Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ шестой. За океаномъ [Старая орфография]

Въ квартирахъ здѣсь было больше простора, столъ болѣе походилъ на русскій. Природа была проще и растрепаннѣе, а главное не было того неисчислимаго множества трамваевъ, снующихъ взадъ и впередъ, отелей съ музыкой и ресторановъ «съ загороднымъ гуляньемъ», которые такъ отравляютъ жизнь повсюду, гдѣ собирается американская дачная толпа.

Ноксвильскіе фермеры успѣли создать для своихъ дачниковъ новое русско-американское имя «плежурникъ», составленное изъ англійскаго слова pleasure (удовольствіе) съ русскимъ окончаніемъ.

Однако большая часть людей, наполнявшихъ столовую доктора, не принадлежала къ плежурникамъ. Сегодня была годовщина пріѣзда въ Америку самой старой группы русскихъ интеллигентныхъ переселенцевъ, и на этотъ разъ они съѣхались праздновать ее въ Ноксвиль, ибо докторъ Харбинъ былъ деканомъ и, быть можетъ, наиболѣе уважаемымъ членомъ группы. Гости пріѣхали по желѣзной дорогѣ вчера вечеромъ и почти всѣ расположились въ домѣ доктора, а также въ большомъ домѣ, стоявшемъ почти рядомъ, гдѣ жили родители жены его брата. Несмотря на ранній часъ, почти вся компанія была въ сборѣ и, сидя за столомъ, пила чай. Мѣсто самовара занималъ цилиндрическій сосудъ съ краномъ, сдѣланный изъ жести и болѣе всего похожій на ведро съ квасомъ. Туда наливали кипятокъ, вскипятивъ его въ чайникахъ. Кипятить воду на американской кухонной печи было гораздо легче, чѣмъ возиться съ приготовленіемъ углей, необходимыхъ для настоящаго самовара.

Младшаго Харбина не было дома. Онъ былъ странствующимъ агентомъ большой компаніи, продававшей сѣмена какой-то усовершенствованной резеды, и почти постоянно разъѣзжалъ по окрестнымъ деревнямъ. Кромѣ того, онъ распространялъ усовершенствованные ножи для разрѣзыванія сыровъ, мыльный порошокъ и галстуки съ механически защелкивающимся бантомъ. Въ Америкѣ самыя странныя новинки нерѣдко дѣлаютъ карьеру, и изъ резеды, сыра и галстуковъ Павелъ Харбинъ успѣвалъ извлекать себѣ средства къ существованію, «дѣлалъ жизнь», какъ говорятъ въ Америкѣ. Зато его почти никогда не было дома.

Жена его, безцвѣтная блондинка, въ сѣромъ холстинковомъ платьѣ, съ сѣрыми глазами и волосами, сидѣла у жестяного ведра и разливала чай. Съ перваго взгляда на нее можно было подумать, что она страдаетъ тайною и неизлѣчимою болѣзнью, потомъ впечатлѣніе сглаживалось, но все же оставалось. Ближе всего она выглядѣла такъ, какъ будто въ прошлую ночь ей приснился тяжелый сонъ, и она до сихъ поръ еще не успѣла окончательно опомниться отъ бремени. Она не отказывалась ни отъ какой работы и съ утра до вечера была чѣмъ-нибудь занята, но движенія ея были такъ медленны, что изъ ея работы было немного проку. Въ компаніи, собравшейся у чайнаго стола, было три доктора, и всѣ они были разнаго мнѣнія объ ея сонной меланхоліи. Докторъ Харбинъ утверждалъ, что въ ея жилахъ мало красныхъ шариковъ, и серьезно, но безуспѣшно уговаривалъ ее пить теплую кроличью кровь. Докторъ Бугаевскій утверждалъ, что она загипнотизирована патеромъ католической церкви въ сосѣднемъ городкѣ Жуанвилѣ и безсознательно готовится перейти въ католичество. Церковь была построена на ирландскія деньги, большая часть прихожанъ были поляки и словаки, а патеръ былъ итальянецъ, но его англійское краснорѣчіе было рѣзкаго и обличительнаго свойства, и нѣсколько женщинъ даже изъ іудейскаго Ноксвиля ѣздили за пятнадцать миль послушать новаго Савонаролу. Докторъ Паклинъ безъ обиняковъ утверждалъ, что Фанни Ильинишна страдаетъ глистами.

Бориса Харбина тоже почти не было дома. Правда, раза три онъ появлялся на порогѣ комнаты, собираясь выпить стаканъ чаю, но тотчасъ же въ дверяхъ аптеки раздавался звонъ, свидѣтельствовавшій о появленіи новаго паціента, и онъ немедленно исчезалъ съ поля зрѣнія.

