Владимир Богораз - Чукотскіе разсказы [Старая орфография]

— Итакъ, ты пришелъ! — сказалъ Ятиргинъ, сдѣлавъ нѣсколько затяжекъ изъ трубки.

Слова эти замѣняютъ у чукчей привѣтствіе, но въ данномъ случаѣ они выражали недоумѣніе хозяина.

Я объяснилъ, что у Акомлюки очень тѣсно и что я пришелъ сюда, зная, что тутъ мало людей, и хотѣлъ бы тутъ переночевать.

— Ночуй, ночуй! — поспѣшно сказалъ Ятиргинъ. — Домъ жителя — домъ гостя… Хоть десять ночей кряду… Сколько самъ захочешь…

Я, впрочемъ, заранѣе былъ увѣренъ, что встрѣчу гостепріимный пріемъ, ибо приморскіе чукчи относятся къ гостямъ съ особеннымъ радушіемъ.

— Ухъ! — уже суетился Ятиргинъ. — Чѣмъ только угощать тебя? Мы уже поужинали. Вотъ только объѣдки остались…

Покажи! — обратился онъ къ женѣ. Тылювія молча протянула мнѣ круглый коробъ изъ гнутаго сосноваго луба издѣлія американскихъ эскимосовъ, наполненный истерзанными кусками холоднаго мяса, которое предназначалось къ завтраку.

— Сваримъ чай! — предложилъ я, зная пристрастіе чукчей къ этому напитку.

— Ахъ, у меня нѣтъ чаю! — сказалъ съ сокрушеніемъ хозяинъ. — Было-бы, развѣ я самъ не угостилъ-бы тебя?

— У меня есть, сказалъ я.

— Чайника нѣтъ! — возражалъ хозяинъ.

— У меня есть чайникъ!.. И сахаръ, и сухари! — прибавилъ я, видя его нерѣшительность.

Ятиргинъ все-таки колебался.

— Но вѣдь твой котелъ стоялъ у чужого огня, — жалобно сказалъ онъ. — Грѣхъ противъ домашняго обычая!.. Стой, стой! — вдругъ прибавилъ онъ оживленно. — У меня есть американское шаркающее огниво (спички). Можно будетъ развести новый огонь!..

Дѣйствительно оскверненіе касается только огня, добытаго отъ деревяннаго огнива, которое составляетъ часть домашнихъ пенатовъ. Огонь-же, добытый при помощи стали и кремня, а тѣмъ болѣе спичекъ, считается безразличнымъ и оскверненію не подлежащимъ.

Я послалъ Китувію къ своимъ спутникамъ за дорожными переметами [123] Переметы — переметныя сумы. и портфелемъ; Тылювія опять принялась хлопотать около огнища, приготовляя чай и новый ужинъ. Черезъ полчаса мы уже наслаждались горячимъ напиткомъ, на этотъ разъ вполнѣ невозмутимо, ибо назойливая свора любопытныхъ и жаждущихъ подачки людей, отравлявшая каждое мгновеніе каждаго моего ночлега, никогда-бы не посмѣла набиться въ шатеръ превращенной шаманки. За то пологъ Тылювіи былъ гораздо хуже полога Акомлюки. Онъ былъ такъ тѣсенъ, что мы вчетверомъ едва помѣщались въ его предѣлахъ. Лампа, въ видѣ большой каменной чаши, выдолбленной изъ мягкаго песчаника, была наполнена протухлымъ тюленьимъ жиромъ и немилосердно коптила. Ѣдкая вонь горящей ворвани смѣшивалась съ прѣлымъ запахомъ вареной ѣды и немытой посуды въ такой острый букетъ, что даже привычные хозяева время отъ времени просовывали голову наружу, чувствуя потребность освѣжиться. По обычаю приморскихъ жителей, они раздѣлись до нага и сидѣли въ костюмѣ Адама, прикрывая чресла небрежно брошенной полой мѣховой одежды. Тылювія тоже сняла свои необъятные шаровары и разостлала ихъ у себя на колѣняхъ. Я съ любопытствомъ смотрѣлъ на формы шаманки. Конечно, это было мужское тѣло. Грудь, плечи, животъ, ширина таза — все имѣло рѣзко выраженный мужской характеръ.

