Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ шестой. За океаномъ [Старая орфография]

Фабрика издѣлій, вязаныхъ изъ шерсти, стояла впереди. Баскина нерѣшительно поднялась на каменное крыльцо и вошла въ полуоткрытую, высокую, двустворчатую дверь, обитую листовымъ желѣзомъ, какъ въ крѣпости или тюрьмѣ. Ей представилось новое, совершенно незнакомое ей зрѣлище.

Фабрика была устроена въ три этажа, но высокіе вязальные станки проходили сквозь полы обоихъ верхнихъ этажей и достигали до потолка. Они были очень сложные, со множествомъ колесъ, крючковъ и желѣзныхъ пластинокъ, которыя поминутно мелькали въ воздухѣ, подхватывая, перекручивая и переплетая толстыя нити красной, желтой и синей шерсти. При станкахъ работали преимущественно молодыя дѣвушки; работа ихъ носила вспомогательный характеръ. Онѣ связывали нити, слѣдили, чтобы хлопья шерсти не заскакивали подъ зубья станка, вынимали и поворачивали недодѣланные и совершенно готовые фабрикаты. Въ лѣвомъ углу фабрики группа пожилыхъ евреевъ съ пейсами и длинными бородами сортировали цвѣтную шерсть. Они до такой степени были облѣплены красными и синими пушинками, что ихъ бороды, волосы и одежда имѣли разноцвѣтную внѣшность, какъ будто они вырядились для масляничнаго маскарада.

Станки въ этомъ углу вязали тамъ-о-шантеры, особыя пуховыя шапочки, которыя въ Америкѣ въ большомъ ходу. Они были очень сложны и работали какимъ-то никому неизвѣстнымъ способомъ, который составлялъ собственность фабрики и держался въ большомъ секретѣ, ибо изъ-за него шапки Ноксвильской фабрики считались самыми лучшими на американскомъ рынкѣ.

Пройдя нѣсколько шаговъ впередъ, Баскина снова остановилась. Очень молодой человѣкъ съ благообразнымъ лицомъ и безъ сюртука, по американской привычкѣ, вышелъ къ ней навстрѣчу и остановился въ выжидательной позѣ.

— Я пришла просить работы! — сказала Баскина жалобнымъ голосомъ. Скрежетъ и шумъ станковъ и дѣловое молчанье этого человѣка смущали ее, и она готова была убѣжать изъ непривычной обстановки.

Молодой человѣкъ пожалъ плечами.

— Я не говру по-русску! — сказалъ онъ очень плохимъ языкомъ.

— Dad! (Батюшка!) — крикнулъ онъ по-англійски на всю фабрику. — Здѣсь соотечественница для васъ.

Молодой человѣкъ былъ сынъ хозяина фабрики, его привезли въ Америку пятилѣтнимъ ребенкомъ; онъ получилъ образованіе въ технической школѣ и въ настоящее время былъ форманомъ, т. е. въ сущности управлялъ фабрикой. Роднымъ языкомъ его былъ англійскій, и онъ не признавалъ и не зналъ на свѣтѣ никакой другой страны, кромѣ Америки.

Изъ противоположнаго угла фабрики вышелъ человѣкъ въ сѣрой фуфайкѣ и съ курчавыми яркорыжими волосами, торчавшими во всѣ стороны, какъ пылающіе лучи.

Это былъ Коганъ, хозяинъ фабрики. Онъ былъ человѣкъ не особенно крупнаго роста или тѣлосложенія, но выпячивалъ грудь и расширялъ плечи съ такимъ необыкновеннымъ видомъ, что когда онъ подошелъ ближе, Баскиной показалось, что онъ закрылъ собой всю фабрику и что даже его жесткіе волосы протянулись по сторонамъ, достигли до потолка и смѣшались съ красною шерстью, которую расчесывали и перевивали станки.