Докторъ Паклинъ былъ миніатюрный и немного горбатый человѣчекъ, съ коротенькими ножками и несоразмѣрно длинными руками. Его усадили на самый высокій стулъ, и ноги его болтались въ пространствѣ подъ столомъ и, несмотря на всѣ усилія, никакъ не могли достать до твердой земли. Иногда ему казалось, что тамъ внизу какая-то неизмѣримо глубокая бездна и что стулъ его поставленъ на узкую вершину высокаго и крутого утеса. Зато верхняя половина его туловища возвышалась, какъ слѣдуетъ, надъ столомъ, и его длинныя руки съ цѣпкими пальцами могли свободно передвигать стаканы, намазывать масло на хлѣбъ и больше всего жестикулировать.

— Да! — сказалъ докторъ Паклинъ, отодвигая свой стаканъ и вытирая бумажной салфеткой мокрое пятно отъ блюдечка. — Десять лѣтъ тому назадъ, въ этотъ самый день мы праздновали такой же праздникъ, только не въ Ноксвилѣ, конечно, а тамъ далеко, въ Миссури, — онъ произнесъ по-американски, — въ Мызуры, — такъ праздновали, что даже быка на волю отпустили!

Лицо человѣка, сидѣвшаго напротивъ него, сдѣлалось чрезвычайно внимательно. Имя его было Абрамовъ, а по-англійски Graham; за двадцать лѣтъ онъ успѣлъ превратиться изъ русскаго городского учителя въ американскаго беллетриста и даже составилъ себѣ довольно видное имя. Онъ былъ прекраснымъ собесѣдникомъ, ибо не только умѣлъ слушать, но и поощрять разговорчивость своего партнера умно поставленнымъ вопросомъ или восклицаніемъ.

— Да! — повторилъ Паклинъ. — Вы знаете, съ нами тогда Грей былъ, мы его еще Богочеловѣкомъ звали.

Грагамъ утвердительно кивнулъ головою. Пальцы его безсознательно зашевелились, какъ будто отыскивая карандашъ. Онъ много лѣтъ былъ репортеромъ большой Нью-Іоркской газеты, и привычка интервьюера сдѣлалась составною частью его существа.

— Онъ, знаете, уже большое имя имѣлъ, — продолжалъ Паклинъ: — основатель первой русской земледѣльческой колоніи въ Америкѣ. Написали мы ему: земля наша велика и обильна, пріѣзжайте, молъ, къ намъ въ гости… Видимъ, красавецъ, умница, большая борода, русая съ просѣдью, вдумчивые глаза, однимъ словомъ, апостолъ. Думаемъ, быть ему нашимъ перманентнымъ старостой, а онъ слышать не хочетъ. «Я, говоритъ, частица человѣчества, мнѣ нужно простую работу!»

«Такая золотая душа, съ утра до вечера въ огородѣ копается. Намъ между тѣмъ нужно было купить быка на племя. Думаемъ, кого послать, — надуютъ подлецы, еще яловую корову всучатъ. Попросимъ Грея, у него опытъ есть. Грей подумалъ и поѣхалъ. Черезъ день является назадъ, и видимъ, за шарабаномъ привязанъ огромный сивый быкъ. Рога — хоть на охотничью выставку посылай, великолѣпныя стати, однимъ словомъ, чудовище. Спрашиваемъ, сколько заплатилъ? — Сорокъ пять долларовъ; только на пять долларовъ дороже обыкновеннаго. Отпустили мы быка въ стадо, прошелъ день и два, видимъ, наши коровы что-то скучныя ходятъ, а потомъ даже стали онѣ бодать этого быка. Совсѣмъ маленькая коровка такъ прямо нападаетъ на него, и рогами въ бокъ, а быкъ бѣжать. Сознаетъ, стало быть, что виноватъ передъ коровами. Думаемъ, не ладно дѣло; стали мы присматриваться къ быку и видимъ, что онъ, пожалуй, постарше самого Грея, и даже кожа вся въ морщинахъ, и шерсть сивая не отъ природы, а отъ старости, однимъ словомъ, Маѳусаилъ бычачьяго племени. А тутъ какъ разъ годовщина подошла. Собрались мы на общую сходку. Насъ, знаете, чуть не сто человѣкъ было, выпили тоже немножко. Я поднялъ вопросъ; зачѣмъ мучить бѣдное животное? Слѣдуетъ отпустить его хотя на старости лѣтъ на волю. Грей сейчасъ взлѣзъ на столъ и произнесъ рѣчь о стихійномъ братствѣ жизни. И знаете, по-моему, это была лучшая изъ его рѣчей. — „Каждый изъ насъ, говоритъ, вмѣщаетъ въ себѣ тысячу жизней. Цѣль мірозданія — любовь. Я ощущаю единеніе съ ритмомъ массовой жизни и стремлюсь потонуть въ ея творческой, свѣтлой и великой гармоніи!..“ Откуда у него бралось? Всѣхъ онъ тварей перебралъ, не то что коровъ и быковъ, а добрался до муравьевъ и пчелъ, не хуже нынѣшняго Метерлинка. Совсѣмъ онъ насъ тогда съ ума свелъ. Кажется, замычи этотъ быкъ, мы бы тотчасъ же замычали вмѣстѣ съ нимъ. Ну, конечно, тотчасъ же единогласно рѣшили отпустить быка на волю, довольно онъ поработалъ на пользу человѣческаго и коровьяго рода…