Владимир Сапожников - На фронте затишье

Оглядывая себя со всех сторон и как бы ища, что еще пришить, Седов тихонько запел:

— Не вой, пожалуйста, — остановил его капитан.

Седов замолчал, сел за столик и, закурив, сказал:

— Открылся бы второй фронт, к зиме прикончили бы фрица и — даешь Берлин. К чертям собачьим войну, домой охота, вот о чем я мечтаю.

— Старшина, а ты о чем мечтаешь? — не поворачиваясь, спросил меня капитан.

— Я? Об ухналях. Килограмм десять ухналей бы достать, коней ковать надо.

— Скучные вы люди. Убежал бы от вас.

— Кому с нами скучно, пусть уходит, — сказал Седов. — Чего ты лежишь, маешься? Выпей грамм пятьдесят.

Оконце нашей землянки было круглое, шапкой в пору закрыть, но солнце пробивалось, блюдом лежало на земляном полу.

— Ладно, налей, голова по швам лопается, — сказал капитан.

Морщась, он поднялся, смотрел, как я наливаю в стакан спирт, а в кружку — воды. Охнув, выпил, поглядел, как в солнечном столбе крутится, словно мошкара, густая земляночная пыль.

— Шампанское! А все это есть: шампанское, семга, женщины в белом. Лежал я сейчас, братья, и вспоминал утро одно на Волге. По реке шел пароход, открылось окно на верхней палубе, выглянула девушка. Со сна она была розовенькая: плечи, грудь… Посмотрела кругом и заулыбалась. Меня на берегу она не заметила и, поди, не знает, что я видел ее и на всю жизнь запомнил. Я даже представить себе не могу, что она кого-нибудь другого ласкает. Мне, старому дураку, кажется, что она ждет меня, только меня. Смешно, правда?

Я не знал, шутит капитан или говорит всерьез, его всегда трудно разобрать. Усмехаясь своим сизо-бурым лицом, он забрался с ногами на нары, зевнул. Голова, наверное, у него проходила. Мы с Седовым опохмелились раньше, позавтракали, Седов собирался еще соснуть: вдруг ночью придется идти на задание или вызовут в штаб. Его вызывали почему-то всегда ночью.

— Ну, что же ты? — сказал Седов. — Расскажи еще что-нибудь. А я вот шампанского не пробовал, не приходилось.

Капитан снова растянулся на нарах. Он был немного с чудинкой: стихи даже рассказывал про три пальмы, не забыл еще. Стихи славные, но не верится. Какие они, пальмы? Может, их выдумали со скуки. В такие дни, как сегодня, когда разулся и лежишь, задрав ноги, всякая чудина в голову лезет.

Седов взял со стола залитую чаем, облепленную рыбной чешуей газету, развернул ее, начал читать. Если было время, он прочитывал всю газету подряд и, прочитавши, говорил: «Про второй фронт молчат». Или: «Про второй фронт пишут». Больше всего волновал его этот самый второй фронт.

Кто-то снаружи дернул дверь; одеяло, прибитое на косяк для тепла, вздулось изнутри. Вошел незнакомый лейтенант в белом полушубке, туго перепоясанном новеньким ремнем.

— Здравия желаю. Лейтенант Пухов. Явился для прохождения службы.

Капитан удивленно поднял брови: такой выправки мы сто лет не видели. Мы с Седовым даже растерялись: то ли нам вставать, то ли сидеть. Капитан обулся, протянул руку:

— Здравствуйте. Капитан Голосов. Прошу знакомиться. Замполит лейтенант Седов. Старшина эскадрона Арбузов.

Пожимая нам руки, лейтенант щелкал каблуками и красиво ронял голову на грудь. Он поставил в угол вещмешок, снял полушубок и остался в новенькой, тонкого сукна форме, сидевшей на нем без единой морщинки. Для своих офицеров я, сколько помнится, ни разу не получал такой чистой формы. Лейтенант был невысок ростом, широкоплеч, лицо свежее, улыбчивое.

