Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ шестой. За океаномъ [Старая орфография]

— А можетъ это мало? — спросилъ снова Коганъ хвастливымъ и вмѣстѣ ворчливымъ тономъ. — Пойди, поищи, не дастъ ли кто-нибудь больше!

— Не надо больше! — возразила дѣвушка. — Когда я могу стать у станка?

— Нѣтъ, ты иди, иди! — настойчиво приказывалъ Коганъ, — обходи ихъ всѣхъ, можетъ, лучше найдешь… Иди, — закончилъ онъ, указывая рукой на дверь.

Онъ какъ будто готовъ былъ выгнать ее вонъ изъ фабрики.

— Можетъ, ты сюда и не придешь потомъ! — прибавилъ онъ ей вслѣдъ тѣмъ же хвастливымъ и задорнымъ голосомъ.

Баскиной оставалось только повиноваться. Она вышла изъ фабрики и опять пошла по улицѣ, тщетно стараясь разрѣшить вопросъ, обѣщалъ ли Коганъ или нѣтъ дать ей работу.

«Можетъ, въ Америкѣ обычай такой!» — подумала она и вспомнила срои грошовые заработки въ Ямкѣ, изъ-за которыхъ ей тоже приходилось выносить не мало укоровъ и обидъ. Она невольно подумала, что человѣку, который ходитъ по незнакомымъ людямъ и просить работы, приходится и въ Америкѣ глотать грязь не хуже, чѣмъ въ Европѣ. Потомъ она вспомнила полуобѣщаніе Когана насчетъ пяти долларовъ въ недѣлю, и ей стало легче.

«Съ перваго разу чуть не нашла мѣста!» — утѣшала она себя.

Въ Ямкѣ иногда по цѣлымъ недѣлямъ она обивала пороги и не могла найти ничего.

За вязальной фабрикой стояла мануфактура готоваго платья Блюменталя и сыновей, составлявшая главный питательный центръ Ноксвиля. Изготовленіе готоваго платья во всѣхъ видахъ является главнымъ занятіемъ русскихъ евреевъ въ большихъ городахъ Америки. Блюменталь былъ милліонеръ, и вѣтви его мануфактуры существовали въ большихъ городахъ. Такимъ образомъ его предпріятіе въ сущности являлось клочкомъ Нью-Іоркскаго Дантана.

Блюменталь постоянно жилъ въ Нью-Іоркѣ и имѣлъ въ Ноксвилѣ управляющаго, очень дешеваго и ловкаго въ обращеніи съ рабочими книжками при субботнихъ расчетахъ. Самъ фабрикантъ считалъ себя аристократомъ. Онъ былъ личный пріятель членовъ правленія и увѣрялъ ихъ, что только потому не вступаетъ въ комитетъ, что фабрика его и безъ того является главнымъ благотворителънымъ дѣломъ Ноксвиля.

Члены комитета вѣрили и относились къ мануфактурѣ очень нѣжно. Блюменталь получалъ въ Носквилѣ самыя крупныя льготы и въ концѣ концовъ обезпечилъ себя монополіей, взявъ съ комитета обязательство, что они не разрѣшатъ ни одному сходному предпріятію основаться въ Ноксвилѣ. Простой народъ, однако, не раздѣлялъ комитетскихъ взглядовъ, и въ послѣдніе годы, когда въ Носквилѣ основались другія фабрики, самые искусные рабочіе одинъ за другимъ ушли изъ мануфактуры. Блюменталь грызъ ногти съ досады и жаловался, что комитетъ въ сущности нарушилъ договоръ. Особенно Коганъ былъ бѣльмомъ на глазу у богатаго фабриканта. На одномъ изъ парадныхъ обѣдовъ, которые комитетъ время отъ времени устраивалъ въ Ноксвилѣ, аристократическій фабрикантъ прямо обозвалъ своего простонароднаго соперника мужикомъ. Когана не пригласили на обѣдъ, но онъ узналъ о словахъ Блюменталя не позже какъ черезъ часъ и такъ обозлился, что два часа подстерегалъ его на платформѣ желѣзной дороги, намѣреваясь завязать рукопашный бой. Однако и Блюменталя предупредили во-время, и онъ уѣхалъ по другой параллельной дорогѣ, которая тоже имѣла станцію въ Ноксвилѣ и шла по тому же самому направленію.

