Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая

– Прибежала ее мама, увела ее… – Ирена безмятежно улыбалась, – потом мы с мамой пошли домой, а у входа в Парк стояла карета скорой помощи… – Ирена видела носилки, прикрытые серым одеялом, слышала женский плач:

– Что значит, она может не выйти из комы… Она только поскользнулась, от этого не умирают… – ночью Ирена встрепенулась:

– Кровоизлияние в мозг, – весело подумала она, – больше она никого не толкнет… – она поняла, что обидчица умерла. Посопев, она прижалась головой к уютному плечу бабушки. Та покачала ее:

– Позови папу, – женщина поцеловала Ирену в щеку, – позови, и он придет. Словно в песенке, что ты мне пела… – зазвенел нежный, детский голосок:

– Трое негритят пошли купаться в море, один попался на приманку, их осталось двое… – Ирена протянула ручку вперед:

– Папа, милый, я здесь… Папа, мне страшно… – губы девочки задрожали, она поежилась, – папа, забери меня отсюда, пожалуйста… – за плотно закрытыми ставнями гостиной, в непроницаемой снежной пелене, завыл ветер.

Попрощавшись с девочкой, Ханеле посидела, трогая драгоценные фигурки, прислушиваясь к шуму бури за окном. Она давно не звала к себе родню:

– С ними все в порядке, они присмотрены, – думала Ханеле, – они в горнем Иерусалиме. Пусть живут, то есть не живут… – женщина улыбнулась, – я и сама не знаю, жива ли я. Выдам внучку замуж, дождусь от нее потомства, и тоже переселюсь в Иерусалим. Она займет мое место, она умная девочка, в отличие от других… – высокий лоб пересекла тонкая морщина:

– Умная, потому что послушная. Как сказано, вы народ жестоковыйный… – она покрутила стройной, прикрытой кружевами шеей, – истинно, такой упрямицы еще свет не видывал… – руки порхали над шахматной доской:

– В конце концов, она не семья, – пробормотала Ханеле, – слухи насчет моего отца, неправда. Он ездил в Европу за цдакой, собирать деньги, а не заниматься такими делами. Что в него вселился дибук, это правда. Демоны всегда выбирают достойных людей. Однако я его излечила, они с мамой Леей умерли в один день. Незачем чернить имя покойника. Кроме меня и Моше, у него больше не было детей, девочки тети Малки не в счет… – она повертела фигурку белой королевы. Тяжелые локоны спадали на плечи женщины:

– Ты не семья, – сказала ей Ханеле, – нечего зариться на мою кровь. Мои внук и внучка поженятся, иначе и быть не может, а ты закончишь свою жизнь… – она прикрыла глаза:

– Да, так будет хорошо… – Ханеле доверяла малышке, как она называла Ирену:

– Она появится в нужном месте, она сделает все, что надо. Ее отец рядом, скоро они будут здесь… – Ханеле откинулась в кресле, не поднимая век:

– Другая девочка пока на лекарствах, – поняла она, – но скоро она очнется. Я сделаю так, что она все запомнит. Она не сможет вернуться к людям, она испугается, да и не надо ей туда. Нам понадобится охранник, лучше нее никто не справится… – Ханеле не хотелось тратить время, избавляясь от ненужных гостей, как она называла визитеров на плато:

– В самолет очень вовремя ударила молния, солдаты сгинули, как сгинет отец Ирены… – из всего отряда уцелел единственный офицер, задержавшийся для развертывания передатчика. Ханеле вовремя увидела крадущуюся по заснеженному лесу девчонку:

– Остальное было просто, – зевнула она, – девочка пока не поняла, что с ней случилось, но потом поймет. Она решит, что ей лучше спрятаться в лесу, на всю оставшуюся жизнь… – Ханеле коснулась башни на краю доски:

– Старик здесь болтается совершенно зря. Она мне не чета, она не могла со мной тягаться при жизни, не сможет и после смерти. Скит сожгут, а остальные к тому времени… – она повела рукой, – в общем, самая упрямая из моих внучек овдовеет во второй раз, то есть в четвертый… – она коротко усмехнулась:

– Мать ее мне тоже не помеха. Мне вообще никто не помеха… – поднявшись, Ханеле прошла на старомодную кухню. Она, разумеется, не готовила, но считала необходимым предлагать гостям чай:

– Или какао, как малышке, – она ласково улыбнулась, – в конце концов, Господь заповедовал нам быть гостеприимными… – на полках лежало имбирное и миндальное печенье. Ханеле достала завернутую в пергамент ржаную коврижку, с изюмом и медом:

– Она любит простые сладости, покойный муж ей делал такую выпечку, – весело подумала она, – а кофе она пьет горький, без сахара… – у Ханеле имелся и сахар для Ирены, в фаянсовой, бело-голубой банке:

– Папа такие привез, из Голландии, – поняла она, – мы с мамой Леей ходили в микву, окунали новую посуду, как положено. Давно это случилось, а я все помню, словно сейчас… – она равнодушно подумала о сестрах белой королевы:

– Они тоже настрадаются. И мальчики Деборы, на которых она не надышится, не избегнут горя и печалей. Никто не избегнет, но я всегда позабочусь о малышке. Я бы отдала ей амулет, если бы могла написать новый… – Ханеле вздохнула, – но здесь такого не получится. Да и не нужен ей амулет. Черный король ее полюбит, больше жизни, а с белой королевой мы справимся… – она подхватила появившийся на плите горячий кофейник. За ставнями завывал вихрь:

– Малышка все сделает, а мне надо поговорить с другой внучкой. Тоже упрямица, каких поискать, но рано или поздно она сдастся. Она поможет мальчику, и девочке тоже поможет… – девочка и волновала Ханеле:

– Но я все придумала… – она постояла, опираясь о плиту, – придумала, как от нее избавиться. Не зря они стройку затеяли… – она подавила озорной смешок, – девочка навестит наши края. Навестит, чтобы не вернуться. Тогда мне больше никто не помешает… – перед глазами Ханеле встал ослепляющий свет:

– И увидел я, бурный ветер пришел с севера, облако огромное и огонь пылающий, и сияние вокруг него, и как бы сверкание изнутри огня… – остановившись на пороге гостиной, она посмотрела на рыжий, коротко стриженый затылок, на белый воротник скромной блузы. В испещренных пятнами чернил пальцах дымилась сигарета:

– Даже здесь она курит… – недовольно покачав головой, Ханеле присела напротив. Большие глаза цвета жженого сахара спокойно взглянули на нее:

– Те, кто живы, мертвы… – подумала Ханеле, – это про отца Ирены, а те, кто мертвы, живы, как известно. Она пока отказывается, но я ее уговорю…

Она ловко налила кофе, в чашку тонкого фарфора: «Здравствуй, Констанца».

На плато им пришлось снять лыжи. Обледенелые камни скользили под ногами. Впереди, в буране, едва виднелись очертания семи скал. Меир вызвался идти первым:

– Вообще здесь нужна веревка, – недовольно сказал полковник, – подъем почти альпинистский. Веревка и крючья, но попробуем обойтись и без них… – ступать требовалось с большой осторожностью:

– Ты не летал в Патагонию, а потом в Антарктиду, – заметил герцог Волку, – я из-за ранения тоже не был в Антарктиде, но Марта с Меиром рассказывали, что там похожие горы… – Максим кивнул: