Владимир Сапожников - На фронте затишье

В оконце потемнело: пошел снег. Зима была нынче снежная, но я успел обуть и одеть эскадрон. Все казаки — в валенках, обморожения — редкий случай, разве уж кто уснет не просушась.

— Японцы союзников наших бьют, — сказал Седов. — Развоевались народы. Все делать научились, а жить без войны не умеем. Я, Андрей, когда уходил, оставил жену на последнем месяце. В прошлом декабре сын родился. У нас с женой двенадцать лет детей не было, в самое хорошее время не было, а в войну, возьми ты, родился. Одно страшно — убьют, а я его, сына-то, не увижу.

Вот и замполита разбередил тихий сегодняшний денек. Про дом Седов рассказывал не часто. Он был токарь на заводе, офицерское звание ему присвоили без училища, а офицерского в нем ничего не было.

Вернулся капитан, отряхнул облепленный снегом полушубок, повесил. Смеркалось. Ординарец принес ужин.

— Что же не пригласил обедать Пухова? — спросил Седов.

— Обедает с казаками. Проверяет матчасть, обмундирование.

— Матчасть просмотреть не мешает. Всем взводным надо бы провести такую проверку.

— Приказ уже отдан, Пухову вынесена благодарность за инициативу. Только белоснежный этот адъютантик через месяц улизнет из эскадрона.

— Почему улизнет? Не так-то это просто.

Для штабников все просто. Пухов — не мы с тобой, серая лошадка. Одного не пойму: зачем он попросился в боевой эскадрон? Чинами и наградами штабников тоже не обижают. Что ему у нас надо?

— Захотел на передовую, вот и пришел. Хочет стать боевым командиром. А нам вот со старшиной Пухов понравился, ей-богу.

— А что, — сказал я. — Предлагаю спор, на бутылку этого самого шампанского. Уйдет Пухов — мы ставим, не уйдет — вы, товарищ капитан.

— Пари принимаю. И… рад буду ошибиться.

На передовой вьюжило. Мокрым снегом залепляло глаза, кидало холод за воротник. С недалекого кургана били минометы. Разорвавшись, мина обнажала землю, с минуту она чернела круглой заплатой, потом порыв вьюги заметал ее. Я разносил по взводам спирт. Выпив, казаки крякали, вытирали рукавом рот.

Во втором эскадроне меня встретили веселее всех. Пили с прибаутками, просили добавки. Я приметил: траншея откопана, замаскирована, расчеты на месте. Лейтенант Пухов был в солдатской землянке. Выпив спирт, он замахал руками под одобрительный смех казаков. За неделю свеженькое его обмундирование затерлось и засалилось, полушубок, сушенный возле печки, ссохся и покоробился. Меня он усадил на нары, на которых спал вместе с казаками. Мы покурили, поболтали.

— Как командир-то? — спросил я у Полищука, который провожал меня.

— Ничего мальчонка, — ответил он. — Шустрый, казакам байки рассказывает, песни поет.

…Только что вернувшийся из штаба дивизиона капитан сидел над картой с циркулем и карандашом. Он не поднял голову, когда я вошел.

— Во втором взводе порядок, — сказал я. — Народ ожил.

Капитан молчал.

— Полищук говорит, такого командира у них еще не было.

Капитан вымерял что-то по карте, так и не повернувшись ко мне.

— А ведь проиграете, Павел Семенович, спор-то, — сказал я. — Честное слово.

— Проиграю, буду рад. Не мешай.

Я не стал больше донимать капитана. Судя по тому, как он хмурился, день ожидался беспокойный. По дорогам замечалось движение, полки менялись, нарастала невидимая тревога, предчувствие, что спокойным денькам пришел конец.

— Коней перековал? — спросил меня капитан, не поднимая головы.

— Перековал.

— Достал ухналей?

— Достал, — неопределенно ответил я.

Было у меня с полдесятка резервных, нигде не учтенных валенок (грош цена тому старшине, у которого нет резерва), а у старшины соседнего полка — ящик ухналей. Я ему — одно, он мне — другое, так и выручились. Нам, старшинам, без дружбы нельзя, пропадешь без дружбы.

Вошел Седов. Отряхнул о колено шапку, протянул мокрые руки к печке.

— Погодка! Окоченел. В двух шагах ни зги не видать.

Маленького роста, большеголовый, он походил на мальчишку, на которого натянули полушубок с погонами, и неизвестно отчего на висках у него серебрится седина.

— В такую погоду только в атаку идти, — сказал он. — Хороший хозяин из дому собаку не выгонит.

Капитан оторвался от карты, посмотрел в оконце, где мельтешили белесые тени.

— Идти придется, — сказал он. — Тебе со взводом идти.

— Когда?

— Сегодня ночью.

Седов вздохнул, сел на пол и стал разуваться.

— Портянки просушить. Какое задание-то?

— Курган взять. Немцы прошлой ночью пробились сюда, окапываются. Человек сто пехоты, минометы.

— Что же я сделаю со взводом?

— Меньше народа — лучше. Подобраться ближе, закидать гранатами, расчет на панику. Вьюга как раз нам на руку. Понял?

— Понял, — опять вздохнул Седов, стаскивая сапог с другой ноги.

— Детали обсудим еще, а сейчас ложись, отдохни. Казаков тоже отправим отдыхать. Старшина, ужин готов?

— Готов.

В землянке потемнело. Я загородил оконце и зажег коптилку. Седов, сидя перед печкой, сушил портянки.

— Не помню, какую пару изнашиваю, — сказал он. — Штук сто, а может и все двести изопрело на ногах.

От портянок шел кислый пар, он загибался и уходил в дверцу печки. Когда поблизости рвалась мина, огонек коптилки вздрагивал и кудлатая тень Седова шаталась по стене.

Он лег на нары, зевнул и, повозившись, сразу уснул, укрывшись с головой и ногами полушубком.

Капитан послал меня снять казаков Седова и сам тоже надел полушубок, куда-то собираясь. Метель все разыгрывалась, в траншеях свистело. Ветер был сырой, с парком; искру из закуренной папиросы несло, как трассирующую пулю.

Когда я вернулся, в землянке никого не было. Седов, закатившись в угол нар, спал. Я нарубил дров, печка опять загудела, накаляясь.

Снаружи послышались голоса, вестовой открыл дверь. Вошли майор, командир дивизиона, капитан и трое наших взводных.

— Здравствуй, Степаныч, — сказал мне майор.

«Стариков» майор всех звал по отчеству. Он сел за столик, разостлал карту.

— Ну, доложи, что ты там надумал, — сказал он капитану. — Поглядим.

Капитан, развернув карту, объяснил план взятия кургана.

— Рассчитываю на панику, Петр Леонидович. Ночь, метель, побольше гранат. Главное — обеспечить внезапность. Будет внезапность, и паника будет.

— В маскхалатах подобраться нос к носу и — огонь? Что ж, Павел Семенович, рассудил ты по уму, хотя риск тут есть и не малый. Гляди, курган у тебя на шее. Кого из офицеров посылаешь?

— Лейтенанта Седова, и сам пойду. Это он отдыхает.

— Ну, добре. Когда начнете, я прикажу четвертому эскадрону поддержать вас ложным огнем, пошумим в помощь. Богатырски спит Седов! Ну, вроде все мы с тобой обсудили. Вопросы есть, товарищи офицеры?

— Разрешите обратиться, — сказал Пухов.