Блюменталь до сихъ поръ имѣлъ около четырехсотъ рабочихъ. Его рабочій составъ пополнялся «гринерами», зелеными новичками, которыхъ комитетскіе агенты подбирали среди самыхъ бѣдныхъ эмигрантовъ въ Нью-Іоркѣ и пересылали въ Ноксвиль. Выборъ быль большой, ибо въ Нью-Іоркъ ежегодно пріѣзжали 30–40 тысячъ русскихъ евреевъ. Агенты преимущественно выбирали многосемейныхъ, такъ что Блюменталь, имѣвшій работу для стариковъ и для дѣтей, сразу получалъ нѣсколько работниковъ. Каждому онъ платилъ два или три доллара въ недѣлю, но семья все-таки имѣла возможность кормиться.

Входъ въ мануфактуру былъ со двора, и когда Баскина открыла деревянную калитку, до ея слуха изъ фабрики достигло громкое жужжанье, какъ изъ пчелинаго улья. Большой корпусъ былъ наполненъ людьми и движеніемъ. У одной стѣны стоялъ длинный рядъ швейныхъ машинъ, больше полутораста. Женщины, сидѣвшія за ними, прилежно вращали ногами колесо и проворно передвигали разрозненныя части платья, и сами машины скрипѣли и скрежетали какимъ-то особеннымъ, чисто женскимъ звукомъ. На противоположной сторонѣ у большого стола нѣсколько мальчиковъ нашивали пуговицы на дѣтскихъ штанишкахъ при помощи особенныхъ швейныхъ машинокъ, очень проворныхъ и подпрыгивавшихъ на столѣ, какъ маленькія живыя твари. Нѣсколько другихъ мальчиковъ разбирали груду готоваго дѣтскаго платья и раскладывали его по сортамъ. Иные изъ нихъ были совсѣмъ крошечные и съ трудомъ доставали вещи со стола.

Въ Америкѣ запрещенъ малолѣтній трудъ, но форманъ Блюменталя, Абрамовичъ, заставилъ родителей принести присягу, что дѣти ихъ перешли предѣльный тринадцатилѣтній возрастъ. Во всѣхъ углахъ фабрики старые евреи съ почтенными лицами и патріархальными бородами разглаживали утюгомъ только что оконченные сюртуки и жилеты. Работа шла съ лихорадочной поспѣшностью, какъ во всѣхъ американскихъ мастерскихъ. Гладильщики поминутно привскакивали на носкахъ, сжимая обѣими руками утюгъ и стараясь, чтобы онъ покрѣпче притиснулъ измятыя складки сукна. Ничто такъ не выражало напряженности труда, какъ эти короткія и ритмическія движенія.

Многіе кашляли, ибо гладить сырое сукно — нездоровая работа, и теплые пары, поднимающіеся изъ-подъ раскаленнаго утюга, производятъ у гладильщиковъ разнообразныя грудныя болѣзни. Всѣ лица были блѣдны и потны, узкія плечи рабочихъ выступали острыми углами изъ-подъ полураскрытыхъ рубахъ, и, глядя на этотъ торопливый трудъ, Баскина внезапно вспомнила о древнемъ Египтѣ, гдѣ, быть можетъ, такіе же узкогрудые и блѣднолицые старики и дѣти подскакивали на одномъ мѣстѣ, выминая глину для египетскихъ казенныхъ построекъ, подъ надзоромъ сердитыхъ надсмотрщиковъ. Рабочій домъ еврейскаго фабриканта выглядѣлъ ничѣмъ не лучше египетскаго плѣна. Форманъ Абрамовичъ замѣнялъ египетскаго надсмотрщика. Это былъ высокій человѣкъ, сухой и жилистый, съ длинными руками и большими черными усами подъ крючковатымъ носомъ. Онъ торопливо шагалъ въ узкомъ проходѣ между машинами и столами и зоркимъ взглядомъ слѣдилъ за ходомъ работы, подгоняя отсталыхъ. У него не было традиціонной египетской плети, но его безцеремонная рѣчь раздавалась поминутно, какъ хлопанье бича.

— Зачѣмъ криво пригладилъ, дуракъ? — спросилъ онъ одного изъ гладильщиковъ, приподнимая на ходу дешевый жилетъ, гдѣ верхняя кромка кармана изогнулась въ дугу подъ дѣйствіемъ горячаго утюга.