногда, спрашивала себя, что случилось с японцем, спасшим ее от диверсанта:

– Он, скорее всего, не японец был, а советский человек, разведчик. Я его больше никогда не увижу…, – Лиза не жалела, что покинет Советский Союз. После расстрела сестры и племянницы у нее не осталось ни одного близкого человека:

– И Анна Александровна с Мартой понятия не имели, что я их родственница. НКВД никогда меня в покое не оставит, а Стивену вообще здесь жить нельзя…, – они с полковником Кроу не говорили о будущем:

– Он венчался с покойной женой…, – думала Лиза, – когда они из Германии бежали. Он был в плену, женился на немке, и ему, все равно, разрешили летать на новой технике…, – ни одного советского летчика, бежавшего из плена, не пустили бы в небо:

– Тебя саму НКВД допрашивало, на Халхин-Голе, – напомнила себе Лиза, – а ты даже на вражеской территории не была…, – Стивен отмахивался:

– Я офицер, джентльмен. Как можно было мне не поверить? То есть имелись, как вы их называете, перестраховщики, – он улыбался, – но они оказались в меньшинстве…, – за два года Стивен хорошо выучил русский язык:

– Особенно слова, которые нам в детстве, на уроках, не преподавали, – весело думал он, – я теперь мастер таких выражений…, – на людях Стивен мычал, делая вид, что плохо говорит. От акцента он так и не избавился.

С шофером попутного грузовика, шедшего на восток, объяснялась Лиза. Они не стали ловить машину в городе. Стивен и Лиза добрались пешком до трассы, обойдя военный пропускной пункт, где у водителей и пассажиров проверяли документы. Дорога была разбитой. Тридцать километров по разбитой дороге, они проехали за час, в кузове колхозного грузовичка. Стивен и Лиза оказались в Яшлыке к обеду.

Они очень удачно выбрали для побега праздничный день. Три пыльные улицы поселка, увешанные кумачовыми транспарантами, наполняли колхозники и военные, с авиабазы. В репродукторе гремели марши. В утренней сводке сообщили, что на Первом Украинском фронте советские войска освободили Фастов.

Местная чайхана бойко торговала, у лотков с пирожками выстроилась очередь. Под ногами валялась засаленная бумажная лента, шелуха от семечек, окурки дешевых папирос. На Стивена, в потрепанном костюме и грубых сапогах, с кепкой на почти лысой голове, и Лизу, в узбекском наряде и платке, никто не обращал внимания.

К третьему году войны калек вокруг бродило столько, что на Ворона давно прекратили оглядываться. У входа в чайхану отирался молодой парнишка, лет двадцати, на тележке, и несколько человек с костылями. Парень играл на гармошке, мужчины передавали друг другу бутылку с мутной, белесой жидкостью. Водку продавали по коммерческим ценам, сюда ее привозили из Ташкента. У казахов Стивен попробовал самогон из кобыльего молока:

– С водкой его не сравнить, – усмехнулся Ворон, – всего тридцать градусов. Но в жару он пьется хорошо…, – день был душным. Заметив на востоке облака, Стивен, неслышно, шепнул Лизе:

– Если к вечеру соберется гроза, нам такое только на руку…, – пока дождей не случалось, хотя здесь непогода, обычно, начиналась в октябре.

В чайханы женщины не заходили. У них в мешке лежала стальная фляга, подаренная Стивену казахами. Взяв зеленого чаю, и пирожков, Стивен с Лизой сели на скамейку, в чахлом сквере, с гипсовым бюстом товарища Сталина. Музыкальная программа закончилась. Диктор, важно, сказал:

– Передаем отклики трудящихся нашей страны на доклад Председателя Государственного Комитета Обороны товарища Сталина на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями Москвы. Мудрая речь вождя, сталинский анализ событий истекшего года, года коренного перелома в ходе войны, вызвали в тылу и на фронте новый величайший патриотический подъём…, – зазвенел восторженный, женский голос:

– Сегодня мы услышали родной голос товарища Сталина, возвестившего, что победа над заклятым врагом близка. Величайшую радость вселяют его слова в сердца советских людей…, – Стивен оглянулся:

– Господи, неужели все позади? В Тегеране мы придем в посольство, они свяжутся с Джоном…, – Лиза жевала пирожок. Он, внезапно, накрыл ее руку протезом:

– Ты не бойся, пожалуйста…, – Лиза почувствовала теплое дыхание, у своего уха, – самолет простой в управлении. Я водил новейшие истребители, с дугласом я справлюсь…, – Ворон хотел сказать о другом.

Он вспоминал купола и шпили Дрездена, теплую руку Густи, в его руке:

– Мы прямо в Швейцарии повенчались, в тот же день. В Тегеране, наверняка, есть церкви. Но Лиза может не захотеть венчаться, она комсомолка. То есть была комсомолка…, – подумав, что их поженят и в посольстве, Ворон одернул себя:

– Ты даже не знаешь, согласится Лиза, или нет. Ты ей не делал предложения. Значит, сделаю, – разозлился полковник Кроу, – как положено, с кольцом, цветами, на коленях. Опять придется одалживать деньги из бюджета Министерства Иностранных Дел…, – он понял, что улыбается. Он думал о деревенском домике, рядом с авиабазой, в Англии, о запахе кухонных трав, на маленьком огороде, о скамейке, где он будет покуривать, слушая радио:

– Густи, должно быть, болтает давно. Малышка к Лизе потянется, непременно. И у нас еще дети родятся…, – все зависело от того, удастся ли им вечером пробраться на авиационное поле, где стояли Яки.

Она немного отодвинула платок, блеснули серо-голубые глаза:

– Словно ясное небо, наверху, – понял Стивен, – когда пробиваешь тучи, и уходишь на высоту…, – Лиза, быстро, нежно коснулась губами его щеки:

– Я не боюсь, милый. Ты справишься, и я буду рядом…, – Лиза хотела сказать, что хочет быть рядом всегда, но вздохнула:

– Он меня старше, он взрослый человек. Он выздоровел, свыкся с протезами. Ему больше не нужна сиделка…, – рук они не разняли. Ветер гонял по скверу мусор, завивалась пыль на земле. Сзади, на футбольном поле со старыми, покосившимися воротами, мальчишки гоняли тряпичный мяч. Лиза бросила крошки от пирожка воробьям.

– Густи птиц кормила, в Бриз-Нортоне, – вспомнил Стивен, – я ей скворечник обещал, но так руки и не дошли. Руки…, – он, искоса, посмотрел на протезы, – ладно, не страшно. Я все сделаю, чтобы Лизе было хорошо…, – он ловко чиркнул спичкой.