— Где вы раздобыли такое обмундирование, лейтенант? — спросил капитан.

— Получил в интендантстве.

— А ты, — повернулся ко мне капитан, — во что нас одеваешь? Командир эскадрона ходит у тебя в сермяге. — Похоже, он сердился.

Гимнастерка капитана просолела между лопатками, рукава замаслились, погоны смялись, и потускневшие звездочки были едва заметны.

— Для окопов сойдет, — сказал я. — И срок носки у вас еще не вышел.

— У тебя срок носки, когда заплаты некуда сажать.

Он сел, пригласив жестом и лейтенанта.

— Служили в казачьих войсках?

— Так точно.

— Командовали?

— Был адъютантом командующего корпусом.

Капитан кивнул, как будто ожидал именно этот ответ.

— Проштрафились?

— Никак нет.

— Добровольно пошли в боевой эскадрон? — капитан даже не скрыл удивления.

— Так точно. Прошу посмотреть бумаги,

Капитан развернул документы, хмурясь, стал читать их. Седов тоже с любопытством наблюдал за лейтенантом.

— Строгонек, рассказывают, генерал-то. Поблажек никому, говорят, не дает.

— Генерал справедливый человек.

Сидел Пухов прямо, тоже как-то по-уставному, положив руки на колени. Взгляд у него был неробкий, независимый. Капитан дочитал до конца последнюю бумагу, сложил ее.

— Очень рад, — сказал он. — Примете взвод. Должен сказать, командовать взводом — дело не праздничное. Взводный — тот же солдат, только ему тяжелее вдвое. Знаете это?

— Догадывался. Нам говорили об этом в училище. Разве вам легче?

— Чуть-чуть. Я ведь иногда могу в землянке около печки пересидеть. У вас с командующим в помещении было паровое отопление?

— Нет. Когда принимать взвод?

— Сегодня. Сейчас. Отдыха после дороги, к сожалению, дать не могу. Есть вопросы ко мне?

— Одна просьба. Я получил назначение. Разрешите по доброй офицерской традиции открыть бутылку вина.

— Вина? — удивился капитан.

Мы с Седовым рассмеялись.

— Ну, Семеныч, одно твое желание сбывается, — сказал Седов. — А семги у вас нет?

— Семги нет. Есть банка крабов.

Капитан твердо сказал:

— Замечательно. Шампанское?

— Так точно.

— Старшина, бокалы!

— Есть бокалы!

Я поставил на столик четыре гильзы из-под снарядов.

Пухов откупорил бутылку, пробка ударилась в потолок, закрутилась на столике. Когда бутылка привычно и ловко была разлита, капитан поднял свою гильзу с шапкой пены.

— Предупреждаю: плохо будете воевать, спуску не дам. Служба командира взвода — тяжелая работа. Запомните, теперь вы не адъютант, а Ванька-взводный, который за все в ответе. Выпьем за скромные звездочки и один просвет!

Мы молча выпили. Пухов налил еще раз, поднялся:

— За нашу маленькую семью, — сказал он. — О Ваньке-взводном, капитан, я тоже знал. За Ваньку-взводного, который за все в ответе.

Не так уж и прост был этот паренек. Капитан понял это, хмурился.

— Идемте. Представлю вас взводу.

Мы остались с Седовым одни. Он покашливал басом, прикрывая рот большой ладонью. Этот бас и тяжелые руки не шли к его маленькому росту и узким ребячьим плечам.

— Аккуратный паренек, — сказал он. — Бойкий.

Мне тоже Пухов понравился. Умеет сказать. Повадка офицерская, красивая. Ну, что ж, нашего полку прибыло. Второму взводу всегда не везло: не держались там командиры. Только примет новый офицер взвод, глядишь, через неделю в госпитале или похоронную пишешь. Тянули взвод больше мы с сержантом Полищуком, помкомвзвода.