Владимир Дягилев - Солдаты без оружия

Бударин кивнул.

— Прошу выдать полушубок гвардии капитану Рыбину, командиру медсанвзвода.

— Не к чему, — нахмурился Бударин. — Лучше следите, чтобы ваш Рыбин меньше трофеями занимался.

— Трофеями? — удивился Филиппов.

— Да, трофеями.

— Вот не знал.

— В том-то и беда. Надо знать, чем ваши подчиненные занимаются.

— Есть. Выясню. Еще разрешите?

В груди Филиппова росла радость. Он не знал, как высказать свои чувства.

— Ну?

— Нельзя ли, товарищ гвардии полковник, получше одеть фельдшера второго танкового батальона?

— Чащину, что ли?

— Так точно, Чащину.

— А в чем дело?

В голосе Бударина появились теплые нотки. Ему нравилось, что Филиппов заботится о своих подчиненных.

— Все-таки женщина, товарищ гвардии полковник, а обмундирование у нее грубое, старое. На локтях заплатки.

Бударин поиграл «молнией».

— Как же так? Я приказал пошить ей к Новому году.

— Да есть у нее, — сказал Загреков, — она женщина бережливая, не надевает.

— Видите, оказывается, есть.

— Еще разрешите доложить? — не успокаивался Филиппов.

— Чего еще?

— Докладываю вам о подвиге гвардии сержанта Годованца. Сейчас по дороге к вам машину обстреляли. Осколком повредило мотор. Годованец не бросил машину. Он под огнем произвел ремонт.

— Что вы хотите — старый танкист! — с гордостью отозвался Бударин. — Вы его к награде представьте.

— Есть, представить.

Бударин смотрел на Филиппова теперь уже добродушно, гнев прошел. А Филиппов едва сдерживался, чтобы не рассмеяться от переполнившей его радости. «Оставлен, оставлен», — точно выговаривала каждая клеточка его тела.

— Так как же мы с вами решили? — спросил Бударин, переглянувшись с замполитом. Загреков одобрительно наклонил голову.

— Не знаю, товарищ гвардии полковник.

— Вот что, я вам еще машину подброшу.

— Спасибо, товарищ гвардии полковник.

— При чем тут спасибо? Вы осваивайтесь быстрее, требуйте…

— Постараюсь, товарищ гвардии полковник. Я все сделаю, честное слово. На этот раз можете мне верить.

По лицу Бударина пробежала сдержанная улыбка.

— Пойдите в первый батальон. Разыщите комбата. Скажите, что я приказал дать вам машину. Там у него есть полуторка — ее и возьмите. Дорогу знаете?

— Я его провожу, — сказал Загреков, застегивая полушубок. — Это как раз по пути во второй батальон.

Бударин встал, насупил брови:

— Там сегодня будет жарко. Смотри, осторожней…

— Не беспокойся.

Загреков направился к выходу. Филиппов намеревался сказать комбригу что-нибудь такое, что выражало бы его состояние, но вовремя понял: ничего не нужно говорить; козырнул с особенным удовольствием — знал, что Бударин любит хорошую выправку, — четко повернулся кругом и побежал догонять Загрекова.

Шли втроем. Впереди Загреков и Филиппов, позади, с туго набитой санитарной сумкой через плечо, Годованец.

Под ногами поскрипывал снег, будто на всех были надеты новые сапоги. Пар, вылетавший изо рта, вился над головой. Издали казалось, что они курят.

На узенькой прямой улочке было безлюдно, как ночью. Жители прятались по подвалам. На огородах и двориках, просто на улице, встав вплотную к сараям и домам — к стороне, скрытой от противника, — затаились танки. Длинные жерла пушек словно вытянулись от напряжения, стали еще длиннее. Из верхних, распахнутых люков торчали головы командиров, поглядывающих на небо. У танков толпились автоматчики.

Завидев замполита, командиры машин отдавали честь. Загреков отвечал.

Годованец важно и неторопливо, изображая из себя начальника, тоже тянул руку к шапке.

Загреков не начинал разговора, ждал, когда Филиппов немножко успокоится. А поговорить с капитаном нужно было. Сердцем старого политработника Загреков чувствовал, что Филиппов мечется — хочет сделать лучше, а не умеет, и получается плохо. По тому, как Филиппов вел себя с комбригом: как был ошеломлен его резкостью, как тепло говорил о своих подчиненных и робел, когда речь шла о нем, как горячо заверил, что справится с делом, — по всему этому Загреков понял: Филиппов снова может запутаться. Изменится боевая обстановка — и он опять растеряется. Ему необходимо помочь. Если раз пообещает — не выполнит, второй — не получится, третий — не справится, глядишь — у него пропадет вера в свои силы. А без веры в себя какой же он начальник?.. Вовремя подсказать человеку — все равно что урожай в срок собрать; зазевался — смотришь, тучи набежали, дожди пошли, добрый урожай пропал…

Загреков шел неторопливо, твердо ставя ногу, печатая шаг. А Филиппову хотелось поскорее начать действовать. Если бы он был один — бегом бы побежал в первый батальон за машиной. Ощущение у него было такое, как будто он после долгого перерыва помылся в бане: легко и хорошо на душе.

Он шел и в уме намечал план дальнейших действий: «Получу машину, отправлю ее на фольварк. Сам останусь здесь, непосредственно в зоне боя. После штурма немедленно поеду за медсанвзводом. Я этому Рыбину покажу: дружба дружбой, но службу пусть не подводит».

— Что, товарищ капитан, обиделись? — спросил Загреков.

— Что вы, товарищ гвардии подполковник?! Разве на правду обижаются?

— Это верно.

— Вообще, действительно стыдно. Вокруг такой подъем. Люди рвутся к Берлину. А я, можно сказать, растерялся.

В голосе Филиппова слышался искренний упрек, недовольство собой.

Загреков бросил на него косой взгляд, увидел загорелую щеку, покрытую здоровым румянцем, подумал: «Переживает. Это хорошо. Злее работать будет».

— Что же вы растерялись? — спросил Загреков.

— Уж очень мы быстро наступаем.

— Напишите рапорт. Мол, не очень торопитесь, товарищи, а то я не успеваю раненых эвакуировать.

Загреков заметил, как Филиппов весь вспыхнул — ухо и шея покраснели.

— Не в этом дело, товарищ гвардии подполковник. Только трудно.

— А разве танкистам легче?

— Им еще тяжелее.

— Значит?

— Значит, нужно поспевать.

Загреков ответил на приветствие проходившего мимо связного, взял Филиппова под руку, дружески притянул к себе:

— Вы не ждите, когда к вам дело придет, когда вас позовут, попросят. Тут этого нет — обстановка настолько быстро меняется, что некогда просить кого-то, вы сами вмешивайтесь в дело. Берите, что называется, быка за рога. Лучше быть излишне инициативным — за это вас никто упрекать не будет, — чем сидеть у моря и ждать погоды.

Филиппов мысленно взвесил свои действия за прошедшие двое суток. «Да, именно — я ждал, пока дело само придет ко мне в руки. Прав замполит. Это то самое, что я чувствовал и никак не мог уяснить».

— Большое спасибо за совет, товарищ гвардии подполковник. Но как это сделать? — Филиппов помедлил, как бы решая, не скомпрометирует ли он себя своими признаниями, не будет ли выглядеть мальчишкой. — Видите ли, я пробовал… Например, сам повез первых раненых в медсанвзвод, по пути похоронил танкиста; находился во время боя за Старо-Място на КП, сам руководил выносом раненых; сам организовал промежуточный этап, но… как видите, службе не легче.