Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

– Никак нет! Господин корнет! – отдал честь ямщик. – А вдруг ворог опять в своей комнате прячется? – сделал он умозаключение.

– Точно! – поддержал его Агафон. – Следоват там поискать…

– Лукерья поищет и на похмелье завтра вынесет, а сейчас – спать. – Повернулся и прошел по-хозяйски в дом.

– Да как я останусь? – перепугалась старушка. – Барыня велели в деревне жить…

– Нянюшка, а как же я без твоих щей и пирогов? – подхалимским голосом произнес Максим. – А матушку уговорим, – уже строго сказал он.

Утром погода испортилась. Небо затянуло тучами, и пошел мелкий дождь. Максим вышел на крыльцо и подставил руку теплой влаге. Дождь тихонько, словно кот, шелестел и корябал по крыше, осторожно, редкими пока каплями, срывался оттуда на землю и растворялся в ее пересохшем от жажды теле.

«Пора поклониться отцу! – решил Рубанов, проходя в дом за плащом. – Вчера надо было, да все некогда».

Привезший его ямщик запрягал лошадей и довольно рыгал после обильного завтрака. Похмелившийся Агафон активно помогал ему.

«Туда доеду на тройке, а оттуда прогуляюсь пешком…»

Потемневший крест чуть накренился к земле, притаившись под сенью могучих дубов и лип. Дождь не успел еще пропитать землю, лишь прибил пыль и освежил воздух. В наступившей тишине было слышно, как оторвавшийся от ветки лист со вздохом падает на землю, укрывая холмики и тех, кто лежит под ними, от будущих морозов.

Максим сосредоточился на прибитой к кресту доске с чередою букв. Замерев в задумчивости, он разглядывал ряд магических цифр, последние из которых так стремятся узнать у гадальщиц-цыганок.

«Зачем? Ведь, должно быть, страшно жить, ежели узнаешь последние цифры…»

Где-то далеко-далеко над полями проплыл прощальный журавлиный крик… И все замерло… Лишь капли дождя ласково гладили листья. «Как все тихо и торжественно… Так бывает лишь на кладбище и в церкви!» – подумал Максим, и неожиданно слезы навернулись на глаза.

Подправив крест и утрамбовав под ним землю каблуком ботфорта, он медленно шел по желтеющей липовой аллее, когда вдалеке на дороге послышались стук копыт и поскрипывание колес.

Без любопытства глянул на бричку с двумя седоками. От раздумий его отвлекла тишина – не стало слышно цокота и скрипа. Он снова взглянул на бричку и с удивлением отметил, что она стоит как раз на перекрестье аллеи с дорогой. Две запряженных лошади беспокойно встряхивали гривой, а третий жеребец, понуро опустивший голову, был привязан сзади. Двое седоков, в свою очередь, внимательно глядели на Рубанова, затем зашумели, и один из них, выпрыгнув, побежал к нему навстречу.

– Твое благородие! – орал он, тряся рыжей гривой и улыбаясь во весь рот.

«Кешка!» – удивился Максим и радостно ринулся навстречу.

– Во, брат, какой ты важный стал! – уважительно разглядывал друга Кешка и тер мужицкой уже ладонью усыпанный веснушками лоб. – А мы с дедом как услышали, что приехал, враз собрались тебя навестить. – Обняв Максима за плечи, повел его к бричке. – Тятьку наведал?! Молодец! Деда тоже недавно к нему приезжал… вишь, руками машет, невтерпеж старому с тобой обняться.

Изот, не выдержав, вывалился из брички и заковылял к Рубанову.

– Ну ерой! Вылитый отец!.. – на ходу вопил он и, подбежав, повис на Максиме. – Думал… уж не свидимся, – утирал он слезы. – А я к тебе с подарочком… – указал на привязанного к бричке жеребца. – Данила, сукин кот, хозяйство распродавать начал, я у него и откупил… Твой конек-то.

Максим обернулся. Привязанный к бричке жеребец бил копытом. Затем, подняв голову и кося глазом на людей, беспокойно заржал.

– Подь, подь к нему! – подтолкнул Рубанова лесник. – Вишь, радуется! Хозяина признал…

– Гришка! – кинулся к коню Максим и прижался щекой к бархатистой конской шее, теребя рукой жесткую гриву.

– Накось его хлебцем угости! – протянул посоленную горбушку запасливый Изот, пошивырявшись в бричке.

– А от меня седло! – тоже полез в бричку Кешка. – Специально для тебя на ярмонке выбирал…

– Ну спасибо! Ну уважили!– целовал по очереди деда с внуком Максим. – Теперь я ваш должник…

– Да чего там! – махнул рукой Кешка.

– Сочтемся! – недовольно поглядел на внука дед. – Свои люди… – ласково, но с хитринкой улыбнулся Рубанову.

Тот уже седлал вороного. К господскому дому Максим прискакал верхом на взмыленном скакуне.

– Застоялся у лесника, – бросил поводья изумленному Агафону.

– Батюшки! Да ведь это же наш Гришка… – обрадовался тот.

– Нянюшка. Готовь на стол, сейчас гости пожалуют! – вбежал в дом счастливый Максим.

Ели молча. Дед с внуком чинно сидели за столом и аккуратно подставляли под ложку со щами кусок хлеба – не дай бог прольется на скатерть. Барыня к гостям не вышла.

– Скусные щи Лукерья готовит! – произнес дед при виде вошедшей в комнату няньки.

– Садитесь с нами, бабушка, – предложил Максим.

– Благодарствую, – ответила старушка, но сесть за стол отказалась.

– Ну что, Иннокентий! – разливал водку по стаканам Максим. – Ни разу мы с тобой еще не выпивали…

– И правильно делали! – чуть не хором воскликнули лесник с нянькой.

– Молодые ишшо пить-то! – закончила Лукерья, рассмешив Максима.

«Гришка столько воды не выпил, сколь я пшеничной!» – подумал он. – Ну, молодые не молодые, а за встречу надо, – протянул стакан другу. – Давай, Кешка, – бодро вылил в себя содержимое.

– Тьфу-ты, прости господи, словно воду сглонул… – вышла из комнаты старая мамка.

– Гликось, как в столице научился… по-гвардейски! – то ли похвалил, то ли осудил дед. – Главное, голову не потерять, – поглядел он на дверь в барские покои, – как Данилка, – закончил свою мысль.

Максим покраснел, подумав о матери.

– А то ведь все пропивать начал, совсем деревеньку разорил… уже и до людишек добрался, – разговорился Изот Михеевич, забыв о том, что барыня может услышать. – Староста было воспротивился, так и его продали… Правда, ему туда и дорога – не умел хозяйствовать! Данилка куражился, а тот баловал, что одинаково вредно. Мужика надо держать в узде… и в сытости, конечно… тогда и работу с него можно потребовать. Мужик должон власть уважать и бояться… – стукнул кулаком по столу охмелевший лесник. – А вот, ваше благородие, рискни и меня старостой поставь, – забросил он пробный камень, – враз хозяйство подыму! У меня не забалуешь! Нет! – сжал он маленький веснушчатый кулачок и поглядел на Максима.

– Хозяйственный-то ты хозяйственный! – Поставила на стол чугунок с вареной уткой нянька. – Но язык у тебя – что помело… Брешешь, чего не следоват!..

– Эт чего же я брешу?! – взвился лесник, но вспомнив отца Максима, прикусил язык. – Быват иногда! – повинился он. – Но недоимков бы у меня не было! И на погоду бы я не кивал, что вечно не такая, как надо, потому и урожая нет. Данилка тоже ко мне подкатывал, – сменил тему дед Изот.