Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ шестой. За океаномъ [Старая орфография]

— Не годится? — со вздохомъ спросилъ Талинъ.

Дюжій рѣзчикъ сочинялъ чувствительные стихи и выбралъ ихъ постояннымъ цѣнителемъ Павла. Стихи, впрочемъ, были таковы, что Павелъ только хмурился и моталъ головой. Неизвѣстно было даже, читалъ онъ ихъ или только разсматривалъ наружную форму буквъ. Но онъ, по крайней мѣрѣ, не смѣялся, между тѣмъ какъ другіе были гораздо хуже и постоянно поднимали на смѣхъ новаго поэта съ чувствительными произведеніями.

Рулевой разсматривалъ это пестрое и въ то же время однородное общество и чувствовалъ, какъ будто сердце его оттаиваетъ послѣ мороза. Эти люди были совершенно здоровы, у нихъ не было рефлексовъ и праздныхъ разсужденій. Они брали изъ жизни то, что находили у своего порога, худое и хорошее, но постоянно старались, сколько возможно, уменьшить первое и увеличить второе. На ихъ умѣ какъ будто лежала печать полезныхъ матеріальныхъ цѣнностей, которыя они производили изо дня въ день, и здѣсь, въ Нью-Іоркѣ, какъ въ Саратовѣ или Ростовѣ-на-Дону, этотъ маленькій кружокъ составлялъ звено всемірнаго естественнаго франкъ-масонства производителей, которое постоянно обволакиваетъ земной шаръ своими самопроизвольно вырастающими петлями.

Баскина переночевала у Ѳени, но рано утромъ вышла изъ дому и отправилась искать работы. Въ Ноксвилѣ было четыре фабрики, и основывалась еще пятая. Почти вездѣ вмѣстѣ съ мужчинами работали и женщины, и она расчитывала, что на ея долю выпадетъ какой-либо заработокъ.

Было еще очень рано, часы на башнѣ пробили три четверти, рабочій день долженъ былъ начаться черезъ пятнадцать минутъ. Изъ каждыхъ воротъ выходили группы рабочихъ и поспѣшно направлялись по дорогѣ. Наблюдая эти группы людей разнаго возраста, Баскина вдругъ забыла, что она въ Америкѣ, и почувствовала, что она опять въ Ямкѣ, бѣдномъ предмѣстьѣ Бытоміра. Это были тѣ же самыя лица и фигуры, старики съ длинными бородами въ картузахъ и длиннополыхъ сюртукахъ, дѣвушки съ платочками на шеѣ и особеннымъ робкимъ и вмѣстѣ напряженнымъ выраженіемъ большихъ карихъ глазъ, которое испоконъ вѣку свойственно еврейскому народу.

Новою была только торопливость, съ которою эти люди бѣжали на работу. Въ Ямкѣ все шло тише, торопиться было некуда, да и работа съ утра до вечера приносила гроши и не стоила торопливости. Здѣсь, по крайней мѣрѣ, люди зарабатывали хоть не столько, сколько въ Нью-Іоркѣ, но все-таки 7–10 долларовъ въ недѣлю.

Даже улица напоминала Ямку. Она была широка и съ боковъ заросла травой. А посрединѣ въ наѣзженной колеѣ дороги лежалъ толстый слой мягкой свѣтлосѣрой пыли. Улица была обставлена деревянными домами, одноэтажными и двухъэтажными. Комитетъ построилъ большую часть этихъ домовъ и продавалъ ихъ рабочимъ съ разсрочкой платежа. Расчётъ состоялъ не столько въ томъ, чтобы дать населенію дешевыя жилища, сколько въ томъ, чтобы привязать его къ Ноксвилю, ибо пришельцы изъ Европы сохранили вкусъ къ передвиженію съ мѣста на мѣсто и отличались непостояннымъ характеромъ. Въ послѣдніе годы фабриканты и даже торговцы стали слѣдовать примѣру комитета, и постройка домовъ превратилась въ спекуляцію, которая грозила окончиться крахомъ.

