Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

Затем Рубанов плакал, стоя над изуродованным картечью телом друга детства.

– Кешка-Кешка! – шептал он, глядя на развороченную грудь под искореженным колетом. Рядом стоял Шалфеев и тоже шмыгал носом, вытирая кровь со лба.

Потом снова в бой…

Больше он не кричал. Стиснув зубы и сузив глаза, молча рубил попавших под руку французов, итальянцев или пруссаков. Ни капли жалости к людям не было в его сердце. Жалел лишь лошадей, стонущих от ран и умирающих по прихоти этих жестоких людей, которым они так верили и которых любили.

Со всех сторон обрушились удары на отступающую французскую армию. Войска Милорадовича теснили противника с тыла, Голицын наносил удары в центре, а Тормасов отрезал путь к отступлению.

Французы метались, словно мыши.

Двигавшийся к Красному корпус Богарне был разбит. Такая же участь постигла корпус Даву.

Французы прятались по лесам, бросая оружие, пушки и обозы.

Корпус Нея русские разгромили полностью. Остатки войск сложили оружие и сдались в плен. Сам Ней убежал через лес к Днепру, переправился у Сырокоренья и с большим трудом добрался до Орши.

Такого поражения Наполеон еще не испытывал!

Поначалу он пытался организовать сопротивление, не жалея на этот раз даже гвардии, которую не рискнул бросить в бой у Бородина, но ничто уже не могло спасти его.

Русские научились воевать лучше французов. Не дождавшись конца сражения, но уже предвидя его результат, Наполеон бросил армию и проселочными дорогами, через лес, ускакал с места боя.

Трехдневное сражение под Красным закончилось крупнейшим поражением Наполеона.

Кутузов так оценил это сражение: «Российская армия покрылась неувядаемою славою, ибо в сии дни понес неприятель сильнейшие удары в течение всей кампании… расстройство, в которое он приведен был, почти невероятно».

7 ноября в своем рапорте генерал Тормасов писал Кутузову: «Имею честь Вашей светлости донести, что по повелению Вашему, последовавшему в диспозиции на 5-е число сего месяца, атака неприятельских сил, расположенных при городе Красном, произведена с громадным успехом…

Все гг. генералы, штаб- и обер-офицеры и нижние чины оказали в сем сражении отличное усердие, мужество и решительность; а об особенно отличившихся буду иметь честь вслед за сим представить Вашей светлости список для исходатайствования им достойного награждения».

А зима еще не наступила. Температура была даже выше, чем при Прейсиш-Эйлау, где те же самые солдаты прекрасно выдерживали вьюгу и холод, побеждая при этом.

7 ноября, дабы еще выше поднять боевой дух своих солдат, Кутузов объезжал биваки русской армии.

Десять отобранных генералом Арсеньевым конногвардейцев и десять кавалергардов везли за Михаилом Илларионовичем отбитые неприятельские знамена.

– Здорово, молодцы! – подъезжал к полку фельдмаршал. – Не надо, не надо! – останавливал он собирающийся строиться полк. – Поздравляю с победой!

– Ур-р-а! – дружно орали солдаты, разглядывая поверженные знамена и думая, неужели это они сумели разгромить столько полков и дивизий?

– Кто ни услышит, скажут: «Хвастают ведь!» – Ан нет! Вот они, неприятельские штандарты!

– Под «Вечную память» три залпа, господа. И все! Их больше нет… – Офицеры второго эскадрона поминали товарищей.

В крестьянской избе было натоплено, накурено и натоптано.

«Приехал, чтобы умереть!» – выпив стакан водки, мрачно пускал дым в потолок Рубанов.

– Не в тот день, когда вышел приказ по полку, а сегодня стали вы конногвардейцами, – поднял наполненный стакан Оболенский. – Запомните этот день, господа! – поочередно оглядел молодых офицеров. – И считайте, что сдали самый важный экзамен, – выпил он водку. – Не грусти, Рубанов. Зато твой друг предстанет перед Всевышним в конногвардейском мундире. Хотел бы я для себя такой чести… – князь стал ярым патриотом лейб-гвардии Конного полка. – После нас лишь Милорадович кое-чего стоит, а остальные и в подметки не годятся, – бахвалился Оболенский, – особенно кавалергарды.

Молодые офицеры еще не «прониклись» и поэтому недоверчиво улыбались.

– Милорадович – это да-а! – подхватил Вебер, ловко выбивая гвардейским своим пальцем какой-то марш. – Ермолов сказал про него, что следует иметь две жизни тому, кто находится при генерале.

– Ермолов много чего про него говорил, правда, Рубанов? – старался приободрить друга князь.

Но Максим лишь кивнул головой и не поддержал разговора. Вздохнув, Оболенский жалостливо уставился на Вебера. Тому стало неуютно под взглядом князя.

– Чего это вы на меня так смотрите, господин штаб-ротмистр? – кончил он стучать и гордо глянул на свой эполет. – Извольте объясниться.

– От того же Ермолова я слышал, что вас хотят назначить адъютантом к Милорадовичу, так как у него после каждого боя освобождаются вакансии…

Вебер почувствовал, что сначала заломил палец, а затем боль перешла в живот и постепенно распространилась по всему организму.

Видя побледневшее лицо своего командира, князь продолжил: – Но я отстоял вас. – «Без такого храброго офицера полк пропадет!» – сказал я Ермолову, и он согласился с моим мнением.

– Вы настоящий друг! – с облегчением пробормотал Вебер, медленно приходя в себя.

– Ну что ж, господа! Еще раз поздравляю вас со вступлением в лучший эскадрон лучшего в русской армии полка, – дружелюбно хлопнул Григорий по могучему плечу Лесницкого. – А вот и герой всех баталий граф Нарышкин летит, – радостно улыбнулся он, заметив в окно своего друга. – Готов с вами биться об заклад, Рубанов, что сей доблестный воин сейчас расскажет, как разгромил одного из маршалов Франции… интересно только, кого именно, – с любопытством уставился на дверь.

– Здравия желаю, господа! – чуть не снес дверь с петель Серж.

– Явление адъютанта его светлости народу! – несколько приободрился Рубанов, выбивая из трубки пепел.

– Выпей за павших и рассказывай! – протянул Сержу стакан князь.

– Сейчас сделаю и то, и другое! – Бодро справившись с первой задачей, перешел он ко второй части программы. – Господа! Желаете ли услышать из первых уст о разгроме славного маршала Нея?

– Коне-е-е-чно, желаем! – язвительно произнес Оболенский и улыбнулся присутствующим. – Садись поближе, Рубанов.

– Да, Максим, чего ты там на отшибе устроился? – поддержал князя Нарышкин. – Так вот, господа, – начал он. – Вчера утром генерал Милорадович получает донесение от разведки, что из Смоленска к Красному движется маршал Ней с тридцатитысячным корпусом, – сделал паузу рассказчик.

– Посоветовавшись с тобой, Милорадович…

– …Ежели вы, князь, не хотите слушать… – обиделся Нарышкин.