Коганъ былъ не только хозяиномъ, но и изобрѣтателемъ вязальнаго станка, составлявшаго ось, на которой держалась фабрика. Онъ былъ родомъ изъ Балты и въ молодости торговалъ гусинымъ жиромъ и печенкой. Во время одного изъ базарныхъ погромовъ толпа разбила его прилавокъ и съѣла весь жиръ и печенку. Коганъ продалъ принадлежавшую ему половину стараго дома, унаслѣдованную еще отъ дѣда, и уѣхалъ за океанъ. Въ Нью-Іоркѣ онъ попалъ на вязальную фабрику и мало-по-малу до такой степени изучилъ свое ремесло, что сталъ измѣнять и совершенствовать станки. Первое изъ своихъ изобрѣтеній онъ продалъ своему хозяину за тысячу долларовъ и при помощи этихъ денегъ немедленно составилъ маленькое товарищество, которое выбрало его своимъ директоромъ. Вкладчиковъ было десять, всѣ они были чистокровные американцы и вложили по десяти тысячъ долларовъ. Коганъ вложилъ только что пріобрѣтенную тысячу и свое другое изобрѣтеніе, вышеупомянутый станокъ для вязанья шапокъ. Дѣло пошло очень хорошо, и фабрика до сихъ поръ не успѣвала удовлетворять всѣ заказы. Коганъ получалъ половину чистой прибыли и теперь былъ самымъ богатымъ человѣкомъ въ Ноксвилѣ. Не мѣшаетъ замѣтить, что еврейскій изобрѣтатель былъ совершенно безграмотенъ и только въ послѣдніе годы научился немного разбирать латинскія буквы. Несмотря на это, онъ имѣлъ довольно подробное представленіе о механикѣ и взаимномъ соотношеніи ея различныхъ элементовъ. Главнымъ источникомъ свѣдѣній былъ для него сынъ. Старикъ, обладавшій прекрасною памятью, настойчиво разспрашивалъ сына обо всемъ, что относилось къ машинной части, и навсегда усваивалъ каждое новое сообщеніе.

— Что же вамъ нужно? — спросилъ онъ, подходя къ Баскиной почти вплотную.

— Я хочу просить работы, — сказала Баскина. — Хоть на два доллара въ недѣлю! — прибавила она упавшимъ голосомъ.

Этотъ человѣкъ внезапно выросъ въ ея глазахъ еще больше, и она казалась себѣ сравнительно съ нимъ совсѣмъ маленькой, хотя на дѣлѣ разница въ ихъ ростѣ была не болѣе полувершка.

— А скондъ вы ? — спросилъ Коганъ, поднимая руку и какъ бы намѣреваясь положить ее дѣвушкѣ на плечо.

— Я изъ Бытоміра, — сказала Баскина.

— А я изъ Балты, — сказалъ Коганъ. — Мы, значитъ, землякесъ!.. А что же таки вамъ надо? — опять прибавилъ онъ.

— Работу, — повторила Баскина. — Самую дешевую!

— Мнѣ дешевую не надо! — сказалъ Коганъ съ извѣстною гордостью. — Спросите въ городкѣ: я держу полтораста рабочихъ и плачу лучше всѣхъ!

Коганъ, дѣйствительно, платилъ лучше всѣхъ въ Ноксвилѣ и при еженедѣльномъ разсчетѣ никогда не дѣлалъ прижимокъ, какія въ обычаѣ между «выжимателями пота». Въ общественныхъ дѣлахъ Ноксвиля, въ распряхъ изъ-за синагоги, кантора и т. п., Коганъ всегда предводительствовалъ оппозиціонной партіей и старался раскрывать мелкія плутни общественныхъ заправилъ, но аргументы его отличались своеобразностью. На собраніяхъ онъ сыпалъ ругательствами направо и налѣво и двѣ недѣли назадъ даже собственноручно спустилъ съ лѣстницы одного изъ кандидатовъ въ старосты синагоги за то, что тотъ принесъ ему въ видѣ взятки ладонку съ іерусалимской землей, которую всѣ благочестивые евреи особенно цѣнятъ на случай погребенія.

Спустивъ гостя съ лѣстницы, Коганъ бросилъ ему вслѣдъ ладонку, которая разорвалась и засыпала соблазнителя святой землей еще до похоронъ.

— Какую же я тебѣ далъ бы работу? — сказалъ Коганъ добродушно. — Вотъ если бы было мѣсто, стала бы передъ станкомъ, смотрѣла, что люди дѣлаютъ. Научилась бы, какъ дѣлать, я тебѣ положилъ бы пять долларовъ въ недѣлю!..

— Ой, спасибо! — искренно сказала Баскина. Она не ожидала сразу получить такое сравнительно высокое жалованье.