Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы [Старая орфография]

Мясной трестъ хотѣлъ сдѣлать довольно серьезное покушеніе именно на это драгоцѣнное пріобрѣтеніе американской сытости. Населеніе Нижняго города заволновалось. Застрѣльщиками явились рѣзники, которые сразу очутились между двухъ огней. Трестъ поднялъ цѣны, а покупатели не хотѣли и слышать ни о какихъ прибавкахъ. Кромѣ того, трестъ открывалъ множество мелкихъ рынковъ во всѣхъ концахъ города и явно старался превратить независимыхъ торговцевъ въ своихъ кліентовъ и приказчиковъ. Это была борьба крупной и мелкой промышленности… Рѣзники рѣшили составить синдикатъ и созвали профессіональный митингъ, на который сошлось полторы тысячи участниковъ. Американскія газеты отмѣтили съ удивленіемъ это число, ибо никто не предполагалъ, что въ Нью-Іоркѣ такое множество каширныхъ мясниковъ. Митингъ отличался бурнымъ характеромъ и призывалъ публику къ совмѣстной борьбѣ, но на другой день трестъ сдѣлалъ широкія техническія уступки и сразу привлекъ мясниковъ на свою сторону. Евреи, какъ извѣстно, не ѣдятъ многихъ частей мяса, и рѣзники передаютъ ихъ въ христіанскія лавки. Трестъ сдѣлалъ рѣзникамъ рядъ льготъ по пріему этихъ запретныхъ частей. Зато они обязались сразу поднять цѣны до того же уровня, на какомъ ихъ уже держали каширные мясные рынки треста. На другой день къ вечеру всѣ газеты уже были полны подробныхъ описаній «великой измѣны» рѣзниковъ. Терпѣніе американской публики вообще короче, чѣмъ въ Европѣ, а тутъ вдобавокъ было слишкомъ очевидное предательство. Еврейское населеніе «Дантана», Нижняго города, рѣшило отказаться отъ употребленія мяса впредь до пониженія дѣнь.

Въ теченіе двадцати четырехъ часовъ во всѣхъ углахъ огромнаго человѣческаго улья, который занимаетъ восточную половину нижней части города, основались десятки обществъ мясныхъ абстинентовъ. Они питались яйцами, молокомъ, консервами, дѣлая кстати экономію на топливѣ. Лавки холодныхъ закусокъ торговали нарасхватъ, и хозяева ихъ были самыми ревностными застрѣльщиками новаго движенія. Мясная торговля совершенно упала. Не довольствуясь этимъ, женщины многихъ околотковъ составили свои комитеты и объявили полный бойкотъ мясныхъ лавокъ. Онѣ взялись за дѣло съ чисто женской рѣшительностью. Около дверей каждой лавки былъ поставленъ женскій пикетъ, который имѣлъ цѣлью не допускать покупателей. Теоретически пикеты должны были дѣйствовать убѣжденіемъ, но на практикѣ двумъ-тремъ любительницамъ мяса вымазали лицо печенкой, а потомъ заставили мясника вернуть деньги назадъ. На другой день въ разныхъ концахъ города около десятка лавокъ было разгромлено. Въ разныхъ мѣстахъ женская стража, наскучивъ стоять на улицѣ, прямо запирала лавки и отсылала торговцевъ домой.

Послѣ этого борьба затянулась. Мясной трестъ пользовался такой всеобщей ненавистью, что даже самыя реакціонныя газеты были на сторонѣ «дантанскихъ» бабъ, производившихъ новомодные еврейскіе безпорядки. Въ Америкѣ вообще приходится считаться съ мелкой публикой, особенно когда она является покупательной силой. Въ Ирландскомъ кварталѣ громко говорили, что они возьмутся за своихъ мясниковъ по тому же самому рецепту. Въ концѣ концовъ съ запада прибыли новыя партіи скота, и заправилы треста устроили «грѣхъ пополамъ» и взяли назадъ половину своей прибавки. Болѣе дешевые сорта мяса почти вернулись къ прежнему уровню цѣнъ. Такимъ образомъ, споръ о мясной прижимкѣ разрѣшился въ ничью.