Дома тоже напоминали русскую постройку. У дверей были такія же крылечки, и даже на окнахъ такія же зеленыя рѣшетчатыя ставни, какъ и въ любомъ русскомъ провинціальномъ городѣ. Другіе признаки, однако, говорили, что это городъ недавно созданный и до сихъ поръ наполовину искусственный, который только что начинаетъ пускать корни и укрѣпляться на своей почвѣ.

Дворовые участки не были огорожены. Мѣста, назначенныя подъ огороды, заросли бурьяномъ. Нигдѣ не было даже палисадниковъ или цвѣточныхъ клумбъ. Жители, набравшіеся сюда изъ бѣлорусскихъ и польскихъ мѣстечекъ, и на родинѣ не обращали вниманія на разведеніе зелени. Она росла себѣ сама подъ покровительствомъ Бога, весны и природы. Здѣсь они стали работать на фабрикахъ вмѣстѣ съ женами и дѣтьми, и во многихъ семьяхъ некому было сварить обѣда, не то что думать о разведеніи цвѣтовъ.

Зато прямо отъ черты города начинался первобытный кустарникъ, какого не было около Бытоміра, гдѣ ближайшіе лѣса были давно сведены.

Фабрики вытянулись одна за другой въ концѣ главной улицы городка. Ихъ было четыре, и онѣ помѣщались въ большихъ кирпичныхъ зданіяхъ, съ отдѣльными пристройками и оградой. Въ самомъ концѣ стоялъ заводъ, принадлежавшій благотворительному комитету и производившій двигательную силу, необходимую для фабрикъ. Комитетъ строилъ зданіе, окружалъ его оградой и снабжалъ необходимой двигательной силой. Все это доставалось предпринимателю безплатно, подъ условіемъ вложить въ предпріятіе извѣстный капиталъ и занимать на фабрикѣ въ теченіе года опредѣленный минимумъ рабочихъ.

Въ этихъ условіяхъ не было ничего необыкновеннаго. Желѣзнодорожныя компаніи, желающія раздуть какой-нибудь захолустный городокъ, и даже муниципальныя власти часто нанимаютъ капиталистовъ на сходныхъ условіяхъ.

Ноксвиль былъ окруженъ остатками такихъ городковъ, которые нѣкогда пробовали заводить фабрики и заводы и своевременно прогорѣли, пущенные въ трубу наемными спекуляторами. Въ пяти миляхъ на югъ по желѣзной дорогѣ лежала Мицпа, гдѣ въ настоящее время не было ни одного жителя и дома были въ развалинахъ; на западѣ были Гальбертонъ и Гебронъ, и на сѣверѣ Рига. Несмотря на свою юность, околотокъ, благодаря этимъ развалинамъ, получилъ историческій, даже археологическій характеръ. Одно время Ноксвилю грозила такая же участь, но благотворительный капиталъ былъ достаточно великъ, и теперь русско-еврейскій городокъ окончательно пустилъ корни.

Вначалѣ, несмотря на выгодность условій, комитету трудно было находить подходящихъ капиталистовъ. Особенно не нравилось предпринимателямъ обязательство имѣть на фабрикѣ минимумъ рабочихъ, что придавало предпріятіямъ невольную устойчивость и лишало ихъ возможности внезапныхъ превращеній, какія въ такомъ ходу среди американскихъ спекуляторовъ.

На главной фабрикѣ городка въ теченіе десяти лѣтъ перемѣнились четыре предпринимателя. Капиталисты по временамъ прямо капризничали, какъ дѣти, и угрожали правленію уходомъ по каждому поводу. Особенно нервно они относились къ малѣйшей попыткѣ рабочихъ проявить самостоятельность, и въ Ноксвилѣ до сихъ поръ не было ни одного юніона, такъ что это русско-еврейское мѣстечко составляло своего рода островъ въ странѣ, покрытой густою сѣтью всевозможныхъ организацій. Впрочемъ, въ послѣдніе годы фабрики стали приносить такой хорошій доходъ, что нервничанье для капиталистовъ стало невыгодно, и двое фабрикантовъ, дѣла которыхъ шли особенно хорошо, съ нетерпѣніемъ ожидали условнаго пятнадцатилѣтняго срока, когда фабрика должна была перейти въ ихъ полную собственность и всякая связь между ними и комитетомъ должна была прекратиться.