— Итакъ, ты пришелъ! — повторилъ Ятиргинъ выразительно, когда второй ужинъ тоже былъ оконченъ. Я отложилъ въ сторону дипломатію и безъ обиняковъ объяснилъ ему, что я ѣзжу для того, чтобы узнавать все примѣчательное, и что его шатеръ привлекъ меня, ибо такихъ людей я еще не видѣлъ близко. На лицѣ Тылювіи выразилось мучительное смущеніе. Ей, очевидно, было стыдно, что разговоръ собирается коснуться щекотливыхъ особенностей ея исключительнаго состоянія, но Ятиргинъ не раздѣлялъ этого ложнаго стыда.

— Конечно! — сказалъ онъ самодовольно. — Такихъ людей не часто можно встрѣтить! — и онъ безцеремонно ткнулъ пальцемъ въ грудь своей огромной супруги.

Тылювія смущенно опустила глаза и сдѣлала движеніе, чтобы закрыть лицо руками. Подъ этой маской Горгоны скрывались застѣнчивость шестнадцатилѣтней дѣвочки. Я осторожно объяснилъ, что желаю предложить нѣсколько вопросовъ Тылювіи, чтобы лучше понять свойство ея превращенія.

— Спрашивай, — тотчасъ-же сказалъ Ятиргинъ. — Она будетъ отвѣчать.

Однако, Тылювія сидѣла въ упорномъ молчаніи, перебирая руками оторочку мѣховой одежды и отказываясь подарить меня хоть однимъ взглядомъ.

Дальнѣйшій разговоръ происходилъ въ довольно оригинальномъ порядкѣ. Я задавалъ вопросы, обращаясь къ Тылювіи, но великанша не хотѣла открыть рта и вмѣсто нея говорилъ Ятиргинъ, обнаружившій полную готовность дать объясненіе на самые щекотливые вопросы. Онъ разсказалъ мнѣ, что Тылювія родилась мальчикомъ въ семьѣ одного изъ оленныхъ кавралиновъ Энурмина, который, впрочемъ, снискивалъ значительную часть своего пропитанія морскими промыслами, подобно всѣмъ оленнымъ людямъ восточнаго пребрежья. До начала зрѣлости, Тылювія росла, какъ растутъ всѣ дѣти; но въ критическій періодъ перехода отъ дѣтства къ юношеству она заболѣла тяжелой и таинственной болѣзнью, отъ которой чуть не умерла. По обыкновенію чукотскихъ больныхъ она прибѣгла за помощью къ бубну и колотушкѣ и день за днемъ стала проводить въ пологу, не принимая ѣды и вызывая духовъ своимъ упорнымъ стукомъ. До тѣхъ поръ она никогда не имѣла вдохновенія и никогда не разговаривала съ духами, но теперь «внѣшнія силы» велѣли ей превратиться въ женщину, обѣщая этой цѣной даровать ей выздоровленіе. Тогда она переодѣлась изъ мужского платья въ женское, отказалась отъ мужской силы и ловкости, покинула копье и арканъ для иглы и аута [124] Аутъ — круглый желѣзный ножъ, вставленный въ двуручную деревянную оправу, употребляется для скобленія шкуръ. и стала женщиной.

— Развѣ у ней нѣтъ силы? позволилъ я себѣ усомниться въ виду могучихъ мышцъ великанши.

— Ничего нѣтъ! — увѣренно отвѣчалъ Ятиргинъ. — Ноги стали медленны, руки безсильны. А когда-то обгоняла всѣхъ парней на пѣшемъ бѣгу.

— А что трудно было научиться женской работѣ? — спросилъ я опять.

— Не надо было учиться! — послѣдовалъ многозначительный отвѣтъ. — Сразу все узнала. Внѣшнія силы дали знаніе.

На дальнѣйшіе разспросы Ятиргинъ съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ объяснилъ, что его супруга сохранила природу мужчины.

— Иныя дѣйствительно совсѣмъ становятся женщинами! — признавался онъ. — Не только душа, но и тѣло… Она къ сожалѣнію не дошла еще… Можетъ быть, потомъ когда-нибудь!..

Другія подробности объясненій я предпочитаю опустить, оставляя за собою право вернуться къ этому предмету въ другое время.

Въ концѣ-концовъ я выразилъ желаніе осмотрѣть тѣло Тылювіи, предлагая за это довольно значительное вознагражденіе по моимъ скромнымъ средствамъ. Ятиргинъ ничего не имѣлъ и противъ этого, но превращенная, несмотря на мои соблазны и уговоры мужа, отказалась на отрѣзъ. Подъ конецъ она вдругъ посмотрѣла на Ятиргина такимъ зловѣщимъ взглядомъ, что онъ сразу съежился и перемѣнилъ тонъ.