Мясная война сопровождалась, разумѣется, самой оживленной агитаціей. Въ центрѣ еврейскаго квартала есть скверъ Сюардъ, на которомъ, впрочемъ, въ то время не было ни одного дерева. Это былъ, такъ сказать, садъ будущаго, ибо уже десять лѣтъ тому назадъ дума проектировала развести на немъ зелень. Текущей весной одинъ уголъ площади былъ наконецъ загороженъ, вымощенъ асфальтомъ и засаженъ березовыми хлыстами, которые прекрасно принялись на почвѣ, тучно удобренной отбросами окружающей бѣдноты. Но во время мясной войны на площади Сюардъ не было ничего, кромѣ пыли и кухонныхъ остатковъ. Это было самое зловонное мѣсто во всемъ гетто, и жители, склонные къ остроумію и прозвавшіе прилегающія улицы Свинымъ Рынкомъ, называли площадь — скверъ Сюэръ (Sewer), что значитъ сточная канава.

Впрочемъ, въ разныхъ мѣстахъ площади стояли зеленыя скамьи, предназначенныя для будущаго сада, въ одномъ углу было отгорожено мѣсто для школьной игры въ мячъ; въ другомъ возвышалась эстрада, на которой по субботамъ игралъ оркестръ. Публика усердно посѣщала это странное гулянье, сидѣла на зеленыхъ скамьяхъ, слушала музыку, которая сплошь и рядомъ разыгрывала русскія и малорусскія пьесы. Быть можетъ, ей мерещились деревья будущаго, которыя по проекту должны были улучшать густую и душную пелену, висѣвшую надъ сточной канавой, и вливать въ нее струю свѣжаго кислорода. Это былъ одинъ изъ культурныхъ самообмановъ, на которые такъ податлива городская бѣдность, не избалованная щедротами исторіи и благодарная даже за зелень на деревянной скамьѣ.

Мясная война нарушила эту сточную идиллію по крайней мѣрѣ на одинъ вечеръ. На площади Сюардъ собрался многочисленный митингъ, на который сошлись жители всего околотка на милю въ окружности. Зеленыя скамейки были убраны, но всѣмъ не хватило мѣста, хотя публика стояла плечомъ къ плечу, какъ въ церкви или въ процессіи. Музыкальная эстрада превратилась въ трибуну, съ которой популярные ораторы наперерывъ обличали жадный трестъ и вѣроломный синдикатъ.

Я, впрочемъ, опоздалъ и, не дерзая пробиваться впередъ сквозь эту человѣческую кашу, остановился въ одномъ изъ переулковъ, выводившихъ на сточную канаву. Здѣсь былъ свой митингъ и особый проповѣдникъ. Это былъ поборникъ вегетаріанской идеи, который очень краснорѣчиво доказывалъ слушателямъ, что любовь къ мясу — предразсудокъ и что пища, единственно достойная американскаго гражданина, состоитъ изъ хлѣба и плодовъ.

Публика слушала съ равнодушнымъ неодобреніемъ. Эти люди вступили въ мясную войну не съ вегетаріанской точки зрѣнія.

— Лучшая пища есть зерно и плоды, — настаивалъ ораторъ, — поэтому на зло мясному тресту покупайте Церо-Фрутто, это — жизнь зерна, лѣкарство природы, укрѣпитель тѣла, политура крови, источникъ золотоносныхъ мыслей, избранная, лучшая въ мірѣ, научная, совсѣмъ готовая, предусвояемая пища…

— Гу-гу! — заухала публика.

Это былъ одинъ изъ агентовъ безцеремонной рекламы, которая старалась по головамъ мясной войны вывезти на показъ публикѣ «научно-приготовленные» зерновые препараты, впрочемъ, пригодные скорѣе для куръ, чѣмъ для людей.

— Та, щожь! — сказалъ рядомъ со мной знакомый голосъ. — И то правда… Здравствуйте, добрый человѣкъ!..

Я поспѣшно обернулся. Кончакъ стоялъ передо мной и протягивалъ мнѣ руку. Она была выпачкана въ сажѣ, и весь онъ выглядѣлъ такъ, какъ будто его только что вытащили изъ угольной ямы или изъ трубы.